ПРОСТРАНСТВО АНАТОЛИЯ ГРИГОРЯНА

Всегда полезно побывать в мастерской художника, даже если хорошо знаешь его работы. Именно в мастерской можно почувствовать душу художника и приблизиться к пониманию его искусства. Здесь он открывается как-то по-новому. Испытать это пришлось и мне у Анатолия Григоряна. Сюда, в мастерскую на ереванской улице Касьяна, он въехал в 80-е годы и уже давно зарядил ее уникальной творческой энергией. Прекрасный живописец и педагог, исследователь тайн и законов профессии, он обладает на редкость мощным зарядом жизнелюбия и жизнестойкости.

НО В ДЕНЬ НАШЕЙ ВСТРЕЧИ У АНАТОЛИЯ БЫЛ НЕСКОЛЬКО УТОМЛЕННЫЙ ВИД, хотя он еще не начал работу. Ни одной картины не висело в мастерской: все они стояли "спиной" к нам, прислоненные к стене. Он объяснил, что эти полотна вернулись в мастерскую после закрытия выставки в Академии художеств. Все они (более 25 полотен) созданы в последние два года. Только на мольберте ярко сияла одна из камерных картин, которая заворожила сразу, как только ее увидела.

Откуда явилась художнику эта девушка с ястребиным прыжком? Из легенды, из собственных вольных мыслей, из Чаренца? И что означает мелькнувший в резком движении профиль "Кармен"? Может, художник с высоты своих лет вызывает в памяти события и впечатления своей юности и волей-неволей видит их теперь сквозь призму прожитых лет и накопленного опыта? А может, ему привиделся необычный образ музы? Все может быть: картины Анатолия не сразу раскрывают все свои загадки.

Анатолий посмеивается над моей дотошностью, над попыткой найти ответы. С его точки зрения искусство плохо уживается с педантизмом. Из педантичных знаний, из, как он выражается, "засорения памяти" рождается бесплодное теоретизирование, что для художника просто вредно. "Может быть, это нужно вам, пишущим об искусстве, хотя я не совсем понимаю зачем. Ведь теоретизирование - скучное занятие, а искусство - оно живое".

Искусство Анатолия Григоряна действительно живое. С глубоким чувством, без модничания и без фальши он занимается своей профессией. Это драгоценное качество, которое в нем глубоко укоренено и ставит его в разряд лучших художников своего времени.

Одухотворенный живописец, он дает волю изысканнейшим художественным инстинктам. Его рисунок подчас слишком изобретателен, слишком красив. Его фантазии дурманят. Можно понять, какое биологическое чувство красоты томится в глубоких недрах его души. И как далеко увело бы это наваждение красоты, не стань на его путь суровая дисциплина и ясный разум.

Среди полотен последних лет выделяются "Реквием", который он посвятил памяти жертв Геноцида армян, "Вечер", "В саду", натюрморты, "Дворник в Батуми", "Сцена". Эти работы восхищают по цвету и письму: виден мощный порыв их линий и исключительная строгость цветовых отношений. В пространстве большого зала они будут восприниматься в полную меру своих достоинств. В последнее время художник вносит в свои композиции животных, птиц, что в общем-то не характерно для него. В этом тоже, кроме всего прочего, заключена неизменная святость отношения настоящего мастера к делу своей жизни, воплощена его живая душа с ее готовностью вобрать и претворить в художестве все, что случайно приносит ему жизнь. Вот почему его искусство подобно свежему ветру, и им, кажется, наполнены до краев все его работы.

АНАТОЛИЙ ГРИГОРЯН, БЫТЬ МОЖЕТ, В БОЛЬШЕЙ СТЕПЕНИ, ЧЕМ КТО-ЛИБО из его сверстников, обладает тем, что хотелось бы назвать поэтическим отношением к действительности, иначе говоря, умением видеть поэзию во всех явлениях жизни, самых простых, обыденных. Его поэзия рождается из лирического переживания, настолько глубокого и искреннего, что в ней исчезает и сгорает дотла все преходящее. Поэтическое мышление художника непрерывно росло, развивалось и изменялось.

Анатолий сложнее и значительнее, чем кажется даже близким его людям. У него четкое представление об искусстве как об истинной и бессмертной реальности, которая нередко оказывается мнимой, обманчивой и кажущейся. Отсюда же - непоколебимое равнодушие к социальной проблематике, всегда игравшей такую непоколебимую роль в нашем искусстве, особенно в советские годы.

Может показаться головокружительным натиск энергии, благодаря которой искусство Григоряна так стремительно вошло в художественную жизнь в середине 60-х годов. Но не следует забывать, что столь быстрому созреванию таланта художника во многом способствовала окружающая его среда. Он жил и творил в одно время с крупнейшими представителями армянского изобразительного искусства, с такими недоступными художественными вершинами, как Сарьян, Кочар, Ара Бекарян, Минас. Не они ли подхлестывали его неудержимое движение в искусстве? Не они ли обострили тонкую творческую интуицию живописца, чья индивидуальность начала формироваться рядом с талантливыми сверстниками - Робертом Элибекяном, Мартином Петросяном, Ара Ширазом и другими. Почитая, тщательно изучая огромный опыт старших мастеров, эти художники искали свои художественные откровения, новые формы и средства выражения.

