В мире музыки существуют и творят музыканты самых разных жанров, стилей и направлений. Классики, джазмены, рокеры, попсовики. Отдельная группа музыкантов пытается совмещать, объединять разные жанры, получая при этом диковинные конечные продукты, — джаз-рок, этнорок, симфоджаз, авангард-фолк… Ну и, наконец, есть и такие (правда, их очень мало), которые пытаются объединить в своем творчестве и даже в одном произведении все существующие жанры сразу.
И вот один из представителей этого редкого вида, Ури Кейн, на прошлой неделе дал в Ереване два концерта в рамках программы европейского сотрудничества в области создания музыкальных инструментов, которая координируется парижской ассоциацией «Культура и сотрудничество».
Это были удивительные вечера. Казалось, что за два вечера, в течение двух концертов, этот музыкант вскрыл все имеющиеся в мировой музыке пласты, обозначил все значимые достижения композиторов мира и вместе со своими собственными преподнес их слушателям на блюдечке.
В ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР ОН ВЫСТУПАЛ СОЛО В ЦЕНТРЕ ИСКУССТВ «ГАФЕСЧЯН», где представил свои версии популярнейших джазовых стандартов. При этом говорить о том, что он играл джаз, можно лишь с натяжкой: в его джазовых вариациях можно было явственно услышать все величайшее музыкальное наследие мира — от Моцарта до Битлз, от французских импрессионистов до фьюжна, от болгарских свадебных мелодий и ритмов до традиционной клезмерской музыки. А вот во второй день он играл собственное произведение, написанное им специально для выступления в Ереване вместе с Государственным камерным оркестром под управлением Ваана Мартиросяна. Т.е. по существу это была премьера достаточно любопытного произведения, состоявшего из нескольких частей, каждую из которых можно отнести к сложнейшему стилю симфоджаза с дополнительными элементами, заимствованными из разных жанров музыки. Тут было и подражание классикам, и вставки в стиле кантри, и ритмика рэгтайма, и самые неожиданные сочетания звуков, извлекаемых не только при помощи стандартного набора клавиш и общепринятой техники звукоизвлечения. В любой из этих частей Ури Кейн настолько органично выглядел и звучал, что временами весьма демократично одетому исполнителю, казалось, недоставало привычных бабочки и фрака, а иной раз, казалось, что для антуража больше подошел бы заполненный табачным дымом элитарный джаз-клуб и рюмка виски в руке.
Недаром Ури Кейн — один из немногих джазовых музыкантов, кого рады видеть на самых знаменитых фестивалях классической музыки и кого первым из джазовых музыкантов пригласили играть в Венскую народную оперу. Впрочем, помимо экспериментов с интерпретацией классики Кейн активно выступает в роли собственно джазового пианиста, выходит на сцену со многими признанными звездами этого жанра, он желанный гость на престижных фестивалях джазовой музыки — в Монреале и Монтре, Сан-Себастьяне и Ньюпорте.
Ури Кейн — блестящий джазовый пианист и импровизатор, родился в Филадельфии, где и получил чуть позднее начальное музыкальное образование. Юношей он поступил в Университет Пенсильвании, где обучался композиции. Сегодня он руководит несколькими ансамблями, выступает соло, играет в массе чужих групп, наконец, пишет собственные серьезные произведения. Его партнерами были такие звезды джаза, как Фили Джо Джоунс, Хэнк Мобли, Гровер Вашингтон, Дэйв Дуглас и Джон Зорн. Параллельно он работает с Камерным ансамблем города Сиэттла, Базельским камерным оркестром, Московским камерным ансамблем, а также с оркестром Канадской телерадиовещательной корпорации. Ему доверяют руководить музыкальным фестивалем в Венеции и писать произведения для камерного оркестра Лос-Анджелеса…
НА СЧЕТУ У КЕЙНА 22 ЛАЗЕРНЫХ АЛЬБОМА. За один из них, The Othello Syndrome, в 2009 году он был номинирован на премию ГРЭММИ Американской академии звукозаписи. А свой последний альбом, Siren, он выпустил в прошлом году, записав его в формате джазового трио.
