КО ДНЮ НЕЗАВИСИМОСТИ АРМЕНИИ
Элитой принято считать лучших, а точнее, самых заметных представителей той или иной части общества, того или иного сословия, людей, по которым судят обо всем обществе или его части. Элита не обязательно играет положительную роль в обществе; есть элита воровского мира – люди, по-своему уважаемые в своей среде, пользующиеся в ней авторитетом, однако это уважение обществом в целом за образец подражания не принимается.
Поскольку в обществе сейчас, как, впрочем, и всегда, выделяются три основных сословия – торгово-промышленное, интеллектуальное и военное, встает вопрос: в какой степени элита этих сословий может представлять интересы всей нации и претендовать на общенациональное признание.
Итак, торгово-промышленная элита. Для нее характерны кастовая замкнутость, стремление к внутриклановым бракам, препятствующее дроблению капитала и, наоборот, способствующее его увеличению. Говорить о патриотизме этой элиты, и вообще торгово-промышленного капитала, можно только с очень большой натяжкой, поскольку сам капитал, формирующий элиту, выраженно анационален — он имеет свойство перетекать туда, где может быть использован с наивысшей выгодой для хозяина. Понятно, что совпадение интересов владельца капитала и интересов нации – достаточно редкое явление, скорее можно говорить о превалировании интересов владельца капитала. За примерами ходить далеко не надо: бурная деятельность отечественного торгового по преимуществу (к сожалению) капитала по сотрудничеству с Турцией объективно перекачивает армянские деньги в турецкую экономику, задерживая экономическое развитие нашей страны и стимулируя развитие турецкой экономики. Этому же служат и туристические компании, организующие "паломничество" в Западную Армению. Сами должностные лица "армянских" вилайетов Турции и не скрывают, что свои надежды на развитие связывают в основном с армянским "донорским" капиталом.
Но, может быть, такое состояние в целом не характерно для нашего капитала? Да нет, история беспристрастно свидетельствует, что армянский, как, впрочем, и любой торгово-промышленный капитал наличием патриотизма не страдает. В царской России армяне-капиталисты предпочитали строить больницы, дома и пр. в местах своего пребывания: меньше — в Тифлисе и больше – в Баку, жертвовать огромные суммы в казну этих городов, отказывая в меценатстве, издании армянских книг, развитии образования, промышленности в самой Армении.
Исключения скорее подтверждают правило: на обустройство Баку армянскими промышленниками было затрачено на порядки больше, чем на стипендии армянским студентам, хотя сейчас уже очевидно, что в народной памяти Манташян останется именно как меценат, а не как промышленник, обустраивавший Баку. Ни в какие ворота не влезает поступок Господина 3% — Галуста Гюльбенкяна, завещавшего все свое состояние и коллекции Португалии. А ведь мог завещать и Армении, поставив условием передачу ей в случае обретения независимости – но не сделал этого, очевидно, даже теоретически не допуская такой возможности.
В целом можно констатировать, что торгово-промышленный капитал, к сожалению, претендовать на роль выразителя общенациональных интересов не может и его элита не может считаться национальной по духу, образу и целям действий, а не по происхождению, в силу объективных, как видим, причин. Из сказанного не следует, что торговцев и промышленников – патриотов, разумно старающихся совмещать свою выгоду с национальной и государственной, нет – они есть, но их мало, и погоды они не делают.
Интеллектуальная элита (представители науки и искусства). У нее, в силу опять же объективных обстоятельств, связь с нацией более крепкая. Люди искусства зачастую могут выразить себя и состояться именно как представители нации и внутри нации, поскольку здесь конкуренция сравнительно меньше и пробиться наверх сравнительно легче. Они зачастую предпочитают быть первыми в своей деревне, но не вторыми в Риме. Сказанное в меньшей степени относится к представителям науки, поскольку в современном мире интеллектуальные знания — такой же капитал, как и деньги. В желании самореализоваться (вполне естественном и похвальном) ученый редко задумывается над тем, какому государству и нации достанется его слава. Ему достаточно того, что славить будут конкретно его. Так, после 1990г. разъехались по миру в поисках "лучшей" доли очень многие ученые, артисты и спортсмены, поменяв при этом еще и гражданство (хотя это было вовсе не обязательно), иногда даже фамилии, вспоминая Родину лишь эпизодически, все реже и реже, и то, если эта память сулит им какую-то выгоду – материальную или моральную. Справедливости ради следует отметить, что большая доля вины в этом и торгово-промышленного капитала, не финансирующего или недостаточно, избирательно финансирующего науку и искусство, тем более что они, в отличие от торговли, быстрых и больших денег не приносят.
