МЫ НА ГРАНИ

Как довести до руководителей республики предложения ученых, когда внизу такой плотный заслон?
Такой доход не способны обеспечить ни туризм, ни высокие технологии
В связи с нынешней дискуссией по поводу состояния науки в Армении я бы хотел высказать свое мнение и, возможно, помочь некоторым заинтересованным представителям власти разобраться в этой достаточно сложной ситуации.
Полемика в основном идет по поводу академических институтов, совсем не затрагивая проблемы отраслевых институтов, тогда как эта часть ученых всегда стояла ближе всего к прикладным, в том числе оборонным исследованиям. Необходимо сразу отметить, что нет строгого деления науки на фундаментальную и прикладную. Дело в том, что выполнять исследования, которые непосредственно входят в жизнь, гораздо труднее, т. к. это требует более широких знаний, включая и технологические. Прибыль, приносимая прикладными институтами, как правило, огромна и ее часто невозможно просчитать. Приведу только один пример.
Когда мы решили вопрос стабилизации твердого ракетного топлива, благодаря чему некоторые стратегические ракеты стало возможно хранить не 6 месяцев, а в несколько раз дольше, экономический эффект, по данным советских экономистов, превысил сотни миллионов рублей. Эти данные официально были переданы институту для расчета вознаграждения по авторским свидетельствам. И таких работ в институте, состоящем из 150 научных сотрудников, как правило, выполнялось в год несколько. Отраслевые институты практически все работали на договорных условиях. В среднем каждый ученый в советских отраслевых институтах по договору получал от 10000 до 15000 руб. в год. При этом затраты на зарплату не превышали 10-15%. Не секрет, что наиболее передовая часть ученых работала в отраслевых НИИ, куда относились и оборонные институты, и космос, и авиация, и атомная энергетика, и т. д.
В Армении наибольший урон понесла именно отраслевая наука, т. к. после перекрытия договорных каналов и финансирования от предприятий распадающегося Союза нас прикрепили к родному Министерству промышленности и торговли. Но, в отличие от академических институтов, мы не получали никаких средств для поддержания даже инфраструктуры, зданий, сооружений. Отраслевые институты остались совершенно бесхозными. Правда, юридически они подчинялись министерству, но, не имея средств, министерство бросило их на произвол судьбы. Более того, введение с 2005 года налога на имущество обязало институты платить налоги за здания и сооружения, что привело к потере всего наработанного годами интеллектуального потенциала, а это тысячи патентов, технологий, методик. Естественно, многие ученые в этих условиях перебрались за рубеж, в основном, конечно, в Россию. Я был очевидцем одного прискорбного случая. В 1993 г. в Волгограде к директору огромного химического комбината приехал один деятель с Ереванского завода химических реактивов и буквально за гроши продал техническую документацию завода.
Что касается вузовских научных центров, то их научная деятельность пока недостаточно эффективна из-за того, что большие силы тратятся на образовательный процесс. Я за то, чтобы ученые преподавали, но трудно представить ученого, который после 6-8 часов лекций и семинаров занимался бы научной работой. В Советском Союзе крупные ученые тоже преподавали, но, например, знаменитый академик Кнунянц читал у нас в Московском институте тонкой химической технологии за семестр всего 3-5 лекций, и на его лекции приезжали ученые со всей Москвы. Заведующий кафедрой физ. химии академик Сыркин читал всего 5 лекций, а академик Гольданский приезжал в институт только раз в неделю, но от этого уровень преподавания не страдал. В нашей же ситуации объединение всей науки под эгидой вузов может привести к еще более худшим результатам.
