На основе этих материалов защита выдвигала версии о том, что ранения полицейских были причинены исключительно использованными полицейскими спецсредствами (в частности, осколки гранат марки «Заря»); что военная техника и армейские части вошли в Ереван до объявления чрезвычайного положения 1 марта; что машины военных были оставлены вечером 1 марта на пр. Маштоца на произвол судьбы специально, а потом люди (среди которых был один в военной форме) пришли и сожгли машины. Кроме видеокадров демонстрировались отдельные фотографии, с помощью которых обосновывались те или иные эпизоды, а на претензии прокурора К.Пилояна («Где целостная лента?») звучали заверения, что, если он в чем-то сомневается, кадры могут быть представлены. Правда, часть кадров по доказательствам они не представят, чтобы не навредить людям… А вот, скажем, демонстрируемый эпизод снял один итальянец, он не следователь, то есть лицо незаинтересованное…
Доводы подобного рода («итальянец» — лицо незаинтересованное) уместны на католической исповеди в кадрах старого доброго итальянского фильма, но не на суде про «1 марта», когда в сумерках среди «мирных» демонстрантов сновали, по моему глубокому убеждению, представители хотя бы 3-4 зарубежных спецслужб и кровь в финале, чтобы попытаться запачкать кое-кого, в немалой степени и их заслуга, а не только главного неудавшегося «висельника» и его энергичного диск-жокея.
Бурная безрезультатная полемика обвинения с защитой оставила стороны на своих позициях. Покладисто настроенный в последнее время судья М.Мартиросян, не внимая в ряде случаев возражениям обвинения, приобщил еще кучу материалов к делу. Но эта готовность наводила на трезвые размышления о том, что чем больше материалов войдет в дело, тем меньше шансов на то, что судья успеет и сумеет их всерьез проанализировать в совещательной комнате, вынося приговор.
Между тем ходатайства вторника продолжались до вечера, который увенчался неожиданной концовкой. Защита представила «антологию» избранных речей Н.П. с 21 февраля по 1 марта 2008г. Из цитат подсудимого, а также из речей Сасуна Микаеляна и Степана Демирчяна вырисовывался исключительно мирный характер акций митингующих. В противовес этому были представлены уже многократно освещенные оппозиционной прессой (и опровергнутые властями) версии (с кадрами) о том, что вооруженные представители власти стреляли на поражение в народ, что на ул. Пароняна в луже крови валялась человеческая челюсть (ее в свое время эксперты назвали свиной). Эта челюсть добавила жару в полемику сторон.
— Вы хотите сказать, что было 11 жертв, а не 10? — спросил К.Пилоян.
— А вы хотите сказать, что это свиная челюсть? — не уступала Л.Саакян.
Судья приобщил к делу кадры и с челюстью, и с плясками на пл. Свободы, и появление Н.П. 1 марта в 15.00 у памятника Мясникяну, сидящего верхом на плечах людей… Не смог он пойти навстречу лишь последнему ходатайству защиты: допросить ряд свидетелей так, чтобы они были защищены от государства и чтобы прокуроры не участвовали в допросе. Мартиросян добросовестно перечислил известные ему и УПК РА средства защиты свидетелей, которая осуществляется именно государственными органами (а не личной гвардией судьи Мартиросяна, если б таковая имелась. — А.Т.). Защита отказалась назвать фамилии потенциальных свидетелей и заявила, что ходатайства исчерпаны.
И на исходе рабочего дня, в 17.50, судья констатировал, что судебное следствие завершено и стороны переходят к прениям. Потом спросил у прокуроров, что они думают насчет обвинительной речи. Оказалось, что обвинение готово обвинять, и А.Арутюнян принялся зачитывать речь. Н.Пашинян пытался было напомнить о том, что он, кандидат в депутаты НС, намеревался сегодня заняться предвыборными встречами. Судья пообещал похлопотать перед начальством СИЗО о встрече в более поздний час. Арутюнян и Пилоян, сменяясь, почти 2 часа читали речь.
Основное место в ней заняло обвинение в организации массовых беспорядков. Были проанализированы показания, видеоматериалы, заключения экспертов, стенограммы прослушек телефонных разговоров Пашиняна и других активных участников событий «1 марта» (Алик Арзуманян, Сурен Сирунян и др.).
В отличие от подобранной защитой «антологии» миротворческих воззваний Н.П., прокуроры выделили ударный блок воплей Никола поздним вечером 1 марта. Если б родственники потерпевших внимательно его послушали и вдумались в услышанное, то их представления о том, кто и с чьей подачи вел дело к крови, стали бы намного шире. Это я говорю для тех, кто не был в те минуты в гуще событий и не слышал своими ушами николовские проповеди:
— Душа моя возрадовалась, когда я узнал, что вы отняли у полиции щиты и дубинки!
— Полицейские! Поворачивайте оружие против преступного клана!
— Немного терпения — и полиция перейдет на нашу сторону!
— Надо идти вперед! Наши ребята наступают у «рыбного» магазина! Нужно 50 добровольцев, чтобы помочь…
«Мирные» демонстранты не подвели главнокомандующего и с боем взяли перекресток перед «рыбным». Подожгли машину с красным крестом (водомет так и не смог ее потушить) — это и многое другое я видел со своего балкона, не буду повторяться. Добавлю только, что лично для меня суд над Пашиняном был малоинтересен, потому что я видел своими глазами и все (с 21 февраля по 1 марта) митинги, и шествия, весь день 1 марта до 21.00, а остальное — с балкона. И не надо таким, как я, твердить, что оппозиция непричастна к массовым беспорядкам. Все было сделано просто и примитивно. Если бы у «либералиссимуса» хотя бы чуточку болело сердце о том, что в вышедшей из-под контроля кутерьме может пролиться кровь, в том числе его сторонников, он через своего «адъютанта» дал бы отбой и призвал людей разойтись, как только появились сведения о грабежах и поджогах. Но бескровное фиаско его (и не только) не устраивало. Поэтому Левон Акопович дождался крови и только потом позволил Николу Воваевичу распустить поредевшую публику по домам. А сам уснул сном праведника.
Не буду, впрочем, касаться особы, пользующейся пока «демократическим иммунитетом», а сообщу, что речь прокуроров кончилась ходатайством о наказании Пашиняна по обеим вменяемым статьям. За эпизод с насилием в отношении полицейского (23 октября 2007 года) предлагалось лишение свободы на 2,5 года. За «1 марта» — 6 лет. В общей сложности — 8 лет. Защитные речи прозвучат 26 декабря.