Военная элита – армия. Она принципиально отличается от двух предыдущих. Во-первых, у нее намного большая социальная база. Во-вторых, эта социальная база состоит из представителей в основном среднего сословия – станового хребта нации. Здесь намного слабее выражена кастовость и практически отсутствует замкнутость. В отличие от предыдущих, военные в принципе не могут быть носителями анациональных признаков: то, что считается достоинством и всячески поощряется в торгово-промышленной элите и в меньшей мере в интеллектуальной, в военной среде является уголовным преступлением против государства и нации, причем тягчайшим, и называется изменой Родине и сотрудничеством с врагом.
Военная элита и вся армия в целом, в отличие от первых двух, защищают Родину ценой своей жизни; вряд ли найдется капиталист, готовый ради национальных приоритетов отказаться хотя бы от половины своего капитала. Военная элита в принципе не может сотрудничать с врагом; мало того, она рассматривает в качестве потенциального противника всех, кто хотя бы теоретически может быть или стать таковым. Наконец, именно военная элита может состояться только в рамках своего государства и нации: военный, тем или иным образом сотрудничающий с другим государством, если это сотрудничество не санкционировано и не контролируется соответствующими инстанциями, считается изменником, шпионом.
Во всем мире принято уважительно относиться к иностранным капиталистам и интеллектуалам, вкладывающим свои знания и деньги на благо данной страны. Ландскнехты, наемники, военные, за деньги служащие в чужой армии, – самые презираемые люди, причем не только своими, но и теми, кому они служат: это пушечное мясо, которое не жалко и которых зачастую уничтожают сами наниматели, резонно полагая, что предавший раз – предаст и трижды.
Не случайно завоеватели всегда и везде в принципе не против развития у завоеванного народа торговли и ремесел и иногда даже поощряют их, но всегда запрещают и не допускают создание или существование армии.
Не случайно представители высшего, правящего класса во всех странах вплоть до конца позапрошлого века считали службу в армии необходимой, а исполнение ее – делом чести. Не случайно американский писатель Р. Хайнлайн в своей знаковой работе "Звездный десант" прямо утверждал, что правом голосовать – определять политику страны – должны обладать только отслужившие в армии, те, кто готов в любой момент защитить ее ценой своей жизни – самым дорогим, что у него есть. Не случайно Раффи утверждал, что правителя страны Армянской можно и следует выбирать из среды военных – ибо свою верность стране и нации они доказывают кровью.
Армия – институт для любого государства и страны первоочередной важности. Государство и нация, не способные создать армию, не способные защитить себя, не могут просуществовать сколько-нибудь заметно долго, не могут рассчитывать на уважение, на достойное место в мире. Не случайно говорят, что нация, не желающая содержать свою армию, будет содержать чужую: таковы реалии жизни, а все разговоры и призывы к гуманности и любви к ближнему не стоят без армии и гроша. Политика любой страны, ее влияние в мире зависят и определяются эффективностью ее вооруженных сил, поэтому абсолютно естественно, что наиболее эффективным методом и условием уничтожения государства или его унижения является развал его армии – достаточно вспомнить Россию 1917 года.
Мы не являемся и не можем быть исключением – у этого правила исключений не бывает. Поэтому необходимо на официальном уровне быстро и эффективно реагировать на все происходящее в армии, вместе с тем запретив, даже под угрозой уголовного преследования, безадресную критику армии вообще. Армия должна быть открыта для критики, но не для шельмования и поношений. Армия, как и любой государственный институт, не может быть вне общества; все его недостатки и пороки в той или иной степени отражаются и на армии, но это вовсе не означает, что в гибели солдата Н. или неуставных отношениях в Н-ской части виновна вся армия. Здесь, как и во всех других случаях, виновными являются конкретные рядовые и конкретные командиры. Спрос с них должен быть самый строгий, но без преступных обобщений.
Вместе с тем следует запретить, опять же вплоть до уголовного преследования, все попытки выставить в СМИ – на телевидении, в газетах – военных и полицейских как людей тупых, недалеких, с обыгрыванием идиотских, иначе не скажешь, анекдотов типа: "Отсутствующие, два шага вперед!" В армии могут быть и мерзавцы, и преступники, к сожалению, этого избежать пока невозможно, но в армии нет и не может быть дураков. Между тем ложно понятая свобода слова и отсутствие или нежелание контроля за СМИ часто приводят к появлению на экранах, в частности, именно дураков в армейской форме. Если режиссер или актер, продюсер или владелец канала не уважают армию, государство должно заставить его это сделать. Свобода слова и свобода критики – не вседозволенность и не эпатаж публики с целью продемонстрировать свою "храбрость", а точнее – глупость и безрассудство.
Показателен в этом смысле пример США. Мы все видели достаточно много фильмов, в которых армейские — расисты, казнокрады, наркодельцы — уголовные преступники. Но нет ни одного американского фильма, в котором в армейскую или полицейскую форму одет дурак, идиот. Уважение к армии и полиции там вколачивают с пеленок.