Когда Ашот Погосян, коренной ереванец, не поверив горбачевской перестройке, каким-то природным чувством уловивший фальшивость и голословность провозглашенных тезисов, подался в Америку и обосновался там, перевезя туда и семью, он думал, что это уже навсегда. Было ему под сорок, за плечами была по-своему интересно и активно прожитая молодость, но энергии и активности — он это чувствовал — хватало еще на столько же.
В Нью-Йорке, где он обосновался, Ашот Погосян стал делать то, что принято делать в Америке, — деньги.
— Ничего плохого в этом не вижу, — сказал мне он. — Ты делаешь деньги, все остальное за тебя делает система. В этом отношении — идеальная система. А потом ты превращаешься в робота. Который делает деньги. Если тебя это устраивает. Меня это не устроило.
Его это не устроило, потому что он хотел не просто делать деньги, а хотел делать их со смыслом. То есть стать частью той жизни, которую избрал. В Нью-Йорке это вряд ли было возможно. И когда он это понял, то вернулся на круги своя. И даже больше — он вернулся в Карабах, ни разу до этого там не побывав.
Я не стал спрашивать, с каким капиталом он приехал в Карабах. Ашот Погосян, уехав в Америку, хотел разбогатеть. И он разбогател. Настолько, чтобы можно было продолжить дело в Карабахе. "Почему в Карабахе?" — спросил я. Он не стал мне объяснять в том духе, что, мол, демократические ценности требуют экономической подпитки. Он сказал иначе: "В Карабахе я буду дышать свободно".
В Карабахе инвесторам действительно дышится свободно. Об этом мне не раз приходилось писать, и об этом уже знают многие. Но не многие могут развернуть дело там так, как это делает сегодня Ашот Погосян. Это не в укор другим инвесторам, просто у Ашота Погосяна американская закваска, и он готов с нею поделиться. Но главное — он строит Новую Сунджинку.
Когда-то Сунджинка — местечко под Степанакертом — была животноводческой фермой, количество голов в которой превосходило в общей сложности 16 тысяч голов. Это был огромный комплекс, который поставлял мясо — говядину и свинину — на общесоюзный стол. Карабахский же стол если и получал оттуда что-либо, то, скорее, благодаря несунам и хозяйственной смекалке тогдашнего директора. Ферма ходила в передовых, а карабахцы простаивали длиннющие очереди в магазинах, получая два кило замороженного мяса.
Сегодня в Карабахе мяса вдоволь. Но строящееся предприятие Ашота Погосяна решает отнюдь не проблему дефицита. Новая Сунджинка решает иные проблемы. Прежде всего — инвестиционного характера со всеми вытекающими отсюда последствиями — экономическими и социальными. Не говоря уже о том, что ставит интенсивное занятие животноводством на самые что ни на есть современные основы. Вот тут-то и проявляется американская хватка Ашота Погосяна.
Два года назад приступив к делу, он не стал торопиться с прибылью. Ему не нужна скоротечная прибыль: это всегда плохо кончается. Во всех смыслах плохо. Нужна размеренная, точно рассчитанная до мелочей организация работы. На долгие годы, возможно, навсегда. Вместе с инструментальным цехом — вспомогательным звеном в общей структуре нового животноводческого комплекса — Ашот Погосян реконструирует бывшее административное здание, в котором будут предусмотрены и жилые помещения. Для работников и для себя с семьей.
Когда я этим летом в очередной раз поехал в Новую Сунджинку, помещения еще только строились. Прокопий (Проша) — друг и компаньон Ашота Погосяна повел меня по будущим "квартирам", объясняя на ходу технологию конструкций, перенятую у тех же американцев. Потом повел меня в инструментальный цех. Потом — в цех изготовления профилей. И далее — по всей территории. Я делал снимки — один за другим, еле поспевая за Прошой.
Сунджинка строилась. Было не важно, когда она даст первую продукцию — мясо, которого сегодня в Карабахе вполне хватает. Важно то, что в местечке под Степанакертом под названием Сунджинка строится животноводческий комплекс.
Menu
