ЕРЕВАН. ФРАГМЕНТЫ

Идеальный Ереван
Таманян задумал построить солнечный город. "Город солнца" — так называли идеальные города люди эпохи Ренессанса. Каждый заново придуманный город — идеальный. Но идеальных городов в реальности нет. Жизнь всегда вносит свои коррективы. Чтобы построить город таким, как его замыслил зодчий, нужна какая-то сверхволя и сверхдисциплина не одного поколения людей. Думать о таком — утопия. Но вполне реально продолжать и развивать, но ни в коей мере не нарушать и не разрушать идею, заложенную или, лучше сказать, зачатую зодчим при создании города. Именно так создавались все те большие и малые города, которыми мы восхищаемся. В этом смысле эти города близки к идеальным. Венеция, Флоренция, Рим, Париж, Петербург (дореволюционный).
Современное западное градостроительство вплотную подошло к подобному идеальному пониманию города. Оно научилось развивать город, сохраняя его структуру, его ткань, его образ. Каждое новое здание встраивается в контекст существующего города. Тот, кто сегодня строит будущее, думает о прошлом. Это хорошая философия, философия демократического общества. Но она нам не знакома. Вернее, забыта нами. Когда-то, в давние времена, сознание наше было цельным и ясным, мы умели выразить наше отношение ко времени и пространству с неповторимым совершенством. Все наши монастыри, они строились по нескольку веков — будто созданы вмиг одним гениальным зодчим.
Сегодня мы оказываемся не способными построить что-то рядом с чем-то так, чтобы не уничтожить, не раздавить то прежнее. Философия советского общества строилась на разрушении. Понимания контекста не было. Это перенеслось на градостроительство. И закономерно, что конец советской власти обозначился активной войной за контекст, за сохранение старого, за тактичное отношение к нему в развивающемся городе. Однако сейчас, когда мы стремимся к демократическому обществу, мы все еще не умеем самовыразиться так, как следует в демократическом обществе. Мы вновь разрушаем. Мы разрушаем контекст нашего города. Мы разрушаем идеалы Еревана.
Вертикальность Еревана
Свойство нашей ментальности — индивидуализм. Мы не любим и не умеем подчиняться общим правилам. Каждый армянин представляет себя лидером. Это проявляется в архитектуре города. Мы не умеем подчиняться законам градостроительства. А они такие же, как в жизни. Кто-то один — главный, другие — нет. Какие-то здания — главные, другие — нет.
Глубоко почитаемый мной архитектор и мыслитель Армен Зарян считал, что вертикальность классической армянской архитектуры есть постоянное стремление к куполу. К куполу — как выражению образа мироздания, к синтетической форме, одинаково отображающей идею вертикальности и горизонтальности. В идеальном городе Таманяна — как в идеальном обществе — была выстроена четкая вертикальная иерархия. Дом правительства и Опера — две доминанты, поддержанные всей застройкой города. Но главной доминантой, главной вертикалью, несомненно, был Арарат — главная фигура во всем армянском мире. Но, как только мы научились строить дешевые высотные здания, мы стали нарушать те простые законы композиции, которые заложил в основе идеального Еревана Таманян. Так появились высотки-самозванцы 1970-х годов.
Но по сравнению с нынешними монстрами они кажутся милыми цветочками. А ведь за прошедшие годы мы были свидетелями небывалых разрушений Спитакского землетрясения, самые мощные волны которого лишь чудом не докатились до многоэтажного Еревана. И одному Богу, вернее, черту известно, выдержит ли все это, повторись нечто подобное. И какова будет тогда истинная цена квадратного метра жилья в Ереване. Все эти здания-вертикали на редкость уродливы. При том что вертикальная композиция в архитектуре — наиболее привлекательна и эффектна. Но тогда, когда она уместна, когда она сомасштабна своему окружению, когда она действительно доминантна. Структура центра и окраин Еревана всем своим существом, словно обретя дар речи, сопротивляется монстрам-нуворишам. И сгибается под их давящим возвышением. А нам еще предлагают новый Ереван-сити — сплошь из вертикалей, как забор, закрывающий видимость Арарата.
Строительство вверх в Ереване — неправильная идея. Так строили в ХIХ веке, когда Ереван застраивался по регулярным канонам царскорусского градостроительства безотносительно к национальному ландшафту. Весь старый Ереван — это застройка по периметру и ни с одной из улиц (площадей по сути и вовсе не было) не открывалась перспектива на Арарат. По сути это была композиция вертикальная, хотя и состояла из распластанных низких кварталов. Главная идея Еревана — строительство вперед, к Арарату. Вертикальность Еревана — это Арарат.