Для нас в искусстве А.Григоряна важно то, что он ни разу не давал повода усомниться в абсолютной честности, ответственности каждого высказывания. Да, именно такие, совсем не искусствоведческие слова - серьезность, честность, ответственность - первыми приходят на ум, когда думаешь о работах Анатолия. И еще одно качество его искусства - правда высказывания. Она пробивалась сквозь все метафоры и гиперболы, сквозь все символы и знаки, пронизывала собой все самые условные, самые непривычные и неожиданные пластические фразы художника.

Уже в ранних произведениях проявился незаурядный живописный темперамент А.Григоряна, замешанный прежде всего на его живом и горячем чувстве. В ранних картинах, как и во всем том, что вышло из-под его кисти в дальнейшем, зрителя восхищают чувство современности, солнца и света, способность изумляться красоте жизни и воплощать эти чувства в оригинальных художественных образах. Конечно, во многом нынешние работы отличны от ранних произведений: в них стало больше драматизма, а выразительные средства лаконичней, колорит строже. Но художественные принципы Анатолия остаются вызывающе праздничными и дерзновенными по красоте. Что это - очередной парадокс или чистой воды эстетство? Отчасти и то и другое. Художник открывает новые возможности живописно-пластического восприятия мира, пользуясь предшествующим художественным опытом: он не закрывает глаза на сегодняшние негативные стороны жизни, но ведет свои поиски по своим живописным законам.

ФАНТАЗИЯ ГРИГОРЯНА ЧЕРПАЕТ МАТЕРИАЛ ИЗ ОБЫДЕННОСТИ, и этим нельзя не восхититься. Он наблюдает обычную жизнь, вовсе не стремится к парадоксам, а его юмор не признает ограничений - даже сквозь грусть художника проглядывает луч улыбки. В этом весь Григорян - человек и художник - в стремлении сохранить бодрость духа, улыбаться во всех жизненных обстоятельствах.

За раскованностью, демократизмом манеры, стихийностью живописных сюрпризов у художника всегда ощутима строгая фундаментальная основа. Изобразительный язык Анатолия обладает некоей устойчивостью, постоянством. Существует как бы единая формула его искусства, но формула емкая, насыщенная, не препятствующая воплощению глубинных чувств, силы эмоций. Свидетельством тому - одна из последних экспозиций художника, явившаяся примером кристаллизации идей автора, ясности, завершенности замыслов.

В искусстве Анатолия слияние и скрещивание - казалось бы, исключающих друг друга тенденций - составляют совершенно особый, неповторимый сплав, сквозь который проступает своеобразное, остроиндивидуальное видение мира художника. Перенесение собственного темперамента из жизни в искусство, жажда выразить человеческие эмоции, достигшие наивысшего напряжения, сочетаются порой с созерцательностью и в то же время с поисками романтического идеала, живущими в нем с детства. Он служил своему идеалу, уточняя его, не зная иной религии и страсти. И это служение привело к созданию прекрасных полотен, таких как "Ранняя весна", "У родника", "Воспоминания о Ленинакане", "Во дворе", "Дворник". Эта чувственная память и отражена в гюмрийском цикле Григоряна, где мы видим энциклопедию быта, нравов города его детства - великолепные зарисовки улиц, площадей. В них - мгновения жизни, необыкновенная любознательность автора, его способность восторгаться, удивляться, любить. И видится ему город в праздничном карнавале красок - он преподносит свой преображенный фантазией мир. Здесь, как в эпиграмме, много юмора, какая-то особая атмосфера. Когда рассматриваешь эти жанровые картины и бытовые сцены, создается ощущение, будто бродишь по старому городу с его уличными продавцами воды, заглядываешь во дворики с резными галереями и лестницами. Изображение дается с этнографической точностью, но дар обобщения превращает эти картины в рассказ об укладе жизни этого города.

Примечательны работы художника, сделанные во время его творческих командировок. Поездки, встречи, наблюдения становятся для него неотъемлемой частью работы. И каждый раз встречи эти выливались в интересные картины, солнечные, оптимистические образы страны.

Уходя из мастерской, я сказала художнику, что он в последние два десятилетия стал менее общителен. Ведь молодым художникам хотелось бы знать, о чем он думает, о его взглядах, симпатиях, антипатиях.

- Я выступаю своими картинами, зачем же мне болтать, - смеясь ответил Толик. - Пусть смотрят мои картины, там мои взгляды, симпатии и все остальное!

Он развел руками: на такой ответ и возразить-то было нечего.