Волнение моря – пять-шесть баллов. Скорость ветра сейчас, когда пишу эти строки – примерно 10 метров в секунду. Это – не классический шторм. В такой ситуации на протяжении пяти дней и пяти ночей подряд наш одномачтовый шлюп очень бойко идет по-прежнему на юго-запад. Как это выглядит на практике? Очень просто! Кок не может работать на камбузе, готовить еду невозможно — нет ни секунды без качки. И так в течение пяти суток. А по прогнозу такая погода еще будет сохраняться на Атлантике.
Это хорошо, когда знаешь прогноз. Правда, в основном ветер попутный, что не очень хорошо. Тут есть свои проблемы: вахтенные, едва отстояв у штурвала вахту, бегут вприпрыжку по танцующей палубе в каюту, чтобы поспать, ибо через четыре часа нужно вернуться на свое место. Кстати, кок, хочет не хочет, должен что-то свaрганить хотя бы всухомятку. Благо, есть у нас вдоволь бастурмы и суджуха, тушенки и кильки. Увы, килька и всякие консервы, заготовленные в Армении, ужасно соленые, а на борту мы запретили есть соленые продукты — вызывают жажду, а вода из бака противная.
Капитан никогда не несет вахту — он всегда на вахте. У меня тоже вахта круглосуточная. Капитан и электрик постоянно жалуются, что у меня все время горит свет. Ничего не поделаешь, как говорили два веселых классика: "Писатель должен писать". Однако ни писать ручкой, ни тем более стучать на машинке невозможно. Все летит из рук. Поэтому то и дело перечеркиваю и заново пишу слово или строчку крупно и по возможности внятно. И все-таки ухитрился работать на машинке даже в шторм: для этого "железную леди" припечатали к дощечке-столику накрепко и она качается как все вокруг и как, в конце концов, я сам. Вот какое изобретение…
Итак, сегодня речь идет о шторме, о волне, поэтому надо выскочить на качающуюся палубу и посмотреть на детали в фигуре волны. Это очень интересно. Я часа два-три стоял в кокпите, придерживаясь за ремни, которыми привязан к гику грот. Дело в том, что меня и во времена плавания в юности на Балтике, и на "Киликии" и особенно сейчас очень интересовал процесс рождения волны. Хотелось узнать, что говорит океанография о размерах волн в море и океане.
Оказывается, волны определяются тремя факторами: скоростью ветра, продолжительностью его воздействия на поверхность воды и протяженностью поверхности водного бассейна, над которым дует ветер. Я уже научился измерять ширину волн и, что самое главное – их высоту. Причем делаю это довольно примитивными методами. Мне и не нужно иметь точные размеры. О том, какие они бывают в каждой точке океана, описано в специальной литературе.
Взяв на прицел только что образовавшийся холмик с белой шапкой, пристально следишь за ним, зная, что он вот-вот сначала потрясется, затем ветер сорвет с гребня пенку и волна рассыплется, и через секунду на том же месте вырастет вновь холмик, но уже больше, шире, выше. В какой-то миг холмик вытягивается, белая шапка наклоняется вперед и у подножия появляется глубокая ложбина. Надо успеть "измерить".
Любой человек знает, что каждый этаж дома – это около 3-3,5 метра, штабисты-картографы хорошо знают, что спичечная коробка имеет длину в пять сантиметров. Вот и здесь четко представляешь размер волны, когда сравниваешь с этажом дома. И когда уже все стало понятно — и габариты, и движение , и ныряние волны и выныривание, то думаешь о том, что на огромном пространстве, где кроме твоего суденышка ничего нет, мириады трехметровых и более волн шастают вокруг тебя, а ты при этом удивительно спокоен. То нос шлюпа, вздыбившись, поднимается вверх, как мустанг, чтобы в следующую минуту нырнуть к подножию уже распавшейся на мельчайшие частицы волны. То уже корма садится в образовавшуюся ложбину попутной волны и тогда нос опять же устремляется к небу. И ты все равно знаешь, что ничего с тобой и со шлюпом не произойдет. Нет никакой борьбы между океаном и тобой, между волнами и одномачтовым шлюпом — есть плавание, которое продолжается и во время штиля, и во время шторма.
Я уже говорил, что протяженность пути нашего перехода составляет 60 тысяч километров. Полтора экватора! Так на таком большом расстоянии сколько будет встречаться штилей с мертвой тишиной, волн высотой с многоэтажный дом и ураганов, когда поверхность моря покрывается плотным слоем пены при ничтожной горизонтальной видимости. Однако я знаю, никогда не будет девятого вала. Я уверен: великий Иван Айвазовский никогда не видел этот самый Девятый вал. Такого сверхчуда не могло быть. Девятый вал мог родиться только в душе самого мариниста…Он не волну писал, а слившиеся воедино дух природы и человека, находящегося в момент преодоления себя. Девятого вала не может быть ни в морях, ни в океанах. А в океане мы видим просто красивые, подчас взбесившиеся волны, которые рождают шторм. Как эти самые взбесившиеся волны, которые так безжалостно мешают мне стучать на видавшей виды моей крохотной пишущей машинке.
И все же мы не должны обижаться на шторм с его свежестью, напоминающей живительный вкус арцахской родниковой воды Вараракн. Не мною сказано, что без шторма величественные океаны превратятся в жалкие болота. Так что шторм – это сама жизнь, которая, как известно, ничего не дарует без тяжких трудов и волнений.
А пока все остается неизменным — и шторм, и волны, и наше желание достичь ближайшей цели, т.е. не просто причалиться в бухте Бриджтауна острова Барбадос, а перерезать финишную ленту, подтверждающую, что "Армения" пересекла Атлантический океан. В этом нам поможет и шторм тоже.