Идея Еревана
Ереван и Таманян — это синонимы. Древнейший город — Еревану почти 3000 лет — возник в одночасье. Таманян не скрывал намерения разрушить старый персидско-тюркско-царскорусский город и построить современную армянскую столицу. Таманян строил город, современный по своей технологии и градостроительным канонам. Но это вряд ли для него могло явиться предметом истинного интереса. Его цель — создать город, который станет выражением возрождения находящейся на грани гибели нации. Город, который спасет народ. По сути это был факт еще не до конца оцененного гражданского подвига.
Именно Ереван стал выражением национального возрождения и средоточием всей нации. Ереван стал центростремительным полюсом, куда стали сходиться все нити армянства со всего мира, независимо от идеологии. Ибо у нас, армян, на самом деле есть одна идеология — идеология армянства и один символ — Арарат. Как говорил Паруйр Севак, движение к Арарату — наша национальная идея. А город и есть бесконечное движение. Город — это движение в виде нового строительства. Город — это движение людей по нему самому, по его улицам и площадям. Таманян и направлял все движение Еревана на Арарат, к нашей единой идее и цели, к национальному полюсу, стягивая все силы нации и не давая им разойтись. Ереван объединял и держал все армянство. От доктора архитектуры, историка Оганеса Халпахчьяна, который в молодости работал с Таманяном, я узнал, что градостроительной идеей Таманяна и была задача выразить единение всего армянства, всех армянских земель!
Таманян — главный герой нации в ХХ веке. План Еревана и народ Еревана (интеллект Еревана) — главные достижения армянства в ХХ веке. Сегодня оба понятия подвержены разрушениям. Пространство и наполнение Еревана возникли в течение одного столетия и к его же концу начали иссякать. . .
Горизонтальность Еревана
Гений Таманяна видел сквозь века. Он строил город-идею. От него же требовали строить большой город. Для государства с численностью населения в 800000 человек построить новую столицу с населением в 150000 жителей было весьма смелой и перспективной задачей. Однако менее чем через десять лет перед зодчим была поставлена задача увеличить генплан до 500000 человек (такого демографического взрыва, конечно, не было — просто население начало катастрофическими темпами съезжаться в город). И так продолжалось впредь. 500000, 600000, 800000, наконец вожделенный миллион жителей к середине 1970-х годов. И этот миллион был третью всего населения Армении. Эта пропорция, точнее, диспропорция стала причиной бесчисленных проблем Еревана и всей Армении.
Росло население города и, соответственно, увеличивалась его территория, что для общей площади страны в 29, 8 тыс. кв. км тоже являлось серьезной диспропорцией. Разрастание территории города, естественно, происходило при недостаточном развитии его инфраструктуры. Неестественно быстрый рост населения вызывал острый жилищный кризис, недостаток питьевой воды, недостаток зелени, чистого воздуха. При этом была необходимость создания большого количества рабочих мест, что требовало развития промышленности, которое в свою очередь создавало острое экологическое положение. Строительство стандартных зданий приводило к нарушению исторического облика города, принцип строительства высотных зданий — к нарушению силуэта. Национальная идеология города, вначале замененная тоталитарной, затем уступила место технократической. В конечном итоге быстрое развитие города — всякого города — это разрушение его градостроительной ткани.
Если бы Ереван не был так сильно развит за счет остальной территории страны, если бы население было более равномерно распределено на территории страны, оно было бы крепче привязано к земле и стране. Сверхидея будущего Еревана — его уменьшение. Но для этого требуется одновременное выполнение почти невыполнимых условий: обозначение национальной идеологии, политическая воля, дисциплинированность действий, гигантские вложения. Между тем предложен новый Генплан Еревана, направленный на его дальнейшее увеличение.
Разрушение Еревана
Третье десятилетие Ереван неуклонно разрушается. Процесс его строительства неизменно сопровождается разрушениями. Своеобразный нонсенс — разрушающее строительство. Оно началось еще в 1980-е годы, когда возобладал технократический подход к развитию города, сопровождавшийся всеми теми искажениями, о которых говорилось выше. Тогда же начались подкопы под здания в центре города для создания магазинов и устройство магазинов в квартирах нижних этажей, что привело к разрушению структуры фасадов на уровне человеческого роста и разрушению пешеходных зон, к созданию бесформенных преград в виде лестниц вверх и вниз, ограждений и, наоборот, колодцев.
