Альбом построен методом разномасштабного монтажа, обычно используемого в телевидении, и состоит из 13 частей. В каждой — текст в виде научных положений и множество вставок-цитат, своеобразных интервью людей, знавших Алабяна лично. А параллельно расположен чрезвычайно богатый зрительный ряд фотографий и чертежей. Все это, состоящее из дробных крупных и мелких фрагментов, как было сказано, в соответствии с аналогией с телевидением, похоже на хроникальный фильм и, дополняя одно другое, легко и с интересом читается и смотрится.
Членский билет N1
Окончив знаменитую Нерсисяновскую семинарию в Тифлисе, пройдя через перипетии мировой войны, годы первых республик в Армении и Грузии, в возрасте 26 лет (Алабян родился в Тифлисе в 1897 году) он пришел в архитектуру — поступил во ВХУТЕМАС в Москве, в один из главных центров современного искусства послевоенной Европы (другой, Баухаус, существовал в те же годы в Германии).
В 1931 году, проработав после окончания ВХУТЕМАСа менее трех лет в Армении, вернулся в Москву. Принял участие в главном конкурсе времени – конкурсе на проект Дворца Советов и в первом туре получил первую премию. А в следующем, 1932-м, ему поручено организовать Союз архитекторов СССР, который он первым и возглавил.
В альбоме есть изображение членского билета СА СССР за №1 на имя К.С.Алабяна. Формальность? Вряд ли достаточно было быть выдающимся организатором, чтобы считаться – пусть и формально — архитектором номер один в период наивысшего расцвета советской архитектуры, когда рядом находились такие великие мастера, как Щусев и Жолтовский, Мельников и «отец конструктивизма» (выражение Ле Корбюзье) Александр Веснин. И этот ряд имен можно продолжить: Фомин, Щуко, Ладовский, Душкин, Гольц, Руднев, Иофан, Леонидов, Голосов…
Алабян обладал редким сочетанием качеств, которые позволяют талантливому человеку обрести роль лидера в окружении множества исключительно значимых фигур. Он был новатором, но с масштабным государственным мышлением. Владел фундаментальными классическими знаниями, которые использовал в поиске непременно современных композиций и форм. И в результате рождалась архитектура, которая определяла свое время и оставалась … не всегда понятой, поскольку это самое время порой опережала. Прекрасные иллюстрации альбома фокусируют то, что, оказывается, было незаметно.
Вот, к примеру, крупнейшая и самая знаменитая постройка Алабяна – Центральный театр Красной Армии (совместно с его вхутемасовским другом В.Симбирцевым). Постройка всегда воспринималась несколько странно, в контексте анекдота о чернильнице Кагановича, с навязанной формой (будто Каганович, разъясняя архитекторам заказ на проект театра, взял со стола чернильницу в форме пятиконечной звезды и обвел предполагаемое место строительства. Между прочим, прочтя книгу понимаешь, что анекдот был всего лишь… анекдотом – заказ на театр был получен в результате конкурса). Но появись такая композиция сейчас, это было бы воспринято как на редкость остроумное решение, даже не постмодерное, а скорее поп-артное. А ведь в действительности здание сделано с исключительным мастерством, строгим языком классических форм и композиций.
Первоначальный алабяновский вариант советского павильона на выставке в Нью-Йорке в виде двух «кремлевских» башен — не что иное, как прообраз грядущего американского постмодернизма начала 1970-х. «Русский» характер его архитектуры оказался также сделан с опережением – это лет через десять в период «борьбы с космополитизмом» похожие композиции лягут в основу московских высоток. А тогда в Америке решили строить сугубо советскую архитектуру, близкую к американской манере арт-деко. И видимо, для этого павильон решили проектировать в странной советской традиции — Алабяна делают соавтором Бориса Иофана, построившего советский павильон на выставке в Париже 1937 года (с мухинской скульптурой «Рабочего и крестьянки» наверху). (Этот несуразный метод составления авторских коллективов был придуман для Дворца Советов – там Иофан был соединен со Щуко и Гельфрейхом: решение вполне в сталинском стиле.)
И наконец, виртуозная архитектура морского вокзала в Сочи – предтеча европейского постмодернизма 1970-х годов. О сочинском вокзале Т.Малинина пишет: «В образе этой архитектуры, пронизанной светлой и радостной гармонией, казалось, переливалось всеобщее ощущение счастья от сознания наступившего мира. Для Алабяна первые послевоенные годы – это еще и время сильных впечатлений, глубоких переживаний, связанных прежде всего с вошедшей в его жизнь большой любовью и рождением сына». И справедливо называет его «…самым ярким произведением послевоенных лет, своеобразным прототипом современной постмодернистской архитектуры…».
