«До чего красивый,
чистенький, уютный и колоритный город!» — воскликнет турист, впервые оказавшийся
в Гюмри. Да, именно такое он производит впечатление — увы, обманчивое, иллюзорное,
от чего становится еще больнее тому, кто не скользит поверхностным взглядом по
глянцевому фасаду этого города, пережившего адскую боль и страдания, а смотрит
на то, что находится внутри красивой упаковки. Гюмри научился скрывать свою
нищету, спрятав ее подальше от людских глаз. Чтобы увидеть его лохмотья, нужно
нырять в переулки, петлять по «улицам», у многих из которых даже нет
названий, и упираться в тупики с номерными знаками, выбитыми на
домиках-времянках. Эти поселения-гетто, отколовшиеся от городского фасада, словно
живут своей отдельной жизнью, в своей параллельной реальности, не
пересекающейся с общим ритмом города, все еще возрождающегося после
разрушительного землетрясения 1988 года. В этих гетто нет и намека на
возрождение, здесь все еще — настоящая зона бедствия.
БОЛЕЕ ЧЕТВЕРТИ
ВЕКА ПРОШЛО СО ДНЯ ТРАГЕДИИ СПИТАКСКОГО ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ, а до сих пор тысячи семей в
Гюмри находятся в условиях крайней нищеты, не имеют своей крыши над головой или
живут в домиках-времянках. По-прежнему самый высокий уровень бедности в Армении
зарегистрирован в Ширакском марзе, в Гюмри — массовая безработица и самый
высокий уровень эмиграции.
«Очень многие молодые уезжают отсюда, — говорит
коренной гюмриец, железнодорожник по профессии Мхитар Саргсян. — Основные
причины две — отсутствие работы и отсутствие жилья, на приобретение которых нет
никаких перспектив. Представьте: до землетрясения семья, скажем, из четырех
человек (супруги и двое детей) жила в двухкомнатной квартире. После
землетрясения они переселились во времянки. В 1998 году правительство приняло
решение, что семьи, оставшиеся без крыши над головой, получают жилплощадь в том
размере, в каком они ее имели до землетрясения. Но ведь эти вчерашние дети
выросли, сегодня они сами обзавелись семьями, своими детьми. То есть получается,
что это уже не одна семья, а целых три. Но они в лучшем случае могут
рассчитывать все на ту же двухкомнатную квартиру, в которой им всем просто
невозможно разместиться. Помню, лет десять с лишним назад в Гюмри была
организована встреча жителей с Андраником Маргаряном, бывшим тогда
премьер-министром. К нему подошел человек и со слезами на глазах стал
рассказывать о том, в каких нечеловеческих условиях им приходится жить. Эта
семья потеряла однокомнатную квартиру во время землетрясения и получила от
государства тоже одну комнату, хотя семья разрослась до 9 человек. И я хорошо
помню, как он сказал тогда: «Единственное, чего я хочу, так это чтобы
кто-нибудь попробовал разместить 9 кроватей в одной маленькой комнате».
Этому человеку помогли, но сколько еще таких? Их очень и очень много…»
Обычная ситуация для Гюмри: молодые люди создают семью,
рождается ребенок, а муж, так и не сумев найти работу с более или менее
адекватной зарплатой, уезжает на заработки в Россию. А по истечении какого-то
времени создает другую семью и остается на чужбине. Мужчины просто исчезают,
бросая здесь своих жен и детей без средств к существованию.