Что касается Академии наук, то думаю, что ей несомненно нужны основательные реформы. И в этих условиях проводить выборы в академию, с моей точки зрения, неэтично. Из-за достаточно "легкой" жизни в период СССР ученые академических институтов были слишком оторваны от насущных прикладных проблем. Дело в том, что в Советском Союзе каждому состоявшемуся ученому в той или иной степени давалась возможность развивать то направление, которое он считал целесообразным. Это является прерогативой богатых стран, но не всех. В развитых странах Европы и США все же дополнительно деньги выделяются на программы, направленные на выполнение определенной работы с перспективой производственного использования. Естественно, в нашей республике при очень скудных финансовых возможностях правительство не может давать деньги на "интересные" исследования. Надо выбрать стратегические пути развития. Но дело в том, что если сегодня сократить 1000 мелких тем и финансировать только основные, то не известно, какие темы попадут под финансирование — скорее всего темы тех, кто сегодня занимает ключевые посты, и действующие ученые вообще останутся без работы. Здесь ошибка приводит к деградации нации.Вот свежий пример. Мы написали в министерство отчет, где приводились данные о том, что сейчас в мире входят в производство новые органические полупроводниковые материалы и меняется технология в электронике, электротехнике. Наш опыт в этой области может помочь республике войти в десятку передовых стран, которые способны производить такие материалы. Получили ответ: тематика закрывается. Это ли не целенаправленный подрыв потенциала страны?
Вопрос в том, кто выбирает или оценивает перспективность тематики. Сегодняшняя практика финансирования настолько несовершенна и скудна, что единственным критерием избран принцип — ничего не трогать, т. е. дать всем минимум, чтобы хотя бы сохранить голову, если организм уже умирает. Поэтому при утверждении тем и проблемные советы, и Министерство науки и образования стараются ничего не менять или, если не хватает даже этих 15000 драмов на человека, сократить тех, с кем будет меньше возни — например, приватизированные предприятия, отраслевые институты и другие мелкие научные группы, не считаясь с их КПД. Министерство науки и образования даже не пытается рассмотреть вопросы, поднятые отдельными учеными по экономически эффективным новым научным направлениям, и ответить им, потому что само не знает, что делать. А ответ всегда один: нет денег. В этом году ситуация катастрофически ухудшится, так как Министерство науки и образования решило вовсе лишить базового финансирования отраслевые институты. Полагаю, если президент не вмешается в этот процесс — это будет очередная необратимая катастрофа. Кстати, наши обращения в 93-97гг. к тогдашнему главе государства с предложением по повышению обороноспособности республики подняло такой ажиотаж среди коррумпированных чиновников, снабжающих армию, что дирекции института "Арев" пришлось закрыть перспективные работы в этом направлении. Сейчас это выражается в индифферентном отношении к предложениям отдельных ученых и институтов.
Мы неоднократно на различных уровнях обращались с глобальной проблемой развития химической отрасли республики, исходя из сохранившегося еще потенциала и имеющихся сырьевых ресурсов. Она могла бы давать уже на первом этапе более $80 млн дохода в год и повысила бы обороноспособность республики при использовании малой части территории и оборудования "Наирита". И хоть бы кто отозвался или ответил. Я не говорю уже об оппонировании. Тишина. . . А ведь Армения находится на грани войны и такой доход республике не могут обеспечить ни туризм, ни информационные технологии. Как довести предложения ученых до высших эшелонов, если внизу такой плотный заслон? И потом ученый не может и не должен заниматься пробиванием стены. Если ученый начинает выяснять отношения или заниматься общественной или политической работой, он уже не способен работать над научной проблематикой, потому что это требует сосредоточения практически всего потенциала, поэтому, например, руководители научных учреждений, как правило, перестают заниматься наукой. Сегодня движущей силой науки являются руководители лабораторий-групп, которые продолжают активную научную деятельность. Это как бы полевые командиры (часть этих людей фанатично предана науке) , и с ними нужно, хотя это нелегко, вести переговоры.
Что касается экспертизы, то я убедился, что принципиальной оценки в нашем обществе получить практически невозможно. Мы — маленькая страна, где все друг друга знают, поэтому серьезно критиковать у нас не принято, так, по мелочам только и только, если это не связано с прихватизацией выделенных на какую-нибудь программу денег.