Ури Кейн известен в мире как оригинальнейший интерпретатор произведений великих классических композиторов — Вагнера, Баха, Малера, Шумана и Бетховена. И в ходе второго ереванского концерта после исполнения своего произведения Amusements с камерным ансамблем на бис он исполнил свои версии произведений Моцарта и Дебюсси. Это было что-то невообразимое!
А днем после пресс-конференции в беседе с автором этих строк музыкант ответил на несколько вопросов.
— Являются ли ваши эксперименты с классикой и джазом одним из ответвлений так называемого третьего течения, создатели которого также провозглашали своей целью синтез классики и джаза?
— Нет. Третье течение как стиль появилось лет 50 назад, его создал композитор и дирижер Гюнтер Шуллер. Но в том, что делал он и что делаю я, есть большая разница. Он создавал произведения классического толка и представлял их при помощи джазовых приемов. Я же действительно пытаюсь соединить воедино эти два жанра. Ведь на самом деле музыка есть музыка, и от музыкантов зависит, как, в какой форме она будет звучать. Мне кажется, что третье течение менее прогрессивное и свободное направление в музыке. Там меньше возможностей для эксперимента и самовыражения. В том, что делаю я, практически нет никаких рамок. Я могу делать с классическим произведением, как и с джазовым, все что хочу, представлять их, как мне больше нравится в данный момент. В третьем течении этого не сделаешь.
— В последнее время часто можно слышать, что сегодняшняя музыка находится в состоянии кризиса. Что вы на это скажете?
— Я бы не стал употреблять слово «кризис», потому что оно подразумевает, что бывает какой-то «некризис», то есть нормальное состояние. А что имеется в виду под словом «кризис»? Ведь одновременно сосуществуют различные поколения музыкантов, различные группы людей с очень отличающимися друг от друга интересами, каждый делает и видит музыку по-своему. Поэтому, если у одного и наступает кризис идей, творческий кризис, то у другого, наоборот, происходит подъем, и идеи рождаются одна за другой. Я не вижу кризиса в ситуации, когда существует одновременно много вещей, которые мне нравится делать. Мои музыканты тоже хотят делать много разных вещей, и мы хотим играть друг с другом. Мы решаемся на эксперимент с целью посмотреть, что у нас получится. Поэтому это не кризис, это эксперимент. Я знаю, о кризисе говорят в том смысле, что, мол, в музыке теряются традиции, дескать, эти традиции замещаются чем-то грубым и вульгарным. Но это хорошо известное положение дел в музыке, так считали всегда. Музыка существует в различных многообразных мирах. Мнение, что традиции теряются, вполне традиционно. У меня, разумеется, есть свое видение того, что происходит, но я стараюсь быть толерантным по отношению к различным видам музыки, я пытаюсь понять, как различные стили и жанры музыки функционируют и взаимодействуют друг с другом, и пытаюсь создать что-то свое, новое…
— Кажется, что музыканты перепробовали уже все возможные варианты, пути дальнейшего развития джазовой музыки. Они объединяли джаз с роком, этнической музыкой, классической…Что будет дальше с джазом?
— Джаз останется джазом в любой ситуации. Его будут продолжать микшировать с различными стилями, жанрами, внедрять джаз в другие творческие проекты. Сколько музыкантов — столько и идей развития. Я уверен, что застоя не будет.
— А вот пару лет назад гастролировавший в Ереване легендарный саксофонист и новатор джаза Джерри Бергонзи в личной беседе сказал, что развитие джаза остановилось уже лет 40-50 назад…
— Ну это очень пессимистический взгляд… Раз музыканты играют, звучит музыка, люди многих поколений продолжают ходить на концерты, значит, джаз жив, значит, что-то происходит в мире джаза. Появляются новые имена, которые предлагают новые варианты и новые взгляды на музыку. Значит, развитие есть, просто оно может быть идет не вширь, а вглубь. Но главное, что джаз не стоит, да и не может стоять на месте. Он все время в движении. Другое дело, что направление этого движения непредсказуемо.
— Вы исполняете на свой лад (я специально не говорю — на джазовый лад, так как это не всегда джаз в традиционном понимании этого термина) произведения западных классиков. А нет ли намерения исполнить музыку, скажем, Комитаса или Хачатуряна?
