Не стало Ирины Георгиевны Тиграновой, профессора Ереванской консерватории, кандидата искусствоведения, супруги одного из лучших композиторов второй половины XX века Авета Тертеряна. Она была вся в его музыке — одержима ею. Эта музыка, вернее, заключенная в ней суть, жила в душе Ирины, в ее судьбе, в самой глубине опыта ее жизни, ликовала и пела, формируясь в ясные метафоры и образы, которые, в свою очередь сплетаясь самым причудливым способом, раскрывали мощь космических сфер. Только она, эта музыка, способна была разбудить в ней духовные силы — все без остатка и поднять ее на недосягаемую высоту духа.
ЕЕ ПОХОРОНЫ, КАК ПРОЯВЛЕННЫЙ НЕГАТИВ, ОТМЕЛИ ТАИНСТВО ЕЕ ЖИЗНИ, обнаружив всеобщее признание и любовь к ней множества людей. Нескончаемым потоком шли люди к Ереванской консерватории, чтобы проститься с ней. Прощались с ней ее коллеги — педагоги консерватории, друзья, студенты, музыканты, ученые, деятели культуры и самые обыкновенные люди, которые хоть раз слышали ее лекции в разных концертных учреждениях. Смерть этой женщины как бы подвела черту под определенным периодом жизни каждого из них.
Ирина Георгиевна, как и ее отец, известный музыковед, автор выдающихся работ по истории армянского музыкального театра Георгий Тигранов, обладала незаурядным темпераментом, увлекала своим мнением. Ее уникальный дар общения и убеждения помогал студентам (и не только им!) обретать уверенность в себе и в избранном деле. Она неизменно отстаивала выношенные, выстраданные ею принципы.
При ее имени мне почему-то приходят на память строки поэта:
Без малодушной укоризны
Пройти мытарства
трудной жизни,
Измерить пропасти
страстей,
Понять на деле жизнь
людей…
И сохранить полет орла
И сердце чистой
голубицы —
Се человек!
Строки эти как бы высвечивают тихую в движениях, с тихим голосом удивительную женщину, переполненную страстями времени и самой музыкой. Но к ней, интеллигентному, светлому человеку уж очень подходит восклицание — се человек!
Оно светилось в ее глазах, в их блеске, приглушенном стеснительностью, и как бы подчеркивало основательность и красоту движения рук и головы, осененной серебристой сединой шевелюры и непременной улыбкой на четко очерченных губах, не способных произнести что-то грубое. Не много в нашей жизни людей, память о которых врезается в ум и сердце.
ИРИНА ГЕОРГИЕВНА БЫЛА ЧЕЛОВЕКОМ УДИВИТЕЛЬНОЙ ДУШЕВНОЙ КРАСОТЫ. Встречаясь с ней, мы сразу ощущали ее "моральное поле". После общения становилось легче, хотелось стать добрее. Не потому, что она проповедовала это, а потому, что она сама была человеком, который постоянно участвовал в жизни других людей. Так много она дала нам всем — своим друзьям и студентам — своими лекциями и человеческим примером. А ведь у Ирины Георгиевны были и нелегкие времена, особенно в 90-е годы, после ухода из жизни Авета Тертеряна, и все-таки она находила возможность подумать о других. Иной формы общения с людьми она не мыслила.
Мы никогда не слышали от нее никаких жалоб: она не перекладывала свои невзгоды на чужие плечи. По-видимому, эти качества ее натуры были врожденными. Удивительная скромность, душевная деликатность в общении с людьми — вот черты, которые ее характеризовали.
Помню тертеряновский коттедж в Дилижане, где мы сидели с Ириной, слушая Седьмую симфонию композитора. "Эта музыка мне нужна как свет, воздух", — призналась она. И слова эти подтверждались делом. Она многое сделала для того, чтобы музыка Тертеряна звучала всегда, завоевывая новые пространства и новых поклонников.
Внутренний мир Ирины укреплялся самоотверженной заботой о близких, уважением к будничному труду и любовью к главному делу жизни — музыкальному воспитанию молодежи. Последняя встреча с ней произошла совсем недавно, во время антракта спектакля "Саят-Нова". Трудно поверить, что этой трогательной своей добротой, непосредственностью восприятия мира женщины — такой я видела Ирину Георгиевну — больше не увижу. Никогда уже не будем обсуждать с ней творческие и житейские проблемы, спорить, соглашаться. Никогда не раздастся в моей квартире или на работе телефонный звонок и не прозвучат в трубке характерные интонации: "Здравствуй, давай встретимся!"