Инцидент с Берия. Билет на утренний самолет
Но проектирование и строительство сочинского морского вокзала совпало и со временем, когда советская архитектура пошла в своем развитии резко вниз (результат той же пресловутой «борьбы с космополитизмом», когда архитекторы начали метаться, стремясь понять смысл в происходящей бессмыслице), а сам Алабян переживал едва ли не самый драматический момент в своей жизни, связанный с инцидентом с Берия.
Этот случай в конце 1960-х был описан в воспоминаниях архитектора Ю.Савицкого, а теперь уже дополнен сыном Каро Семеновича Александром Алабяном. После войны началось проектирование знаменитых московских высоток, и Алабян был в числе авторов. Во время одного из совещаний у Берия тот в числе преимуществ высоток подчеркнул их экономичность. Алабян с места возражает, мол, экономичными эти здания не будут. «Будут»,- резко огрызается Берия. За инцидентом следуют события – Алабяна выводят из состава авторов, смещают со всех постов. А через какое-то время направленный по требованию того же Берия на работу в его мастерскую человек оказывается «японским шпионом». Его арестовывают, но арест грозит и Алабяну – он должен был стать одним из обвиняемых по процессу против космополитов.
Микоян, который был в курсе развития событий, принимает решение, о подлинных мотивах которого Алабяну не сообщает: он вручает Алабяну билет на утренний самолет и отправляет его в далекую Армению — «для повышения уровня архитектурных кадров». Алабян, у которого в Москве молодая жена (известная актриса Людмила Целиковская) и годовалый сын, подчиняется, но хранит обиду на своего друга. Однако так Микоян буквально спасает жизнь человеку, который в свое время вынес его самого раненого с поля боя… (Кстати, об этом периоде жизни Алабяна в Армении – а из книги можно узнать, что он длился целый год – мало что известно: армянские архитекторы-современники Алабяна не оставили нам интересных свидетельств.)
Свой список
Мы знаем, что от сталинского произвола не был защищен никто. Так же, как и никто не был в состоянии противостоять той чудовищной машине, которая управляла обществом, охваченным этим произволом. Люди, наделенные властью, противоестественным образом становились частью общего механизма, были вынуждены действовать в соответствии с его механикой. Естественным было творить зло, неестественным или практически невозможным делать добро, спасать человека. И оценивать роль той или иной фигуры в то жуткое лихолетье следует по его личному «шиндлеровскому списку», если таковой у него был. У Каро Алабяна он был, и был длинным и значимым.
В разгар сталинских репрессий в Ереване арестовали несколько крупных деятелей новаторского искусства – великого поэта Егише Чаренца, скульптора Ерванда Кочара, главного архитектора Еревана проф. Н.Буниатяна и ближайших друзей-однокурсников и соавторов Алабяна Г.Кочара и М.Мазманяна, многих других (среди них был и мой дед художник Тачат Хачванкян).
Кочар и Мазманян избежали лагеря, оказались в «шарашке» на Крайнем Севере — проектировали город Норильск. Я всегда считал, что то, что они остались живы и вернулись в Армению,произошло благодаря Алабяну. В книге я нашел документы, подтверждающие мою догадку. Очевидно: Алабян использовал малейшую возможность, чтобы помочь архитекторам. К примеру, в 1941-м(!) году отлученному от профессии великому архитектору Константину Мельникову он заказал проект главных ворот Дома творчества архитекторов «Суханово», чтобы попросту спасти того от голода.
С чувством неменьшего откровения читаешь документ, в котором Алабян отстаивает собственное детище — Союз архитекторов и его имущество от посягательств архитекторов-чиновников. ( Как не вспомнить для сравнения, что в начале 1990-х некоторым из нас пришлось вступить в борьбу за армянский союз с подобными же властями предержащими и иже с ними, отстаивая и его сущность, и территорию.)
Каро Алабян был человеком принципиальным и прямым, знающим себе цену. При этом необычайно яркой внешности – высокий синеглазый красавец, с редким баритональным тембром голоса (в молодости учился классическому вокалу). Естественно, это не только вызывало чувство восхищения, но и раздражало (как в случае с Берия). Но ум, талант и внешние данные сделали фигуру Алабяна легендарной. Ведь согласитесь, что не совсем вписывается в обычные представления тот факт, что архитектору, год проработавшему на строительстве павильона своей страны, присуждают титул почетного гражданина Нью-Йорка.