— К сожалению, я не очень знаком с их музыкой, и поэтому сказать что-либо конкретное сейчас не могу. Но тем не менее: — а почему бы и нет? Все возможно. Знаете, мне очень понравилось в Армении, и, конечно же, вернувшись домой, я постараюсь узнать об Армении и ее музыке как можно больше. А там кто знает?..
И вот один из представителей этого редкого вида, Ури Кейн, на прошлой неделе дал в Ереване два концерта в рамках программы европейского сотрудничества в области создания музыкальных инструментов, которая координируется парижской ассоциацией «Культура и сотрудничество».
Это были удивительные вечера. Казалось, что за два вечера, в течение двух концертов, этот музыкант вскрыл все имеющиеся в мировой музыке пласты, обозначил все значимые достижения композиторов мира и вместе со своими собственными преподнес их слушателям на блюдечке.
В ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР ОН ВЫСТУПАЛ СОЛО В ЦЕНТРЕ ИСКУССТВ «ГАФЕСЧЯН», где представил свои версии популярнейших джазовых стандартов. При этом говорить о том, что он играл джаз, можно лишь с натяжкой: в его джазовых вариациях можно было явственно услышать все величайшее музыкальное наследие мира — от Моцарта до Битлз, от французских импрессионистов до фьюжна, от болгарских свадебных мелодий и ритмов до традиционной клезмерской музыки. А вот во второй день он играл собственное произведение, написанное им специально для выступления в Ереване вместе с Государственным камерным оркестром под управлением Ваана Мартиросяна. Т.е. по существу это была премьера достаточно любопытного произведения, состоявшего из нескольких частей, каждую из которых можно отнести к сложнейшему стилю симфоджаза с дополнительными элементами, заимствованными из разных жанров музыки. Тут было и подражание классикам, и вставки в стиле кантри, и ритмика рэгтайма, и самые неожиданные сочетания звуков, извлекаемых не только при помощи стандартного набора клавиш и общепринятой техники звукоизвлечения. В любой из этих частей Ури Кейн настолько органично выглядел и звучал, что временами весьма демократично одетому исполнителю, казалось, недоставало привычных бабочки и фрака, а иной раз, казалось, что для антуража больше подошел бы заполненный табачным дымом элитарный джаз-клуб и рюмка виски в руке.
Недаром Ури Кейн — один из немногих джазовых музыкантов, кого рады видеть на самых знаменитых фестивалях классической музыки и кого первым из джазовых музыкантов пригласили играть в Венскую народную оперу. Впрочем, помимо экспериментов с интерпретацией классики Кейн активно выступает в роли собственно джазового пианиста, выходит на сцену со многими признанными звездами этого жанра, он желанный гость на престижных фестивалях джазовой музыки — в Монреале и Монтре, Сан-Себастьяне и Ньюпорте.
Ури Кейн — блестящий джазовый пианист и импровизатор, родился в Филадельфии, где и получил чуть позднее начальное музыкальное образование. Юношей он поступил в Университет Пенсильвании, где обучался композиции. Сегодня он руководит несколькими ансамблями, выступает соло, играет в массе чужих групп, наконец, пишет собственные серьезные произведения. Его партнерами были такие звезды джаза, как Фили Джо Джоунс, Хэнк Мобли, Гровер Вашингтон, Дэйв Дуглас и Джон Зорн. Параллельно он работает с Камерным ансамблем города Сиэттла, Базельским камерным оркестром, Московским камерным ансамблем, а также с оркестром Канадской телерадиовещательной корпорации. Ему доверяют руководить музыкальным фестивалем в Венеции и писать произведения для камерного оркестра Лос-Анджелеса…
НА СЧЕТУ У КЕЙНА 22 ЛАЗЕРНЫХ АЛЬБОМА. За один из них, The Othello Syndrome, в 2009 году он был номинирован на премию ГРЭММИ Американской академии звукозаписи. А свой последний альбом, Siren, он выпустил в прошлом году, записав его в формате джазового трио.
Ури Кейн известен в мире как оригинальнейший интерпретатор произведений великих классических композиторов — Вагнера, Баха, Малера, Шумана и Бетховена. И в ходе второго ереванского концерта после исполнения своего произведения Amusements с камерным ансамблем на бис он исполнил свои версии произведений Моцарта и Дебюсси. Это было что-то невообразимое!
