ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ДРУЗЕЙ

В музее Арутюна Галенца прошел вечер, посвященный дружбе художника Арутюна Галенца и известного литературоведа, академика Левона Мкртчяна. Помимо постоянных гостей музея в нем приняли участие студенты филфака Российско-Армянского (Славянского) университета (РАУ), преподаватели и завкафедрой мировой литературы этого вуза Лилит Меликсетян. Вечер, который вела руководитель мемориального кабинета Л.Мкртчяна в РАУ Карине Саакянц, был построен на книге Левона Мкртчяна "Арутюн Галенц. Каким я его знал".

НАЧАЛАСЬ ДРУЖБА ЭТИХ ДВУХ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ С ПОДАЧИ ИЛЬИ ЭРЕНБУРГА. Маститый писатель, видевший картины Галенца в Москве и нашедший много смелого и интересного в его работах, хотел побывать в мастерской художника. Лаборант кафедры русского языка ЕГУ Левон Мкртчян, которому он сказал об этом, Галенца не знал, что очень удивило писателя. Познакомились они, когда провожали вылетавшего в Москву Эренбурга. С тех пор молодой филолог стал частым гостем в доме художника. "Я не был ни любителем, ни знатоком живописи. И тем не менее один раз увидев работы Галенца, остро почувствовал их силу".

Каким же увидел Левон Мкртчян Арутюна Галенца? "Во всем облике и окружении Галенца было что-то праздничное и что-то трагичное. В его глазах - очень выразительных - всегда жили радость и печаль, глубокая, какая-то изначальная. Галенц был щедро талантлив и словно специально создан для того, чтобы радоваться и радовать людей. А жизнь была трудной. Галенц жаждал гармонии, а его раздирали противоречия. Если что-то его огорчало, он горячо спорил, возмущался. На доводы отвечал еще более сильным возмущением. В такие минуты с ним было тяжело. Порой мне казалось, что он хочет спора, что ему надо "выкипеть", чтобы успокоиться и начать работать".

В те годы власти республики от искусства относились к Галенцу, мягко говоря, с прохладцей. Андрей Тарковский, побывавший в мастерской уже после смерти художника, заключил: "Больно, что он умер, странно, что он жил. Таких художников, как Галенц, бездарности держат в тени. Для государства они не опасны".

Первая персональная выставка Галенца в Ереване состоялась в октябре 1962 года, через 16 лет после переезда художника в Армению. Месяц выставки стал месяцем триумфального утверждения Галенца: годом ранее выставка художника была запрещена.

Левон Мкртчян, а он был непосредственным участником тех событий, пишет, что поводом к запрету стал рисунок Галенца для пригласительного билета - милейший ослик. Цензор разрешил печатать только текст. Мкртчян же, невзирая на запрет, отнес в типографию и рисунок, приложив его оттиск к тексту вместе с печатью цензора. Когда пригласительные были уже распространены, а до открытия выставки оставалось дня два, Мкртчяна вызвали к ректору ЕГУ. Он был не на шутку рассержен тем, что какой-то лаборант от имени университета опубликовал пригласительные билеты с ослом. Кто-то донес в ЦК, будто Галенц говорил, что "нарисованный им осел - это власти Армении, а роза, на которую он косится, - обласканные властью искусствоведы, ничего не понимающие в искусстве". ЦК партии требовал разобраться в случившемся. Удержаться тогда в университете Мкртчяну помог Александр Дымшиц, высоко ценивший творчество Галенца. Будущий академик срочно вылетел в Москву, и Дымшиц тут же вписал в верстку своей статьи абзац о том, что во Франции он вспомнил идущие от жизни прекрасные работы Галенца. Нескольких слов Дымшица и Эренбурга оказалось достаточно - скандал замяли. А спустя год открылась выставка.

ГАЛЕНЦ НИКОГДА НЕ ЛЬСТИЛ ОРИГИНАЛУ. "ОДНАЖДЫ, - ВСПОМИНАЕТ МКРТЧЯН, - он рисовал портрет знакомого из Сирии. Портрет закончен, но Галенцу что-то не нравится. Он всматривается в холст и вдруг берет кисть и замазывает один глаз вместе со стеклом очков. Лицо приобретает совершенно другое выражение, словно под замазанным глазом кроется другая сущность этого человека. "Что ты сделал?" - недоволен NN. "Холст небольшой, было повторение - два одинаковых глаза", - отвечает Галенц. Когда NN уходит, Галенц говорит, что в Сирии NN был другим человеком, что это двойственный человек".

А вот еще один эпизод, ярко характеризующий художника. Однажды в ЦК Компартии Армении пригласили человек 30 художников. Секретарь ЦК по идеологии спрашивает, что надо сделать, чтобы живопись в Армении достигла еще больших успехов. Галенц встает: "Надо, чтобы вас не было". И еще другой эпизод, не менее знаковый. Секретарь ЦК Компартии Армении, бывший полковник КГБ, пригласил Галенца, чтобы разобраться с письмом, отправленным художником зарубежному адресату и, конечно же, перехваченным спецслужбами. Секретарь говорит, что хочет помочь, что, если есть какие-то вопросы, он их решит. При этом он достает письмо, то самое, которое Галенц послал за рубеж, и читает из него выдержки. Галенц не может понять, что происходит. Он удивлен, он возмущен, он говорит секретарю ЦК: "Это же большой позор - читать письма, которые вам не адресованы".

