"В греческом зале, в греческом зале!. . Ах Аполлон, ах Аполлон!. . Ах, это он Аполлон! Ну и пусть себе Аполлон. Он две тысячи лет стоял без селедки — пускай с селедкой постоит! Что ему сделается?! А мне завтра на работу идти. . . "
К сожалению, подобные умонастроения характерны не только для люмпен-пролетария, воспетого когда-то Аркадием Райкиным. Уверенность, что Аполлону ничего не сделается, ох как сильно распространенная. И обретает она формы самые разные — от вопиющего беззакония до не менее вопиющего закония. Они бьют ключом и все норовят злосчастному Аполлону по голове, по душе и, в конечном итоге — по сердцу.
ПЕЧАЛЬНАЯ СТАТИСТИКА. За последний коротенький период сразу два видных деятеля культуры загремели в больницу с сердечным приступом — председатель аттестационного Совета Института искусств НАН РА, театровед, академик Генрих Оганесян и художественный руководитель Государственного ансамбля танца РА Гагик Погосян. В обоих случаях больничная койка — результат "производственной травмы".
Ситуация с руководителем Института искусств воочию доказывает, что истинная интеллигентность, подразумевающая к тому же принципиальность в определенных вопросах, — дикий атавизм, от которого только нервное расстройство и прямой вред здоровью. В наше размазанное по денежной купюре время любой, у кого этих купюр — вагон и маленькая тележка, может считать себя вправе плюс к прочим многочисленным достоинствам желать стать кандидатом искусствоведения. Ну нашла на человека такая фанаберия!
Ну и что ж, что диссертация написана не им, любимым — так ведь за все заплачено! И, кстати, профессура, поставляющая эти диссертации на рынок для жаждущих ученых степеней, тоже имеет право на свой кусок хлеба в дополнение к малорентабельным почету и уважению. Все схвачено, за все заплачено, и за спиной родственник — Большой Босс, который, правда, оказался не родственником, а седьмой водой на киселе, но разве в этом суть? Суть в том, что с такими выходными данными любой гражданин или гражданка нашей страны вправе не понимать, почему бы им не заделаться в особы, приближенные к искусству. И что за такая необходимость соблюдать какие-то там "процессуальные правила" в ходе предзащиты, если главное правило — за все заплачено, все схвачено! — соблюдено?!
Радоваться бы директору института, да пить-закусывать роскошный магарыч! А чудак-человек Генрих Оганесян словно с луны свалился — вместо того чтобы побежать с жаждущими приобщения к искусству в ресторан, побежал писать заявление об уходе. И даже на нем настаивал — отставку не принимали, писал второе. . . А потом — "не вынесла душа поэта", и в написании заявлений надобность временно отпала. Академик с негибким мышлением убыл на больничную койку. И если в его отсутствие неугомонный аспирант станет кандидатом, вопрос будет благополучно решен. Ну не благополучно, так с небольшими издержками. . .
А ЕСЛИ УМЕРИТЬ СКЕПСИС? А если умерить скепсис — дай Бог здоровья Генриху Оганесяну! И долгих лет его "негибкому" мышлению, его упрямой атавистической уверенности в том, что занятие искусством требует любви, интеллекта, знаний и одержимости, а не только денег и нахрапа. Долгих лет упорству мягкотелых интеллигентов, благодаря которым можно сохранять иллюзию, что мы не превратимся окончательно и бесповоротно в полудикое местечко большого мира потребителей. На него вся надежда — других уже не остается. Не остается, если вот так запросто можно "наехать" на главу целого института Академии наук, человека энциклопедических знаний — "бренд", как нынче принято говорить, отечественного искусствоведения. Танки идут ромбом! Закон денег, ставший законом жизни и превращающий ее в торжество беззакония. Кто виноват и что делать?
Сердечный приступ Гагика Погосяна — это уже торжество закона. Того самого, который вот уже который год провоцирует возмущение в среде деятелей искусств, вплоть до бойкотов, судебных разбирательств, актов неповиновения и пикетов протеста напротив здания правительства или президентского дворца. Закона, согласно которому единовластным хозяином, номенклатурой Министерства культуры и рукой-владыкой в творческом коллективе является директор, а художественный руководитель и творческий состав — лишь его скромные наемники.
НЕДАВНО, СОГЛАСНО ЭТОМУ ЗАКОНУ и приказу министра культуры, директором Государственного ансамбля танца Армении был назначен Чанчурян-младший — сын прославленного танцора, звезды этого самого ансамбля Сурена Чанчуряна, до этого проработавший сначала в Министерстве культуры, а затем в Посольстве нашей страны в РФ. Сразу же за назначением последовал целый ряд увольнений из коллектива, с которым категорически не согласился художественный руководитель Гагик Погосян. 14 апреля он пришел в министерство с объяснениями, что права директора резко бьют по его обязанностям, и. . . оказался в больнице с приступом миокарда.
И опять же — кто виноват? Министр, назначающий директора, директор, увольняющий работников, — все в своем праве. О Роланде Шарояне, введшем этот закон на голову деятелей искусств, говорить не хочется — говорено-переговорено, как и о собственно законе. Так что остается только стиснуть зубы и побольней рукой стенку прибить.
И все же, если заняться неблагодарным делом поиска виноватых, одну кандидатуру — так, навскидку — можно выставить сразу. Самих же деятелей культуры, уже который год возмущающихся сим знаменательным законодательным актом, являющимся миной под их здания и очаги, и миной "незамедленного действия". Только делают они это как-то келейно, на уровне кухонного диссидентства — кто находит общий язык со своим директором, кто назначает во избежание проблем директором себя. На то он и закон, чтобы найти в нем лазейку. Во всяком случае это гораздо проще, чем выступить против него единым фронтом. И, возможно, хоть что-то изменить в своей и без того проблематичной жизни.
ПОКА ЧТО С ЗАКОНАМИ, ДАЖЕ ДЕ-ЮРЕ, РАЗБИРАТЬСЯ НИКОМУ НЕОХОТА. Де-факто же продолжает править один неопровержимый закон: у кого деньги и Большой Босс за спиной, тот и барин. И у него не болит голова, если у кого-то от этого болят душа и сердце, а последнее порой и вовсе не выдерживает. В искусстве сегодня вообще, кажется, не о сердце речь. А если оно все-таки есть, да еще эмоционально-рефлексивное? А тогда ответ нарисовывается цинично-неутешительный — таких не берут в космонавты!