БОЛЬ И МУДРОСТЬ АРМЕНИИ В ПОЛОТНАХ АКОПА АКОПЯНА
Выставка, открытая в ереванском Доме художников, представляет вниманию зрителей искусство одного из самых интересных и значительных художников Армении Акопа Акопяна, отмеченное огромной любовью к человеку, к родной земле.
Однажды в беседе об искусстве Акоп заметил: "Художник, конечно, может находиться под чьим-то влиянием или пользоваться средствами, присущими другим, но перенять чужую душу невозможно".
Сам художник никогда не отрекался от своих убеждений. И в парижский, и в египетский периоды в работах художника превалировала душа. Представитель первого поколения, увидевшего свет после Геноцида 1915 года на чужбине, Акоп Акопян создал произведения, которые с зеркальной точностью отразили душевное состояние его поколения. Он приехал в Армению в 1962 году уже сложившимся 40-летним мастером. Он ничего не знал о душащей художников атмосфере несвободы, царившей в огромной стране. Писать несчастных, отверженных людей он уже не мог, и именно в этой трудной ситуации талант художника раскрылся по-новому.
А.Акопян быстро уловил пульс времени. В природе Армении он распознал глубинную суть сухого, каменистого, кажущегося не интересным безмолвного пространства. Вскоре появился цикл удивительных армянских пейзажей. Это был абсолютно новый взгляд. И новая форма. Художник наполнил природу внутренним волнением и философским подтекстом. Мы не понимали тогда, что тонкость и интеллигентность уживаются в Акопяне с на редкость стойкой и упорной натурой.
Земля, небо, тянущиеся к горизонту столбы электролиний, несколько деревьев или оголенных, конвульсивно рвущихся вверх виноградников. Художник пишет природу поздней осенью, когда она обнажается, лишается красок. Или ранней весной, когда переживает возрождение. Пользуясь самыми скупыми изобразительными средствами, одухотворяя полотно неожиданными деталями, мастер улавливает дыхание земли, ее тревожное молчание. Так выразилось время во всем многожанровом творчестве Акопа Акопяна.
Оригинальны по своему замыслу натюрморты художника. Посредством самых обычных вещей — перчаток, пальто, манекенов, музыкальных инструментов — он создает полный драматизма и глубокого содержания мир ("Натюрморт с гитарой", "Милосердие").
Эта Армения сразу же обрела душевный отклик и зрительскую любовь. Своей правдивостью, сдержанностью и своеобразием она вливалась в русло так называемого "сурового стиля" 60-х годов, возрождавшего в атмосфере ложного пафоса дух истинного искусства.
В новых работах Акопяна тема измученного одинокого человека достигла силы протеста ("Нет нейтронной бомбе!", "Воспоминание о войне", "Сумгаит"). На смену сугубо социальным портретам бедняков пришли портреты людей мыслящих. Натюрморты, изображавшие прежде скудную жизнь тех, кто обделен судьбой, становятся все более философичными. А в пейзажах Акопян вложил всю владеющую им тревогу за нашу общую землю, за планету людей.
Искусству Акопяна неизменно свойствен драматизм (временами он перерастает в потаенный трагизм), идущий от современной жизни и составляющий внутреннюю сущность пейзажей художника. 
Иносказательность — вот ключ к проникновению в глубинные слои его замыслов. Внимательно вглядываясь в полотно, замечаешь, что облака, деревья, виноградные лозы или белесые камни в последнем цикле севанских пейзажей — не только облака, деревья или камни: они очеловечены и несут в себе заряд разнообразных эмоций: страха, горя, тревоги, страдания… Камни севанских берегов, обнажившиеся после того, как озеро обмелело, напоминают на пейзажах Акопяна человеческие кости (иногда кажется, будто на берегу распростерт скелет) и передают зрителю ощущение страшной трагедии.