В 1990-е этот процесс приобрел форму деформаций отдельных зданий, к которым либо пристраивались чужеродные объемы, либо от них отламывались некоторые части (как, например, от летнего кинотеатра). Здания оказывались изуродованными. В 2000-е получило распространение разрушение целых зданий, причем зданий с интересной, а порой выдающейся архитектурой (гостиница "Севан").
Весь обозначенный период с нарастающей силой идет процесс разрушения градостроительной ткани. Особенно значительный в центральной части города, где в 1960-70-е годы были осуществлены без преувеличения выдающиеся средовые решения Кольцевого бульвара и улицы Абовяна. Сегодня от них не осталось и следа. . . Стремясь противостоять бедам технократизма 1980-х, несколько ереванских архитекторов (в их числе был и автор этих строк) пытались обратить внимание общественности и властей к проблеме сохранения старых ереванских построек (конца ХIХ — нач. ХХ вв. , так называемые черные дома — по цвету их туфовых фасадов) , к проблеме включения их в контекст развивающегося города. Сегодня даже эта проблема сохранения наследия трансформирована в разрушительную — эти дома предлагается сгрести в квартал-резервацию. Но что останется от этих ереванских старцев, если их разобрать? Они просто рассыпятся!
В 1970-80-е годы архитекторы Еревана активно обсуждали вопрос разрушения одного здания — многоэтажной новостройки Картинной галереи на центральной площади. С возведением этого здания окончательно нарушилась таманяновская композиция площади. Но здание, конечно, не было разрушено. И не в последнюю очередь из-за прагматической нецелесообразности — страна не столь богата, чтобы ломать подобные здания. Однако сегодня мы без оглядки позволяем себе и не такое, притом в абсолютно неоправданных случаях. . .
В начале 1990-х годов у меня состоялась беседа с новоназначенным главным архитектором Еревана Р. Джулакяном. Талантливый архитектор, Джулакян был человеком с глубоко национальным мышлением. В ту встречу он сказал фразу, навсегда врезавшуюся в мое сознание. В присущем ему спокойном тоне он, как бы размышляя вслух, стал говорить о том, что все это огромное количество типовых домов Еревана, не имеющих никакой национальной идентификации, непременно будет разрушено. Я был поражен: передо мной стоял главный человек, отвечающий за архитектуру огромного города, и спокойно рассуждал о неизбежности разрушения сотен зданий только лишь потому, что они были лишены архитектуры. Это был мечтатель, смотрящий в саму суть проблемы, убежденный в своей правоте и прекрасно сознающий, что ему увидеть все это, конечно же, не доведется: Ереван бессмысленно велик, он состоит из множества возникших в одночасье — за каких-то тридцать лет — чужеродных поселений. Ереван на большом своем пространстве вовсе и не Ереван. Разукрупнение Еревана — вот идея, достойная нового градостроительного открытия. И незачем приглашать дорогостоящих западных архитекторов, не понимающих сути нашей национальной архитектуры. Полезно пригласить градостроителей, понимающих в сути развития города.
Ереван как Москва
Самый непохожий на Ереван город — это Москва. Москва — ее центральное Садовое кольцо и 10 выстреливающих из него основных проспектов, в том числе четыре главных: Ленинский, Ленинградский, Кутузовский и проспект Мира — фантастическое градостроительное образование. Это множество исторических слоев, смешавших одно-двухэтажную застройку и гигантские здания, древность — в виде шедевров Кремля и современность — в виде шедевров конструктивизма. Москва легко переваривает самые радикальные вмешательства, лишь накручивая свой сумасшедший ритм (хотя изменения последнего десятилетия нанесли облику города серьезный урон, но всеядность его сути скорее выправит и вернет ситуацию в общее историческое русло). К тому же Москва очень богатый и богатеющий город.
Совершенно другой город — Ереван. Ереван — то, что определяло его облик, т. е. город до 1980-х годов, — это хрупкая поверхность фасадов с ровными карнизами, строгими порталами, изящными сандриками, всякое прикосновение к которым требует осторожности и такта. Бесконечное украшение, повсеместное напоминание о красоте. От ереванских фасадов шли тепло, спокойствие, мудрость. В чем-то они были похожи на флорентийские фасады. Когда в 1960-е годы запретили классическую архитектуру как "украшательскую", молодые армянские архитекторы и скульпторы начали украшать нижние уровни фасадов — то, к чему непосредственно обращены взоры горожан, декоративными резными композициями (многие в последние годы уничтожены). В отличие от московских, хрупкие ереванские фасады не выдерживают не то что радикального вмешательства — легкого прикосновения. Их строгая гармония сразу же нарушается.
