Чем хорош интернет — так это тем, что, переходя от одной информации к другой, можно набрести на весьма любопытные вещи. Так и случилось со мной год назад. На страницах, посвященных московским джазменам, стояли ссылки на другие ресурсы, рассказывающие о музыкантах из стран бывшего СССР, ныне проживающих на Западе. Там я впервые встретил имя Вардан Овсепян. Оно упоминалось в связи с победой армянского музыканта на международном конкурсе джазовых пианистов. Представлял он американский город Бостон. Я попытался найти какую-нибудь информацию о нем в интернете, узнать здесь у кого-нибудь что-нибудь об Овсепяне, но тщетно. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что в составе приехавшего к нам квинтета американского саксофониста Джерри Бергонзи в роли пианиста выступает тот самый Вардан Овсепян!
Вардан родился в Ереване в 1975 году и начал играть на фортепиано уже в пять лет. После музыкальной школы он закончил музучилище имени Р.Меликяна, специализируясь на теории музыки, а в 1992 году поступил в Ереванскую консерваторию на курс классической композиции. Уже через два года он переезжает в Эстонию и продолжает учебу в Эстонской музыкальной академии. А в 1995 году Вардан переезжает в Финляндию, где поступает в Джазовую консерваторию Хельсинки. Ему повезло: там он встретил Фрэнка Карлберга, замечательного джазового пианиста, исследователя и педагога, который открыл ему глаза на мир нового джаза и помог достичь своей мечты — учиться джазу в Америке. Через пару лет Вардан получает право и возможность учиться в знаменитом Колледже джаза Беркли в Бостоне.
После окончания в 2002 году этого колледжа Вардан начинает преподавать музыку и выступать как соло, так и в составе различных групп. За последние годы он записал и выпустил 5 альбомов, которые вышли на испанском лейбле Fresh Sound. Ну а последняя работа Вардана Овсепяна — это созданный им камерный ансамбль VOCE, состоящий из струнных, армянских фольклорных инструментов, перкуссии и, конечно, фортепиано. Основная цель коллектива — перекинуть мост между двумя серьезными жанрами — джазовой импровизацией и традиционной европейской классикой. Стиль этот получил название "Третье течение".
— Что это за стиль такой и кто первым додумался до подобного симбиоза?
— Термин "Третье течение" был изобретен и стиль создан известнейшим композитором Гюнтером Шуллером еще в 1957 году. Уже тогда он пытался экспериментировать с объединением двух жанров. Учитывая неприятие подобных экспериментов со стороны ортодоксов как с джазовой, так и классической стороны, стиль этот не получил должного развития и признания широких масс любителей музыки. Но в последнее время интерес к такой музыке стал возрастать, стали появляться новые музыканты, играющие в такой стилистике, и, должен признаться, я причисляю себя к ним. Мой новый коллектив и создан для исполнения подобной музыки. Так, наш последний альбом Acunk состоит из моих композиций в этом стиле. Чтобы было понятно, можно сказать, что это музыка, озвучивающая идеи импрессионизма.
— Но ведь это достаточно тяжелая для восприятия музыка, требующая определенной подготовки. Неужели ее слушают в джаз- клубах?
— Нет, конечно. Но я в клубах ее и не играю. Там, где едят и пьют, конечно, такое слушать никто не будет. В клубах я играю стандарты. Это, так сказать, чтобы было на что жить. А вот "третье течение" несет меня по океану духовности. Это именно то, что владеет моим воображением.
— Кстати, как живется среднему американскому джазмену на родине джаза?
— Трудно. Мест, где играют настоящий мейнстрим, все меньше и меньше. Везде царит попса. И практически все джазмены вынуждены днем где-то работать, а по вечерам заниматься любимым делом — играть джаз. Джазу и джазменам не так уж и уютно в Америке. Пусть никто не обольщается на этот счет. Даже рискну сказать, что условия (финансовые, в первую очередь) жизни джазменов в Ереване практически ничем не отличаются от, скажем, условий жизни в Бостоне. Конечно, не будем трогать гигантов джаза и самые крупные концертные площадки. Я говорю о среднем уровне.