«Такого человека вы не видели»
В книге много фактов (или кадров), раскрывающих масштаб личности К.Алабяна. Я хочу добавить один небольшой.
В 1991 году с женой и детьми мы отдыхали в Доме архитекторов в подмосковном Суханово, который, как известно, создан усилиями Алабяна. В один из дней мы собрались в Москву и на остановке дожидались автобуса. Рядом беседовали две женщины, как было понятно из доносящегося разговора – из обслуживающего персонала Дома архитекторов. Одна из них, в возрасте, рассказывала молодой: «Мы собирались и ожидали, как из «дворца» (главное здание Дома творчества – бывшая княжеская усадьба. – К.Б.) выйдет на прогулку Алабян. Как он будет идти по аллее. Такого человека вы не видели…». Надо ли к этим словам простой работницы добавить комментарии… А ведь это рассказывалось более чем 30 лет спустя после смерти Алабяна.
Каноны Алабяна
И наконец, о чем еще я считаю важным сказать – о связях Алабяна с Арменией. Для меня эта тема имеет в определенной степени личностный мотив: дед, о котором я уже упомянул, был дружен с Каро Семеновичем еще с периода учебы во ВХУТЕМАСе, а сестра его долгие годы работала в мастерских Алабяна в Ереване и в Москве и много о нем рассказывала.
В Армении Алабян работал в 1929-1930гг., несколько месяцев в 1931-м, после чего вернулся в Москву. Вместе с Кочаром и Мазманяном создал ОПРА Армении (подобно общесоюзной архитектурной группе ВОПРА, в которую они входили еще студентами ВХУТЕМАСа). «Оправцы» писали декларации, агитируя за современную архитектуру и выступая против традиционализма. А сами создавали на редкость интересную архитектуру «армянского конструктивизма».
Крупнейший исследователь советского авангарда доктор архитектуры С.О. Хан-Магомедов дал исключительно высокую, поразительную оценку деятельности Алабяна, Кочара и Мазманяна в Армении: «Новаторскую архитектурную школу Армении конца 20-х — начала 30-х годов можно рассматривать как одну из первых (не только в советской, но и во всей мировой архитектуре) удачных попыток формирования современных национальных особенностей, в которых органично сочетались местные традиции и новаторское развитие средств и приемов новой архитектуры».
В принципах «оправцев» было заложено непременное стремление к новаторству и одновременно глубокое проникновение в исторические пласты профессии, стремление к познанию ее сути. Вот эту конструкцию рождения архитектурного произведения Алабян сделал своим творческим методом – все, что им создавалось на протяжении тридцати лет, неизменно подчинено главному канону: непременно искать новое, используя весь богатейший опыт прошлого. (Не могу не сказать о том, что все постройки Алабяна в Ереване находятся в удручающем состоянии. Они практически уничтожены либо самостроем (знаменитый «шахматный» дом на улице Акопа Пароняна), либо реконструкцией (клуб строителей на улице Абовяна, здание геологического управления на площади академика Сахарова.)
После отъезда из Армении (я имею в виду 1931 год) он сделал еще две армянские работы – павильон на ВСХВ в Москве и конкурсный проект здания Академии наук в Ереване. Павильон Армении сделан в стиле активно формирующегося в те годы армянского арт-деко. Его создавали бывшие «конструктивисты-оправцы» после 1932 года, когда все творческие группировки в СССР были запрещены и началось формирование архитектуры, основанной на едином методе социалистического реализма. Павильон Армении был программно национальным и по существу открыл новые стилистические грани в языке армянской архитектуры.
Павильон в Москве был осуществлен в 1939 году. Соавтором Алабяна был Самвел Сафарян – один из ведущих архитекторов Армении 1940-1950-х годов, в работе участвовали и два будущих мастера — молодые Юрий Яралов и Григор Агабабян. (Позже школу мастерства в аспирантуре у Алабяна пройдет будущий академик архитектуры Джим Торосян; он, кажется, единственный из армянских архитекторов, кто вправе называть себя «учеником Алабяна».)
Каро Алабян умер в Москве от рака легких в возрасте 62 лет. Его творческий путь составил тридцать лет, из которых последние десять он находился в опале. В 1930-40-х годах он был самым влиятельным архитектором в СССР (после смерти его именем будет названа одна из центральных улиц Москвы; есть улица и в Еревана): одновременно руководил Союзом архитекторов СССР и Академией архитектуры (в должности вице-президента), являлся редактором журнала «Архитектура СССР», возглавлял авторские коллективы по проектированию важнейших объектов, в числе которых генеральные планы восстановления городов на Волге и Днепре – главных градостроительных работ после окончания войны.