Самый главный вопрос: как решить столь противоречивые проблемы. Думаю, что для сохранения и развития науки в нашей республике мы должны работать в сообществе ученых других стран. Это прежде всего международные гранты, получение которых связано с большими трудностями из-за нашей нищей материальной базы. Какая может быть база, если средняя зарплата ученого не позволяет ему написать письмо или отослать образцы для совместных исследований, не говоря уже о научных командировках. Мы должны создать хотя бы некую минимальную базу, увидев которую, зарубежные ученые могли бы проникнуться доверием к нашим исследованиям. Для этого, конечно, следует объединить институты, создать крупные оснащенные центры. Но научная общественность не хочет слышать об этом. Во-первых, потому, что нет средств для ремонта соответствующих центров, переезда и наладки оборудования. Фактически ныне работающие на последнем издыхании лаборатории прекратят существование в процессе переезда. Во-вторых, руководители научных предприятий не хотят лишаться своих привилегий. Во всех случаях самыми незащищенными являются активно работающие группы (у нас, по крайней мере в химии, крупной лаборатории практически не осталось). И в-третьих, слухи, что здания НИИ распродадут, т. е. недоверие к чиновникам, которые день ото дня размножаются и требуют кормежки, не дают спокойно жить.Как говорил Веллер, "последний шанс — это примкнуть к стране, которая хотела бы использовать наш научный потенциал и которая имеет промышленность для решения задач". Например, Россия. При соответствующих договоренностях на уровне президентов есть возможность разрешить нам реально участвовать в конкурсах российских научных фондов наравне с учеными России. В этом случае мы не только сможем сохранить наш потенциал, но и успешно осуществлять экспертизу предлагаемых проектов и участвовать в исследованиях на международном уровне. При этом каждый ученый может приносить доход государству от 2 до 15 тысяч долларов в год. Конечно, надо убедить Россию в выгодности такого сотрудничества, а это могут сделать активно работающие наши специалисты, которых осталось, по моим подсчетам, менее 10% от потенциала 1990 года.
Для решения этих вопросов следует задать один фундаментальный: а нужен ли нашей стране научный потенциал? Это мы, люди науки, должны убедить правительство в необходимости сохранения интеллекта нации. Мы должны показать, что ученые — это люди, которые способны глубоко анализировать процессы, состоящие из множества независимых факторов, и не только в науке решать практические вопросы, особенно в экстремальных условиях. Многим неизвестен, например, такой факт: когда шли боевые действия в Карабахе, сотрудники нашей лаборатории, рискуя жизнями, в неприспособленных лабораториях получали боеприпасы и поддерживали наших ребят, консультировали и учили обращаться со взрывчатыми веществами, содержали боевые базы за счет своей зарплаты. . .
Мы должны найти понятные правительству доводы и объяснить, что нельзя, чтобы уборщица получала $100-200, а работающий в НИИ доктор наук — 30000 драмов, что это разрушает не только престиж страны, но и ее обороноспособность. Я не против, чтобы уважаемые академики получали свои заслуженные 100000 драмов, но я против того, чтобы ученые отнимали друг у друга деньги и унижались, чтобы выжить.
Мы не должны допускать, чтобы от имени ученых выступали разного рода карьеристы, чиновники и шарлатаны, которые причисляют себя к ученым и которых так много, что руководителям государства трудно разобраться, кто есть кто. Поэтому все научное сообщество республики надо объединить под эгидой одного центра — академии — с привлечением независимых профессиональных обществ, которые должны быть допущены к решению фундаментальных вопросов науки. Мы имеем множество таких общественных организаций — химическое, физическое, другие общества. При решении стратегических направлений развития страны эти организации должны иметь решающий голос. При финансировании какого-либо глобального проекта нельзя келейно делить между собой деньги. Необходимо, чтобы все активно работающие группы участвовали в крупных государственных проектах.
Надеюсь, совместными усилиями сообщества ученых можно решить проблемы и выйти из кризиса. Если же мы потеряем созданный за годы советской власти научный потенциал, будущие поколения сочтут нас варварами.