ГЕНИЙ И ВЕЛИКИЙ ТРУЖЕНИК МАЭСТРО КОЧАР

В МУЗЕЕ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА В ЕРЕВАНЕ ОДНО ИЗ ЛУЧШИХ живописных полотен Кочара - "Ужасы войны". Огромное панно написано невероятно быстро. Образ картины был подобен пророческому откровению. В изображении ужасов войны проявилось "новое" качество войны. Не война, но бессмысленная жестокость, насилие, вседозволенность, развязывающая руки силам зла, возведенная в принцип: "Я силен, значит, все в моей власти", - тотальная безнравственность, ставшая традицией нашего мира. Изобразительный язык картины - язык деформации, сверхэкспрессии. Разорвать спокойствие зрителя, заставить напряженно мыслить. "Ужасы войны" - картина-предупреждение, символ апокалипсиса цивилизации, протест против уничтожения культуры и человечества.

Сейчас смотреть в "зеркало" этого панно страшно. Великий художник - всегда пророк. Художник XX века - пророк вдвойне. Он кричит и предупреждает, но его не слышат, не понимают, не хотят знать. Великий трагический пророк и ясновидец нашего времени был одновременно наивным юношей, влюбленным в жизнь, и самоироничным наблюдателем.

Свое неповторимое слово сказал Кочар и в области книжного оформления, и в сценографии. Он любил театр, ему нравилось работать в его напряженной изменчивой атмосфере, участвовать в создании новых образов в пространственном решении спектакля, присутствовать при возникновении особого, непредвиденного мира. Кочар удивлялся могуществу театра, его великой чудотворной магии и преклонялся перед такими мастерами, как В.Аджемян, В.Папазян, Г.Нерсесян...

Он был замечательным собеседником и на редкость точным в своей необузданной образности. Маэстро (так любовно называли его) никогда не говорил менторским тоном. К нему применимы слова Горького: "...в искусстве надо очень много знать, чтобы иметь право осторожно советовать".

Кочар не пропускал ни одного вернисажа. Особенно внимателен был к молодым скульпторам. Сосредоточенно, молчаливо рассматривал их работы. Он заходил сзади, обходил вокруг, смотрел сбоку, приседал и даже заглядывал снизу. Так мог смотреть только мастер, сам владеющий высоким ремеслом, на работу другого мастера. Такое внимание дается высокой культурой, напряжением ума и сердца.

ЕЩЕ ПРИ ЖИЗНИ ВОКРУГ КОЧАРА СТАЛА СКЛАДЫВАТЬСЯ АТМОСФЕРА ЛЕГЕНДАРНОСТИ. Его стремление окружать себя людьми, в особенности молодежью, восхищало всех. Вокруг него толпились люди всех чинов и званий. И без чинов и без званий. Он словно формировал вокруг себя климат. И все, как к магниту, устремлялись к нему, становясь постоянной орбитой, потому что вокруг него был светлый уют мудрости, нежной иронии, щедрости души. И было ощущение, что эти люди становились талантливее от соприкосновения с ним. Каждый открывал в себе какие-то удивительные новые качества, о которых даже не подозревал до общения с этим неповторимым человеком. Изречения Кочара передавались из уст в уста. Так действовал его талант, и в лучшие свои минуты Кочар было полон истинного величия.

На первый взгляд наиболее сосредоточенный и скрытый в себе, он внезапно озарял собеседников поразительными по смелости парадоксальными замечаниями и так же внезапно замолкал. Он говорил редко, но с убийственной точностью и восхитительной образностью. Очевидно, именно это качество маэстро имел в виду замечательный прозаик Рафаэль Арамян, заметивший однажды Кочару: "Если бы Вы, маэстро, не были выдающимся скульптором и живописцем, из вас вышел бы отличный писатель..." Но нам достаточно и того, что Ерванд Кочар действительно был подлинным художником-новатором, которые рождаются, может быть, раз в столетие.

Кочар был одним из тех немногих людей, в присутствии которых жалеешь, что рядом нет магнитофона. Почти каждое его слово таило в себе нечто яркое и полное смысла. Какое-то время мне удавалось заносить в свой блокнотик некоторые мысли маэстро. Но длилось это до тех пор, пока он это не заметил. Он рассвирепел не на шутку и пригрозил, что, если подобное повторится еще раз, он пустит в ход свою трость. А то, что это так и будет, у меня не оставалось сомнений. Бесконечно жаль, что его устные рассказы, реплики, экспромтом возникавшие в беседе, остались лишь в памяти слушавших. Какая это была бы умная книга!

Деликатный, уступчивый маэстро был решительно неумолим с теми, кто вызывал в нем раздражение. Однажды на выставке в Музее современного искусства я задержалась у натюрморта известного художника и вдруг затылком ощутила его сверлящий стальной взгляд.

- Тебе нравится этот натюрморт? Посмотри, что за овощи! Они ведь ядовитые? Коварство искусства в том, что в нем невозможно скрыть свою сущность! Все "плавает" на поверхности...

Я так растерялась от его натиска, что уже не понимаю, где у меня сердце, похоже, где-то возле ушей, потому что там что-то колотится и гудит. Кочар слегка наклонился и потому глядит на меня снизу, но глаз у него зоркий. Внимательный. Он всматривается с любопытством - жадным, серьезным. Его суровый голос скрывает иронию.

- Вероятнее всего, тебе и этот образ нравится? - продолжает маэстро, и слова скатываются с языка, отточенные и веские, как камешки с морского побережья. - Что же тебе нравится в этом образе? Желтый - цвет осени? Зеленый - цвет весны или вот этот ослик - символ вечности? - наступает он, подвергая меня гипнотизирующему воздействию своих неумолимо суровых глаз, - разве ты не чувствуешь, что образ ложный, что в нем есть слащавая красивость, что он жеманный и в общем пошловатый?

Сегодня я понимаю, что маэстро пытался мне внушить, что сила картины не только в ее образной наглядности, но и главным образом в значительности мысли и глубине переживания. Но тогда я искренне не понимала, чем вызвала его гнев: ведь я молча рассматривала работы, не выражая ни восторга, ни особого интереса.

Сегодня, вспоминая уроки Кочара, я выражаю благодарность своему кумиру, обогатившему мое представление о неисчерпаемом и неистребимом мире под названием искусство.

КОЧАР УМЕР В ЯНВАРЕ 1979 ГОДА. О НЕМ НАПИСАНО МНОЖЕСТВО исследований, статей, воспоминаний. Но вот в чем парадокс. Когда Томас Манн, например, пишет о Ницше, он не только владеет предметом, он пишет с равного уровня сознания, т.е. с того же духовного и интеллектуального уровня. Сквозь Кочара прошли все эпохи, все "измы", все поля нашего столетия, и осмысливать его творчество следует из той же точки, в которой он находился сам. А это очень трудно. Так, например, художественному сознанию Кочара свойственна как мифологическая, так и остро историческая образность. Актуальнейшая идея оживает подчас через архаическую мифологию, культурную историю. Сама пульсация "распада" и "возрождения", память всего, что было, и готовность все начать с начала ставит в тупик многопространственным мышлением.

Художественный опыт XX века сложен и настойчиво требует от зрителей и читателей усилия для знания. "Я не ищу - я нахожу", - говорил Кочар. Эти черты остались до конца одной из характеристик психологии его творчества. Гений от рождения, великий труженик в жизни. Человек перед лицом Совести. Таков Ерванд Кочар.