Акопян — мастер подтекста, и, быть может, наиболее национальна в его творчестве присущая армянскому характеру и шире — армянской культуре сдержанность, в силу которой нельзя, немыслимо выставлять свою боль напоказ, кричать о ней.
Да, многочисленные зрители акопяновских выставок правы: его Армения не похожа на Армению Сарьяна. Здесь уместно вспомнить, что подлинный художник всегда выражает через природу себя, свою душу. Как же раскрывал свою душу Сарьян? Он говорил: "Я усиливаю цвет, чтобы в моих работах сильнее звучал свет". Свет для Сарьяна — символ вечности. Из мрака кровавой резни, пережитой его народом, Сарьян тянулся к свету, и Армения, запечатленная им, — это обетованная земля, которая жила и будет жить в душе всякого армянина.
Акопян же, в отличие от Сарьяна, сказал бы так: "Я приглушаю цвет, чтобы свет в моих работах звучал грустней и нежней". И печальная, сосредоточенная, подчас откровенно трагическая сторона его картин — это тоже Армения, Армения сегодняшняя — борющаяся, напряженная, страдающая. В наши дни, когда на этот клочок земли обрушились новые испытания, в том числе и небывалое землетрясение, мы все острее постигаем глубину акопяновского искусства. Тысячу раз прав посетитель московской выставки, который, поняв говорящее молчание полотен художника, написал в книге отзывов: "В работах Акопяна боль и мудрость Армении".
Стиль Акопяна крайне своеобразен. Его композиции в высшей степени продуманны и конструктивны, его палитра словно соткана из красок поздней осени. Родись Акопян не на чужбине, а на родной земле, он все равно должен был искать и обрести свою Армению. Культура любого народа оказалась бы безнадежно обедненной, если бы ограничивалась одним-единственным способом художественного мышления.
Полотна Акопяна, изображающие такой нехитрый инструмент, как клещи, хорошо известны. Они парадоксально изображают остроту человеческих взаимоотношений, неожиданно обнаруживая в себе напряженные психологические коллизии. Но мало кто знает, что еще несколько десятков лет назад художник изготовил гигантские варианты этих композиций — небольшие оригинальные скульптуры. Эти работы Акопяна никогда не выставлялись. Увидев акопяновские клещи, которые нападают и скалятся друг на друга, американец — владелец завода по производству бытовых инструментов изумился: "Каждый день вижу тысячи щипцов, кусачек, плоскогубцев, но не мог вообразить ничего подобного. С удовольствием поставил бы перед своим заводом такую скульптуру, только увеличенную". Однако американского предпринимателя опередил директор Научно-исследовательского института радиофизических измерений Парис Геруни, благодаря которому одна из скульптур Акопяна увидела свет.
В 1989 году на склоне Арагаца появилась странная на первый взгляд, но чрезвычайно выразительная скульптура. "Семья". Казалось бы, гигантские, высотой более десяти метров, клещи, напоминающие мужчину, женщину и ребенка, должны подавлять зрителя, внушать страх. Однако предельная сдержанность и пластичность их линий, безупречная уравновешенность пропорций и обращенные ввысь внутренние проемы, вызывающие в памяти детали, присущие армянскому зодчеству, придают силуэту скульптуры монументальность и помогают уяснить ее подлинную суть. Ничем не примечательные инструменты, сухие и бескровные, как голые севанские скалы на картинах Акопяна, раскрывают человеческую душу, вобравшую в себя все тревоги нашего многосложного времени. Человек превратился в инструмент, в неодушевленный металл, а он не теряет своего достоинства и гордости, не сломленных никакими испытаниями. Как и в живописи, А.Акопян нашел простые и по-современному лаконичные средства, чтобы донести до нас идею вечной жизни и веру в нее. А скоро у входа в Эчмиадзин появится еще одна акопяновская скульптура — руки Григория Просветителя — символ нашего христианского государства.
Искусство Акопа Акопяна — высокий пример самопознания и самоутверждения — явило миру душу, согретую близкой и созвучной всем человечностью.