7 декабря 1988 года стало одной из самых трагических страниц в истории армянского народа. Однако эта дата открыла и одну из самых позорных глав новейшей истории армянского государства. Истерзанная природой спитакская, ленинаканская, кироваканская земля оказалась жертвой другого, вряд ли менее масштабного и не менее шокирующего бедствия — бедствия "рукотворного". Бедствия, от последствий которого еще долго Армения не оправится. Впрочем, предлагаю читателю самому оценить один из самых мрачных эпизодов в жизни страны.
Мой собеседник — Хачик СТАМБОЛЦЯН — человек, отнюдь не однозначно воспринимаемый армянской общественностью сегодня. Однако в свое время именно он возглавлял парламентскую комиссию по зоне бедствия и, пожалуй, лучше многих знает, почему и как на целых 10 лет в начале 90-х зона бедствия была превращена в зону государственного равнодушия, человеческой алчности и цинизма.
— Г-н Стамболцян, прежде всего расскажите, пожалуйста, о самой комиссии, председателем которой вы были в начале 90-х.
— Когда в первом Верховном Совете независимой Армении формировались парламентские комиссии, по моему предложению была создана и постоянная комиссия по зоне бедствия и беженцам. В ее функции входило обеспечение соответствующей правовой базы для решения проблем беженцев и зоны бедствия. Сначала идея столкнулась с сопротивлением руководства страны, однако мне все-таки удалось объяснить необходимость и актуальность этого шага. В итоге комиссия была создана, и возглавил ее я. Тут сразу отмечу, что уже в НС следующего созыва создавать подобную комиссию не стали. И это не удивительно. И вот почему. Мы, естественно, начали изучать ситуацию в зоне бедствия. Уже в марте 91-го года у нас на руках было огромное количество фактов, свидетельствующих о многочисленных финансовых нарушениях, злоупотреблениях и т. д. На одном из заседаний Президиума Верховного Совета я представил эти факты. На это заседание был приглашен и тогдашний генеральный прокурор Артавазд Геворкян. Ему-то и был передан список выявленных нарушений. Однако никакого расследования по этим фактам так и не началось. Несколько раз проводились заседания с участием и самого Артавазда Геворкяна, и прокуроров зоны бедствия. Мы предлагали провести парламентские слушания по этому вопросу. Но дело так и не сдвинулось с мертвой точки.
— Какие именно факты были обнаружены комиссией? Представьте некоторые из них.
— Как известно, после землетрясения был открыт банковский счет для оказания финансовой помощи зоне бедствия, на который различными организациями перечислялись деньги. Мы выяснили, что на этом счету накопилось около 7, 5 миллионов долларов. Я предложил, чтобы Верховный Совет Армении обратился к российским коллегам с просьбой обеспечить перечисление в Армению этих денег, накопившихся во Внешэкономбанке СССР. Но когда я поднял этот вопрос в Верховном Совете, почему-то все проголосовали против. Даже те депутаты, которые были избраны от зоны бедствия. Это обстоятельство и равнодушие прокуратуры к представленным нашей комиссией фактам заставили меня подать в отставку. Я сложил с себя депутатские полномочия.
— На ваш взгляд, кто стоял за этими нарушениями? Наверное, у вас были какие-то версии.
— В основном за этими фактами стояли президент, председатель парламента и АОД, мэрии городов зоны бедствия, Министерство финансов. Например, мы обнаружили в Степанаване сооружение, которое стоило 3 миллиона. Но, как выяснилось, на строительство этого объекта из двух источников было выделено не три, а по три миллиона. Были нарушения и в другой форме. Например, объявлялось, что в таком-то районе, в таком-то селе сдана в эксплуатацию школа. Однако, приехав в это село, мы обнаруживали, что здесь вообще школы нет.
Еще пример. Тогдашний министр торговли Есаи Степанян просто присвоил поступившие из Италии для зоны бедствия 3 млн долларов и сбежал. Тогда я потребовал возбудить уголовное дело по данному факту. И даже прокуратура сделала это — возбудила соответствующее уголовное дело: в конце концов сбежал из страны не кто-нибудь, а министр. Но в итоге оно просто было прекращено. Недавно, примерно год назад, я встретился с бывшим генеральным прокурором Артаваздом Геворкяном. Мы побеседовали, я напомнил ему о деле Есаи Степаняна. А он мне: "Что я мог сделать, Левон Тер-Петросян и Бабкен Араркцян меня заставили закрыть дело".
— Вернемся к деятельности комиссии. Какие законодательные инициативы были ею предложены?
— Мы разработали два документа. Один касался зоны бедствия, другой — беженцев. Однако за 5 лет работы комиссии нам так и не удалось внести на рассмотрение Президиума ВС эти документы.
— А в чем была причина упорного сопротивления со стороны руководства страны подобным инициативам?