В Москве устанавливаются гигантские вертящиеся конструкции — рекламные щиты величиной с отдельные ереванские здания. Москва их переносит, вернее, носит на себе, как великан бабочек. И такие же щиты появляются в Ереване — но они закрывают целые фрагменты города.
В Ереване, как и в Москве, начали рушить гостиницы. После разрушения московской гостиницы "Москва", вызвавшего множество протестов и приведшего к ее восстановлению (странное мероприятие, которое можно понять лишь в контексте гигантского строительного бюджета города) , разрушается ереванская гостиница "Севан" — шедевр армянского конструктивизма, одно из лучших зданий города. В Ереване строят очень большие дома — как в Москве. Приглашают того же архитектора-гигантомана, он проектирует здание в виде раскрытых крыльев, но намеревается поставить его на возвышенности, отчего может создаться впечатление, что оно (здание) упадет на город и накроет его. . . Порой кажется, что при исполнении строительных чертежей ошиблись в указании масштаба — и здания выстроились несуразно большими. В Ереване собираются построить Сити — как в Москве: высотное, неудачно расположенное, неорганичное. Современный Ереван стремится походить на Москву. Что может быть нелепее. . .
Язык Еревана
У архитектуры существует язык. Это не стиль. Стиль един для разных стран и внутри себя различается языком выражения. Языком национальной архитектуры. Именно язык национальной архитектуры воссоздал Таманян. И современная армянская архитектура вновь начала развиваться по канонам национального языка. Национальный язык придавал единство архитектуре нескольких весьма различных периодов — архитектуре Таманяна и его школы, архитектуре армянского конструктивизма, архитектуре 60-х годов, архитектуре армянского постмодернизма 70-х.
Разрушение национального языка армянской архитектуры началось на заре 80-х, когда идеалы творчества вытеснялись простыми и часто примитивными технократическими решениями. Мы живем в стране, где изобилие красоты — природы, древней архитектуры. Но сегодня мы, кажется, окончательно утратили понимание красоты, забыли наш архитектурный язык. На каком архитектурном языке мы выражаемся? Почти на таком, на каком говорим. На языке примитива.
Музыку заказывает, как известно, тот, кто платит. Армянские нувориши заказывают музыку очень сомнительного качества. Увидев мир, они обнаружили, что в нем есть очень много красивых сооружений. И если уж во что-то вкладывать свои кровные, то точно в красоту. Таким образом появились на улицах Еревана сооружения, которые, по мнению этих людей, если напоминают колизеи, классические дворцы или альпийские шале, то они красивы.(По такому принципу, кстати, они строят и свои огромные загородные и городские дома). Но при всей нелепости этической стороны этого дела есть сторона и эстетическая. Дело в том, что все подобные исторические и географические реминисценции чужды нашей архитектуре, у которой существует свой выработанный веками неповторимый, строгий, отчеканенный архитектурный язык. И нет у нас традиции строить во всех названных стилях и формах — так сложилось исторически. Нет у нас, соответственно, и достаточно сильной школы обучения классики (что, кстати, чести нам не делает). Не умеют большинство наших архитекторов работать в "классике". И получается у них сплошное "смешение французского с нижегородским".
Та же утрата языковых навыков очевидна в решениях современных. Обращаясь к языку архитектуры 1940-50-х годов, мы забываем, что это было время, когда наши мастера боролись с тоталитарными формами "сталинского ампира", искусственно насаждаемого на нашу национальную почву. Что выражает наша современная архитектура? Наше будущее? Нет, т. к. она слишком откровенно цепляется за прошлое. Тогда, значит, наше прошлое? Тоже, конечно, нет, т. к. она слишком несовершенна. Наша архитектура, стремясь соединить жалкие намеки на традиции с не менее жалким копированием западных приемов, рождает что-то совершенно бездарное.
Еще никогда армянская архитектура — архитектура великой традиции — не была столь слаба и столь беспомощна в своем высокомерии. И именно сегодня мы затеяли гигантскую перестройку Еревана, не имея ни той идеи, ни того гения, который мог ее воплотить. . . Между тем перед нами стоит задача выстоять перед неизбежным натиском архитектуры глобального мира и сохранить особенность архитектуры национальной. Мы не можем предавать забвению наш национальный язык. Но, боюсь, нам нужно начинать с нуля. . .