— Принято считать, что музыкант черпает вдохновение из народной музыки, пишет свои произведения и исполняет их, основываясь на ней, и плох тот музыкант, который теряет эту связующую нить. Говорят, сохранять эту связь можно, лишь живя на родине… Ты уже много лет живешь на Западе. И когда я слушал твою музыку, я не находил в ней ничего армянского. У тебя эта нить уже оборвалась?
— Видишь ли, дело просто в том, как люди олицетворяют и преподносят эту свою связь. Например, у Арташеса Карталяна армянские корни, питающие его музыку, были видны невооруженным глазом. То же можно сказать и о молодом пианисте Тигране Амасяне, который, конечно, не так ортодоксален, но тоже достаточно явно демонстрирует связь поколений. Моя армянская сущность выпирает не так сильно. Она находится где-то очень глубоко, но она есть. Ее не может не быть. Я постоянно слушаю Комитаса и народную музыку, и это не может не дать знать о себе в моей музыке. Чтобы музыка была армянской, совсем необязательно, чтобы в ней звучал дудук. И место проживания не имеет никакого значения. Если человек слышал эту музыку с детства, ее основы никогда не исчезнут.
— Есть ли какое-то либо армянское джазовое сообщество в Бостоне?
— Есть, конечно. Например, я постоянно играю с барабанщиком Кареном Хачатряном, тоже бывшим ереванцем, знаю профессора джазовой гитары Джона Бабояна, был знаком с Давидом Азаряном, пианистом Элом Вегой (это его псевдоним, на самом деле он армянин). Там есть Армянская библиотека, где время от времени музыканты-армяне собираются… Но говорить о настоящем сообществе все же не приходится. Эти контакты не настолько сильны и часты.
— А что скажешь о популярном и вызывающем сегодня многочисленные споры этноджазе?
— Говоря о "третьем течении", надо принять во внимание, что это симбиоз не только джаза и классики, но и народной музыки. И в принципе этот жанр я приветствую. Но вот чего я не могу переносить, это когда используют фольклорные мотивы поверхностно, не пытаясь как-то по-новому переосмыслить старые мелодии. Самое неприятное, когда в угоду моде на современные ритмы бездумно накладывают, скажем, какой-либо экзотический инструмент. Особенно часто это делали с индийскими инструментами, сейчас таким же модным в плохом смысле слова стал наш дудук. Мне очень нравится, как работает Арто Тунчбояджан и созданный им коллектив. Я их очень люблю, а сам Арто, по-моему, музыкант, прилетевший к нам из космоса. Он — сама музыка. К чему бы он ни прикасался, этот предмет начинает звучать как настоящий музыкальный инструмент. Фантастический музыкант! И он один из мировых лидеров этого направления.
— Что ждет тебя в будущем?
— У меня большие планы, связанные с гастролями по Европе. Начало будет положено в Португалии. А еще запись новых дисков. Только что я записал два альбома импровизационной музыки. Один — с болгарской скрипачкой, а другой — с американским саксофонистом. Но они пока не вышли в свет. Дело в том, что сейчас в мире музыки наблюдается некий переходный период от традиционных СД к новым цифровым носителям — МР3, так что я пока не решил, в каком формате буду выпускать свои записи.
— Как тебе Ереван после десяти лет разлуки?
— Конечно, город стал намного краше и наряднее, много машин, хороших магазинов, со вкусом и по последней моде одетых людей. Но что-то есть и негативное в самих людях. Мне кажется, что в воздухе висит какая-то агрессия. Думаю, это от общей неустроенности основной массы людей. Из-за нехватки по-настоящему интеллигентных людей. Из-за некой нестабильности жизни и неуверенности в завтрашнем дне среднего человека. Я бы с удовольствием поехал сам и повез своих американских друзей за город, на Севан, в Гарни и Гегард, но график нашего пребывания здесь был очень напряженный. А так бы хотелось вырваться из большого города на природу! Ведь она у нас прекрасная.