— Дело в том, что подобными документами мы пытались регулировать процессы поступления в страну гуманитарной помощи. Например, в одном из этих документов мы предлагали создать банк зоны бедствия, в который должны были поступать все финансовые средства, поступающие в адрес зоны. Соответственно, эти деньги должны были использоваться только для зоны бедствия. Планировалось выделять из этих средств кредиты для жителей районов, пострадавших от землетрясения, под небольшие проценты. Это позволило бы решить и вопрос жилищного обеспечения, и экономического развития. Разумеется, подобные шаги не были выгодны тем, кто наживался за счет этих средств.
Тут хочется напомнить еще об одном случае. Помню, при первом премьер-министре предназначенные для зоны бедствия средства были потрачены на приобретение сливочного масла. Масло приобрели, реализовали, но деньги зоне бедствия не возвратили. Или другой случай. В городе Камо планировалось создать предприятие по производству ленты для магнитофонных кассет. Для этого, опять же из средств, адресованных зоне бедствия, были выделены огромные суммы. Но предприятие не построили, а деньги не вернули.
Я поднимал и вопрос, связанный с злоупотреблениями, допущенными тогдашним вице-премьером Рубеном Чифталаряном. Нарушения были колоссальными. В основном касались они вывоза дорогостоящей тяжелой строительной техники — десятков башенных кранов, бульдозеров, многотонных грузовых машин из зоны бедствия. Техника якобы вывозилась на ремонт, однако больше не возвращалась. И соответствующие материалы у меня были на руках. На таможенном пункте Бавра мы организовали своеобразный мониторинг, пытаясь выяснить, что вообще вывозится из страны. Результаты оказались поразительными. Вывозились и техника, и стройматериалы. Но главное: в условиях, когда в Армении царил чуть ли не голод, из страны вывозилось даже продовольствие. В то время пост министра внутренних дел Армении занимал Ашот Манучарян. Когда мы составляли список незаконно вывозимых из страны товаров и продуктов, неожиданно по распоряжению Ашота Манучаряна спецназ отправился арестовывать наших ребят, которые на таможенном пункте всего лишь занимались учетом. Они просто фиксировали ситуацию. Когда я обратился к Манучаряну, тот заявил, что слышал о каком-то вооруженном отряде, занимающемся грабежом на таможне. Дескать, именно эту группу преступников собирались арестовать. Как бы то ни было, но я представил-таки список всех грузов, которые в течение двух дней были вывезены из страны. Но. . . Никакой реакции со стороны руководства страны. Единственное, что мне оставалось сделать в этой ситуации, — это подать в отставку. Так, собственно, я и поступил.
— Вы сочли это лучшим выходом из положения?
— Я был просто бессилен. Говорил, писал, выступал по телевидению и с трибуны. Но никакой реакции. Я вынужденно заявил, что ухожу из парламента, сложив с себя депутатские полномочия. После этого со мной начали переговоры как сам Левон Тер-Петросян, так и другие члены АОД. Дескать, ты являешься членом Президиума, обладаешь правом голоса, а этот голос необходим АОД, ибо повышает влияние партии. Мол, зря ты уходишь. И все в этом духе. Однажды, точнее, это было 24 апреля, в Цицернакаберде я случайно встретился с президентом. Левон Тер-Петросян пригласил меня на встречу, при этом выразив готовность обсудить мои требования. Встреча состоялась. Тер-Петросян пообещал, что в случае моего возвращения в Верховный Совет выявленные комиссией факты нарушений и злоупотреблений в зоне бедствия будут изучены и получат соответствующую оценку. Я заявил, что не верю в реальность этого обещания и вернусь на работу только в том случае, если информация об этой беседе будет опубликована в газете "Айастани Антрапетутюн". И действительно, так и произошло. Заметка была опубликована. Я вернулся на работу. Однако вопрос так и остался открытым. Никаких расследований, никаких обсуждений.
Отмечу и то, что я постоянно поднимал вопрос о необходимости приглашения Чифталаряна в Верховный Совет на так называемый парламентский час с тем, чтобы получить ответы на наши вопросы. Между тем каждую среду Чифталарян или оказывался в командировке, или болел. Он так и не пришел в парламент. В итоге, когда ситуация уже накалилась до предела и скрывать Чифталаряна власти больше не могли, его спешно отправили в Украину. И лишь через два дня после этого официально заявили, что Чифталарян освобожден от занимаемой должности.
— Не видите ли вы и собственную ответственность за то, что вопрос махинаций, связанных с зоной бедствия, так и остался открытым? Ведь по сути ваши избиратели связывали с вами определенные надежды. А вы единственным способом борьбы в конце концов выбрали отставку, что тоже в принципе не дало ожидаемых результатов.
— Нет, все, что я мог, все, что было в моих силах, я сделал. Более того, по причине разоблачительных выступлений было совершено покушение на мою жизнь и жизнь моего ребенка. Меня без проведения съезда исключили из АОД, что тоже являлось грубым нарушением. Но я не молчал. Поэтому я не испытываю чувства вины. А вообще, все, что я рассказал, все эти эпизоды — лишь малая часть всех нарушений, выявленных комиссией. На самом деле потери зоны бедствия исчисляются миллиардами. Признаться, мне не понятно, почему сейчас хочет вернуться к власти Левон Тер-Петросян. Что он собирается делать? Повторить тот вопиющий беспредел?
Menu