У Галенцев всегда было много гостей. Эту традицию родительского дома свято соблюдает сегодня и Саро Галенц. К нему в музей, как и в дом родителей, приходят посмотреть картины, посидеть, поговорить. В доме у Галенцев Левон Мкртчян познакомился с Андраником Царукяном, зарубежным армянским писателем, другом Галенца по Бейрутскому приюту для сирот. Галенц - один из героев книги Царукяна "Люди без детства..." Галенц любил слушать стихи и особенно "Книгу скорбных песнопений" Нарекаци, которую часто читала вслух Армине. По словам Мкртчяна, он стал заниматься Нарекаци и способствовал изданию "Книги..." на русском языке благодаря Галенцам.

Левон Мкртычевич не раз по просьбе художника писал письма. "Он говорил, о чем надо писать, а мне следовало изложить это по-русски. Прежде чем подписать письмо, Галенц просил перевести ему каждую фразу, каждое слово на армянский язык. По мере того как я переводил, он мрачнел: "Ты же любишь поэзию, знаешь стихи, а письмо написать не можешь. Ты пишешь так, словно совсем не чувствуешь красоты, словно не уважаешь человека, которому пишешь... Галенц хотел, чтобы письма, как и его полотна, были яркими. Он требовал, чтобы я исправлял написанное эпитетами - самыми броскими, самыми красочными Я боялся быть сентиментальным и писал сдержанно. Ведь сам Галенц никогда не был сентиментальным. Его бросающаяся в глаза яркость скупа, иногда скупа до конспективности".

НА ПОРТРЕТЕ МАЙИ ПЛИСЕЦКОЙ ГЕРОИНЯ ПЕРЕСЕКАЕТ ПРОСТРАНСТВО холста по диагонали, и это усиливает впечатление устремленности, почти полета. Представленная в экспозиции персональной выставки Галенца в Москве работа очень понравилась балерине. Когда Мкртчян попросил ее написать несколько слов о художнике, она сразу же согласилась: "С удовольствием приму участие в книге о Галенце, которого чрезвычайно высоко ценю". Сам Галенц говорил так: "Я видел ее в кино, видел в Большом театре. Она меня поразила. Я хочу изобразить на холсте ее движения, ее танец. Но вместе с тем я не стану писать танцующую Плисецкую. Танец, движения надо изображать как-то иначе".

В июле 1962 года в журнале "Советское искусство" была опубликована статья Ильи Эренбурга об Арутюне Галенце. "Мне нравится в работах Галенца его возможность связать разрозненные части пейзажа, найти цвет там, где он выеден неистовым солнцем, нравится живописность, и я верю, что Галенц будет расти. Если он смог работать в трудное время, не уступить, не отступиться от искусства, то значит есть в нем душевная сила художника". В том же году, но уже в октябре в журнале "Литература и жизнь" была опубликована статья Дымшица "Удивительный Галенц". "В маленьком домике на окраине Еревана живет большой художник - Арутюн Галенц... В стране Мартироса Сарьяна это одна из крупнейших звезд. Он ярок и разнообразен. Портреты, пейзажи, натюрморты - Галенц во всем неповторим и самобытен. Он всегда в поисках средств выразительности, служащих познанию мира и человека".

Стихотворение Александра Гитовича, посвященное Галенцу, было опубликовано в журнале "Звезда": "Так будет до самого марта,/ Я сплю среди зимних ночей, /А горы Гарни и Гегарда/ Стоят у постели моей./ И верю я верой младенца,/ Что это основа основ,/ Которую гений Галенца/ мне создал из красок и снов". "Я приехал в Армению, чтобы познакомиться ближе с ее поэзией, - писал монгольский поэт и переводчик Цэдэндорж. - В мастерской Галенца я понял армянскую поэзию". Семен Липкин о Галенце: "Среди миров, открытых давно и еще не открытых, есть мир Галенца. Этот мир прекрасен не только потому, что он живой, но и потому, что открывает каждому из нас мир нашей души. Армения выразила себя в Галенце, а Галенц выразил себя в нас, и мы стали Арменией, а Армения нами, работы же Галенца - людской гордостью, утверждением человека".

"В поэзии легче выразить свои чувства, - размышлял Галенц. - "Я дам тебе солнце, дам вселенную, моя дорогая..." В живописи этого не скажешь... Знаешь, если я создам три картины, о которых мечтаю, этого вполне будет достаточно". Он всегда был очень требователен к себе, к своему творчеству.

...Без малого 50 лет минуло со дня смерти Арутюна Галенца. Многих из тех, кто знал его, уже нет в живых. Нынешнее поколение, да и те, кто постарше, знают картины Галенца, но не представляют, что это был за человек. Вечер в музее открыл нам Галенца - человека. Личность неординарную, самобытную, я бы даже сказала - уникальную.