МЕНЕЕ СДЕРЖАН БЫЛ ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ В ХАРАКТЕРИСТИКЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ САМИХ МУЧЕНИКОВ: «Но то, что ими уже сделано, достаточно для того, чтобы обеспечить им место в истории армянской литературы; оба – истинные поэты!» Историю армянской литературы он к тому времени знал уже в деталях: «Языческие песни» Варужана были ему известны в подстрочном переводе.
Еще Аршак Чобанян говорил о гибели целых циклов мифологических и эпических произведений армянских язычников; Брюсова подхлестывала эта мысль – ему действительно удавались прекрасные переводы древнейших песнопений. Он, конечно, переведет и Варужана, адаптировавшего древнейшие гимны к актуальной армянской жизни. Несколько позже «Первый грех» языческого цикла представит в русском изложении Анна Ахматова.
Своего хироманта Варужан встретил в 1913 году в долине Евфрата. Именно в водах этой великой реки и принимали крещение первые армянские христиане, еще за 1600 лет до роковой встречи Поэта и Предсказателя. А еще раньше евфратская долина являла собой место ритуальных шествий и организованных обрядов языческих армян. Соседние народы называли язычников халдеями, или колдунами. Они обладали умением предсказывать погоду, что естественно: культура ранних земледельческих обществ всецело зависела от капризов природы. Гадали они и по звездам, и по полету птиц, и по линиям рук допотопного землепашца. Жрецы бродили по городам и весям, добывая хлеб насущный предсказаниями. В том числе и судеб.
СВОЕГО КОЛДУНА ОН ВСТРЕТИЛ В 1913 ГОДУ В ДОЛИНЕ ЕВФРАТА.
Взял меня за руку старец убогий,
Глянул таинственно из-под бровей:
— Путник, три складки – три разных дороги
Вижу я здесь, на ладони твоей…
Поэту в ту пору было 29 лет – возраст весьма солидный по меркам западноармянской литературы: предел гениального Петроса Дурьяна был определен в 21 год, Мисака Мецаренца – в 23… Впрочем, Даниэлу Варужану спешить было совсем необязательно, тем более что старик наверняка знал нечто важное:
Первая, между холмами белея,
Тянется вдаль. Тебя ждет впереди
Лес, где поет обнаженная фея…
Посох разбей и туда не иди!
Тысячелетний старик что-то наверняка перепутал: это был уже пройденный этап жизни Поэта. Колдун определенно имел в виду Венецию и знаменитый карнавал, где многоликая обнаженная пери зазывала Варужана в лес. Право же, ведьма! Но Венеция… в этом городе богатейших переливов светотени вне образов мыслить невозможно. Он жил в Венеции около четырех лет: в 1902-1905 годах посещал школу мхитаристов Мурад Рафаэлян. И тем не менее чародейка не заманила Поэта к себе. Он действительно разбил посох…
В море уводит дорога вторая –
К тихому острову неги, любви,
Где протекает река золотая…
Весла сломай – и туда не плыви!
Бельгийский Гент, с университетом и богатыми музеями – это и есть дорога к морю. Так, во всяком случае, подумал сам Поэт. Расположенный на реке Лис прекрасный город связан морским каналом с Северным морем, куда так часто направлялся и он — студент историко-филологического факультета местного университета. Здесь Варужан изучит всю мировую литературу – «от индийцев до Гомера и от Гомера до Метерлинка». Однако и в Генте он не останется: сломает весла посреди канала и вернется на Родину…
Третья зовет тебя в небо. Доверься
Крыльям своим и не грезь об ином.
Мчись же, пока не умрет твое сердце,
Испепеленное звездным огнем!
– Вот это, старик, уже совсем другое дело! – воскликнул Поэт. Доверившись крыльям собственной судьбы, Варужан в 1909 году вернется в родное село Бргник — и «о другом не грезит». Должность скромного преподавателя в сельской школе не претила честолюбию поэта с европейским образованием, которому во Фландрии обещали «золотые реки». Он прекрасно осознавал свою миссию, ибо был уверен в главном: иммунитет его древнего народа зиждется на культуре и просвещенности. К тому же у него будет достаточно времени для занятия и собственно литературой.
24 апреля 1915 года Поэту шел 31 год: возраст по меркам западноармянской поэзии и вовсе недопустимый. Предел гениального Петроса Дурьяна был определен в 21 год, Мисака Мецаренца – в 23… Впрочем, Варужан волновался напрасно: все у него было уже позади. Утренний стук в дверь приостановил ход времени – час пробил! Наряд аскеров, ворвавшийся в константинопольскую квартиру Поэта, указал ему на дверь.
ВАРУЖАН, УВЫ, ОШИБАЛСЯ: В ТОТ ДЕНЬ ПРОБИЛ НЕ ТОЛЬКО ЕГО ЧАС. 24 апреля 1915 года созидание целого региона было брошено в фильтрационный лагерь… Оно там фильтровалось: столь представительного форума армянской интеллигенции история еще не знала. «По-моему, турки вознамерились поломать хребет нации, – констатировал в камере Сиаманто. – Нас всех непременно убьют».
Выпускник Сорбонны, как всегда, оказался прав. Над ними долго издевались, а потом пустили через «турецкую мясорубку» – это когда каждый из вставших в замкнутый круг аскеров разрубает лишь одну часть тела жертвы: эта часть определяется лотереей.
Впрочем, Брюсов обо всем этом лишь догадывался. Летом 1916 года, когда поэтов уже не было в живых, он напишет: «Судьба их все еще остается невыясненной. Известно, что в начале Великой войны, после Ванского восстания, они были арестованы турецким правительством в Константинополе в числе 10 000 армян (всей местной интеллигенции) и сосланы в глубь азиатской Турции. Перед окнами тюрьмы, в которую были заключены Сиаманто и Варужан, три дня стояли виселицы, причем узникам было категорически заявлено, что они будут повешены. Однако потом виселицы были убраны, а заключенные уведены в другое место. Есть известие, что на пути узники были убиты, но некоторые из беженцев оспаривают это. Хочется верить, что страшная судьба минула этих талантливейших представителей молодой поэзии Турецкой Армении».
