Он был очень хорошим оператором, он снимал хорошие фильмы. Сегодня бы сказали – знаковые, то есть известные, запоминающиеся, эпохальные… Таким был "Здравствуй, это я!"
Тогда, в начале 60-х — счастливых для армянского кино, всем хотелось узнать чуть больше о создателях этого фильма. Это были не новые имена в кино, но громкий успех картины придавал им особое обаяние. О них говорили, о них писали (в том числе и автор этих строк) — Ф. Довлатян, А. Агабабов, А. Джигарханян, Р. Быков, М. Терехова, Н. Фатеева…
Одной из звезд этой звездной компании был и Альберт Явурян. О нем тогда знали, пожалуй, меньше всего – он приехал в Армению, на "Арменфильм" из Киева.
… Впервые я увидел его, еще не зная, что это он, на ереванской улице Теряна, небольшой отрезок которой, прилегающий к киностудии, даже трудно было назвать улицей. Это было продолжение студии — той старой, еще Бекназаровской, еще той, на которой снимались немые фильмы.
…И вот на этой улице я увидел молодого человека с бородкой, с длинными волосами и, если мне не изменяет память, в соломенной шляпе. Он собирался прокатиться по улице на мотоцикле. И все бы ничего, если бы он умел ездить. Что не умеет, было заметно сразу. Понятно, что тут же собралась толпа зрителей. Его подбадривали, ему аплодировали, свистели… Молодой человек решительно выжал газ и поехал, на всякий случай выставляя обе ноги в стороны. Поворачивать он, естественно, тоже не умел. Потому, доехав кое-как до конца улицы Теряна, он остановился, спустил ноги на землю, развернул мотоцикл и поехал в обратном направлении… Уже немного увереннее…
Это и был Альберт Явурян.
Меня тогда, признаться, эта сценка удивила. Позже, познакомившись с Аликом, узнав его ближе, проникнувшись к нему искренней симпатией, а потом и просто полюбив его, я понял, что в этом эпизоде он проявился весь. С его характером, с его темпераментом, с его мальчишеской увлеченностью, с его свободой от предрассудков: что скажут, что подумают. Как-никак, известный уже оператор и в скором будущем лауреат Госпремии, а тут мотоцикл, на котором он учится ездить на потеху всей улице…
Но именно таким он был, иначе он не был бы Альбертом Явуряном. Именно так он и работал. Так снимал, так жил.
Он был ярким человеком. Увлеченным. Энергичным. Всегда на что-то заряженным. И прежде всего — на свою работу, свою профессию, свое кино. А то, что он его любил больше жизни, было видно сразу. И не просто любил – кино и было его жизнью. Словом, он был настоящим кинематографистом. Не киношником. Таких сегодня, к сожалению, осталось не так уж много.
Я думаю, молодые ребята, увидев его во время работы, или на улице, или хотя бы на том же мотоцикле, обязательно захотели бы прийти в кино и обязательно стать операторами, стать такими, как Альберт Явурян.
Алик был красивым, обаятельным человеком…
За что бы он ни брался, во все он вносил что-то свое. И в съемочный процесс, и даже в партийную работу, когда был какое-то время секретарем парторганизации студии.
…Я помню, какой шок испытали партийцы-ветераны, зайдя однажды в кабинет нового секретаря. Вместо привычной фотографии Ленина на них смотрел со стены Ленин работы художника Петрова-Водкина. Это был раненый вождь пролетариата, с перевязанной рукой и, самое главное, с бледным лицом, с болезненным и каким-то растерянным взглядом, устремленным в неизвестное, неопределенное и пугающее будущее… Требовали даже снять портрет. Но Алик не снял. Сняли уже позже, после перевыборов.
Алик Явурян был человеком бескомпромиссным.
Временами эта убежденность в своей правоте – профессиональной или жизненной — проявлялась слишком уж энергично, безапелляционно, громко. Но в этом тоже был он, Алик, который никому не прощал равнодушия, лжи, бездарности.
Могло показаться, что благодаря своей энергетике он был человеком излишне шумным. Но это было не так. Я бы сказал иначе.
Алик был человеком звонким.
Я вспомнил вначале о первой работе Альберта Явуряна на киностудии "Арменфильм". Но были и другие. Прежде всего с Фрунзе Довлатяном: "Рождение", "Хроника ереванских дней", "Одинокая орешина"… С Григорием Мелик-Авакяном – "Семь песен об Армении". С Нерсесом Оганесяном – "Полет начинается с земли" и "Механика счастья".
Это были разные, очень непохожие друг на друга картины. Но сходились они в одном – все были отмечены талантом оператора Явуряна. Его профессионализмом, вкусом, тонким пониманием драматургии, целостностью художественного решения и пониманием режиссерского замысла. Могу в связи с названными картинами утверждать также, что режиссерам, актерам, всей группе было приятно работать с Явуряном. Вокруг него всегда царило оживление.
Алик Явурян был светлым человеком.
Приходит на память сейчас один случай, ничем, возможно, и не примечательный, но, как мне сейчас кажется, раскрывающий Алика с другой стороны — очень, на мой взгляд, трогательной.
"Полет начинается с земли" снимался в Кафане. По сценарию нужен был кадр взлетающего самолета. Съемка – в так называемом режиме, то есть снимать надо либо на закате дня, либо на заре. Решили снимать с раннего утра. Алик предложил мне пойти с ним. В чем-то помочь, а главным образом просто составить компанию. Интерес к съемке проявил местный житель, наверное, сторож раскинувшегося недалеко от взлетной полосы сада, азербайджанец по национальности. Расспрашивал о фильме, мы отвечали. Говорили и "за жизнь". Самолет наконец взлетел, мы собрали аппаратуру, а азербайджанец пригласил нас в свою сторожку — согреться, выпить чаю: утром было действительно зябко, несмотря на лето.
…Когда хозяин принес густо пахнущий, ароматный чай в "армудах", я незаметно толкнул Алика локтем, показав на тарелочку с мелко колотым сахаром – он был весь засижен мухами… Я хотел отказаться от угощения, сославшись на занятость. Алик прошептал: "Не надо, Эверт-джан, обидится человек…" И первый протянул руку к сахару. Пришлось и мне. Но чай был очень хороший…
Алик единственный, кто среди друзей-коллег всегда называл меня полным именем – Эверт, а не Эрик. Так и захотелось мне подписать эти строки. Еще одно воспоминание о нем.