В предыдущих публикациях мы постарались представить наше мнение о том, что события 1-2 марта не просматриваются в контексте так называемых цветных революций. Единственный ракурс, вбирающий весь спектр вопросов (сопутствующих анализу сложившейся ситуации) , — это процесс трансформации национального сознания и становления новой космополитической общности.
Общественное размежевание, сопровождающееся появлением отдельных, придерживающихся исключительно частнособственнических взглядов групп населения, прямо или опосредованно, но всегда поддерживалось в Армении на государственном уровне в форме "либеральных преобразований". В той или иной степени этот процесс был характерен для всех новых независимых государств и практически везде прогрессировал.
Освободительная война армянского народа оказала безусловное воздействие на этот процесс. Она обрамила его специфическим колоритом, однако не сумела противостоять поддерживаемой на государственном уровне тенденции. Именно в этом аспекте следует рассматривать парадоксальный на первый взгляд факт того, что в период активной войны власти страны осуществляли передел государственного имущества, в том числе приватизацию той земли, на которой и из-за которой велись боевые действия. Очевидно, что зачатая в чреве подобных "либеральных преобразований" новая буржуазия не была заинтересована в поддержании или продолжении освободительной борьбы и, будучи авангардным звеном процесса трансформации национального сознания и становления новой космополитической общности, выражала готовность подписаться под любым пацифистским документом. Выразителем частнособственнических настроений этого слившегося с властью контингента и был первый президент республики.
Обстановка, которая сложилась в Армении после событий в столичном центре, определяет рубеж первого этапа проводимых в стране демократических реформ, которые весьма часто сопровождаются радикальными проявлениями акций массового неповиновения и не менее радикальными формами их подавления. Ранее мы отмечали, что в аспекте провозглашенных еще в самом начале 1990-х "либеральных приоритетов" развития армянской государственности ничего принципиально нового в стране не произошло. Массовые беспорядки всегда сопровождали процесс становления новой "наднациональной общности", и западные кураторы региональных проектов прекрасно осведомлены об этом.
В этом отношении стартовые позиции Сержа Саркисяна едва ли можно назвать завидными. Дело в том, что именно ему — третьему президенту Армении — и предстоит провести критический анализ последних двадцати лет развития армянского общества. Он просто обречен вычислить степень оправданности проводимых предшественниками реформ и вынести окончательное решение: может ли страна и далее развиваться в таком режиме или это чревато невосполнимыми потерями? Примечательно, что ни перед Левоном Тер-Петросяном, ни перед Робертом Кочаряном история подобной задачи не ставила.
Столь сложные и противоречивые стартовые позиции Сержа Саркисяна, конечно же, возлагают на него важнейшую миссию. Он просто обязан выявить способность в течение ближайшего времени осуществить кардинальные сдвиги в социально-экономической жизни общества, причем эти сдвиги должны быть несопоставимо более ощутимыми, чем заявления о двузначных показателях экономического роста — сколь конкретные для властей, столь и абстрактные для населения.
Очевидно, что в противном случае акции массового неповиновения будут повторяться, причем вовсе не обязательно, чтобы они проходили под крылом первого президента. События 1-2 марта стали лишь первыми проявлениями подобной активности, которая если и характерна для европейского пространства — от Ольстера до Испании, то совершенно противопоказана именно Армении ввиду ее крайне уязвимого геополитического положения. Помимо прочего, подобные события вполне реально угрожают самим властям. Этого не может не осознавать третий президент республики.
Переосмыслить пройденный страной путь обязан и третий президент России. По словам Наталии Нарочницкой, "Россия еще расплачивается за инфантильные пацифистские доктрины, которыми была полностью одурманена наша политическая и еще более идеологическая элита конца 80-х — начала 90-х".
В этом отношении позиции Дмитрия Медведева и Сержа Саркисяна во многом схожи. В целом следует отметить наличие определенных параллелей в деятельности Бориса Ельцина и Левона Тер-Петросяна — с одной стороны, Владимира Путина и Роберта Кочаряна — с другой. Если первые ознаменовали официальный старт насаждаемой извне "либеральной идеологии", причем за счет ущемления собственных национальных интересов, то вторые призваны были каким-то образом компенсировать упущения предшественников и выступать в ранге заступников национальных интересов. Вместе с тем никто из них не допускал и намека на пересмотр целесообразности дальнейшего поддержания либеральной экономики и не предлагал альтернативы.
Декларированная и Россией, и Арменией капитуляция перед "западными ценностями" как единственно "общечеловеческими" дала право Западу навязывать особое толкование прав человека в качестве универсального критерия. Результатом этого стали необычайная идеологизация внешней политики Европы и резкий всплеск "мессианства" во внешнеполитической идеологии США. Очевидно, что подлинное российско-армянское стратегическое сотрудничество может развиваться на оси совместного преодоления именно подобных угроз, совершенно конкретных вызовов, перспективные контуры которых стали вырисовываться еще на рубеже 1960-1970-х, когда сотрудники западных спецслужб постепенно стали приватизировать политическое и идеологическое пространство СССР, в том числе пространство всесильного Комитета государственной безопасности. Впрочем, это тема отдельного разговора.