А днем после пресс-конференции в беседе с автором этих строк музыкант ответил на несколько вопросов.
— Являются ли ваши эксперименты с классикой и джазом одним из ответвлений так называемого третьего течения, создатели которого также провозглашали своей целью синтез классики и джаза?
— Нет. Третье течение как стиль появилось лет 50 назад, его создал композитор и дирижер Гюнтер Шуллер. Но в том, что делал он и что делаю я, есть большая разница. Он создавал произведения классического толка и представлял их при помощи джазовых приемов. Я же действительно пытаюсь соединить воедино эти два жанра. Ведь на самом деле музыка есть музыка, и от музыкантов зависит, как, в какой форме она будет звучать. Мне кажется, что третье течение менее прогрессивное и свободное направление в музыке. Там меньше возможностей для эксперимента и самовыражения. В том, что делаю я, практически нет никаких рамок. Я могу делать с классическим произведением, как и с джазовым, все что хочу, представлять их, как мне больше нравится в данный момент. В третьем течении этого не сделаешь.
— В последнее время часто можно слышать, что сегодняшняя музыка находится в состоянии кризиса. Что вы на это скажете?
— Я бы не стал употреблять слово «кризис», потому что оно подразумевает, что бывает какой-то «некризис», то есть нормальное состояние. А что имеется в виду под словом «кризис»? Ведь одновременно сосуществуют различные поколения музыкантов, различные группы людей с очень отличающимися друг от друга интересами, каждый делает и видит музыку по-своему. Поэтому, если у одного и наступает кризис идей, творческий кризис, то у другого, наоборот, происходит подъем, и идеи рождаются одна за другой. Я не вижу кризиса в ситуации, когда существует одновременно много вещей, которые мне нравится делать. Мои музыканты тоже хотят делать много разных вещей, и мы хотим играть друг с другом. Мы решаемся на эксперимент с целью посмотреть, что у нас получится. Поэтому это не кризис, это эксперимент. Я знаю, о кризисе говорят в том смысле, что, мол, в музыке теряются традиции, дескать, эти традиции замещаются чем-то грубым и вульгарным. Но это хорошо известное положение дел в музыке, так считали всегда. Музыка существует в различных многообразных мирах. Мнение, что традиции теряются, вполне традиционно. У меня, разумеется, есть свое видение того, что происходит, но я стараюсь быть толерантным по отношению к различным видам музыки, я пытаюсь понять, как различные стили и жанры музыки функционируют и взаимодействуют друг с другом, и пытаюсь создать что-то свое, новое…
— Кажется, что музыканты перепробовали уже все возможные варианты, пути дальнейшего развития джазовой музыки. Они объединяли джаз с роком, этнической музыкой, классической…Что будет дальше с джазом?
— Джаз останется джазом в любой ситуации. Его будут продолжать микшировать с различными стилями, жанрами, внедрять джаз в другие творческие проекты. Сколько музыкантов — столько и идей развития. Я уверен, что застоя не будет.
— А вот пару лет назад гастролировавший в Ереване легендарный саксофонист и новатор джаза Джерри Бергонзи в личной беседе сказал, что развитие джаза остановилось уже лет 40-50 назад…
— Ну это очень пессимистический взгляд… Раз музыканты играют, звучит музыка, люди многих поколений продолжают ходить на концерты, значит, джаз жив, значит, что-то происходит в мире джаза. Появляются новые имена, которые предлагают новые варианты и новые взгляды на музыку. Значит, развитие есть, просто оно может быть идет не вширь, а вглубь. Но главное, что джаз не стоит, да и не может стоять на месте. Он все время в движении. Другое дело, что направление этого движения непредсказуемо.
— Вы исполняете на свой лад (я специально не говорю — на джазовый лад, так как это не всегда джаз в традиционном понимании этого термина) произведения западных классиков. А нет ли намерения исполнить музыку, скажем, Комитаса или Хачатуряна?
— К сожалению, я не очень знаком с их музыкой, и поэтому сказать что-либо конкретное сейчас не могу. Но тем не менее: — а почему бы и нет? Все возможно. Знаете, мне очень понравилось в Армении, и, конечно же, вернувшись домой, я постараюсь узнать об Армении и ее музыке как можно больше. А там кто знает?..