«ДА, ЭТО ВСЕ
ОЧЕНЬ ТИПИЧНО, К СОЖАЛЕНИЮ, — ПРОДОЛЖАЕТ М.САРГСЯН. — Я знаю большое количество таких
семей, в которых женщины с детьми, позабытые своими мужьями, вынуждены влачить
жалкое существование. Вот вы спрашиваете: что все-таки важнее и чем государство
должно заниматься в первую очередь — обеспечением жилья в зоне бедствия или
созданием рабочих мест? Но если вы голодны и ужасно хотите пить, что вам нужно
в первую очередь? И то и другое, верно? Все взаимосвязано. Например, когда
расширялся квартал «Муш» и осуществлялось масштабное строительство
жилья, многие люди получили не только квартиры, но и работу, потому что были
заняты на строительстве. Правда, это была временная работа, но зато несколько
лет наблюдалось хоть какое-то оживление, позитивное настроение. Между тем важно
чтобы в Гюмри развивалось производство — без этого мы далеко не уйдем и никогда
не выйдем из нищеты…»
До землетрясения в Гюмри в полную мощь работали около
сорока фабрик и заводов. В производственном секторе были задействованы около 45
000 человека. Гюмри являлся центром текстильной промышленности во всем
Закавказье. На одном текстильном комбинате, уступающем по мощностям во всем
Союзе только аналогичному текстильному комбинату в Иваново, работали более 10
тысяч человек. Сегодня здесь полное запустение…
«Да, здание пострадало в результате землетрясения,
но даже после него все склады были забиты до отказа оборудованием, сырьем,
продукцией, — рассказывает М.Саргсян. — Я тогда работал на железнодорожной
станции, принимал и отправлял грузы, так что видел все своими глазами. Когда в
власти пришли аодовцы, от комбината просто ничего не осталось. Все станки, оборудование
с ярлыком металлолома ушло за кордон за копейки. А ведь была полная возможность
запустить комбинат, сохранить рабочие места. Повторюсь, я сам после
землетрясения видел ломящиеся от сырья, продукции склады, видел станки, вполне
пригодные к работе. А сейчас даже стен не осталось, и сам комбинат продали за
гроши. То же самое с другими предприятиями — одни превращены в бесконечную
ярмарку, другие вовсе пустуют. Можно было запустить мясокомбинат — тоже не
сделали. Причем на сегодняшний день мы должны говорить не только о
необходимости реанимации масштабного производства и создании рабочих мест, но и
о необходимости воссоздания связей для реализации, экспорта этой продукции.
Показательный для меня пример — то, как работает, скажем «Гранд Кенди».
Нельзя не восхищаться. Побольше нужно подобных проектов. Сельское хозяйство в
Ширакском марзе можно развивать в полную силу, в частности, животноводство.
Кстати, тогда и для реанимации мясокомбината появятся перспективы…»
ЖИЛЬЕ И СТАБИЛЬНАЯ
РАБОТА — НИЧЕГО БОЛЕЕ ГЮМРИЙЦЫ ДЛЯ СЕБЯ НЕ ПРОСЯТ. Разве что хотят слышать больше
детских голосов в своих семьях, но и это невозможно при отсутствии нормального
жилья и стабильной работы. «Очень хотела бы дочку, но об этом можно только
мечтать», — говорит 25-летняя Элла Карапетян, жительница времянки
N104/426, расположенной за городским автовокзалом. Здесь в двух крохотных
комнатушках, в которых зимой стужа, а летом невыносимая жара, ютится семья из 7
человек. В очереди на получение жилья стоят уже много лет, но перспективы весьма
и весьма призрачны, потому что крышу над головой дают в первую очередь тем, у
кого ее вообще нет. А здесь худо-бедно, но хоть какое-то жилье имеется. Правда,
крысы бегают, сырость сочится из стен, воду для стирки и купания греют
кипятильником, теснота, антисанитария…
«У нас двое сыновей — одному шесть, другому четыре,
— рассказывает Элла. — От того, что очень сыро, дети постоянно болеют. Муж
занят на сезонной работе на стройке, а я, хоть и педагог, но не могу устроиться
на работу. У меня диплом только о среднем специальном образовании, теперь,
когда вышел новый закон, разрешающий преподавать исключительно с дипломом вуза,
мне вовсе ничего не светит. О каком
высшем образовании речь, когда мы едва-едва сводим концы с концами? Это
несбыточная мечта — такая же, как и рождение еще одного ребенка…»
