КОЛЛЕГИ

Остроумные Ильф и Петров заметили когда-то: "Когда цветущие деревья называют зелеными насаждениями, они начинают сохнуть от тоски". Когда творчество художника называют действиями, не соответствующими назначению квартиры, в которой он работает, с ним происходит то же самое. Но судейские — творческие — это совсем не то же самое, что физики и лирики, и до душевных трепыханий артиста им нет никакого дела. Во всяком случае суд первой инстанции Арабкирского района Еревана принял удивительно остроумное решение — запретить художнику рисовать в собственной квартире. Так по крайней мере выходит, если отстраниться от шершавого языка судебного протокола и "не называть деревья зелеными насаждениями".
В статье "Я рисую, значит, я не проживаю. . . " от 26 июля с. г. "ГА" писал о конфликте соседей из здания 19 по проспекту Комитаса в Ереване. "Семилетняя война" между художницей Арпине Токмаджян и ее ныне покойным отцом, заслуженным художником РА Тиграном Токмаджяном, с одной стороны, и их нижней соседкой Джульеттой Арутюнян — с другой, разгорелась на почве того, что г-жа Арутюнян считала: художники устроили в своей квартире столярную мастерскую, включают станки, работа которых наносят ущерб ее здоровью и квартире. Регулярные жалобы, направляемые г-жой Арутюнян во все возможные инстанции с завидным постоянством, достигли своего апогея, когда дело было перенесено в суд. И этот самый суд Арабкирского района первой инстанции под председательством С. Овсепяна и судьи С. Арташесян вынес решение: "Запретить Арпине Токмаджян использование квартиры 19 в качестве художественного ателье и обязать ее использовать квартиру по ее прикладному назначению. Взыскать с Арпине Токмаджян 272500 драмов в пользу Джульетты Арутюнян — сумму, выплаченную последней за услуги адвокатов".А как же право художника на свободное творчество, закрепленное за ним, между прочим, в Конституции РА? А это, между прочим, не имеет никакого значения, когда в свои права вступают любимое-родное кунакство и корпоративная солидарность. Впрочем, давайте руководствоваться логикой не корпоративно-судейской, а простой человеческой.
Изначально Дж. Арутюнян подала иск в связи с ущербом, нанесенным ее квартире деревообрабатывающим станком, "работающим этажом выше", затем он был заменен на новый — с требованием материальной компенсации за ущерб здоровью, которое расшаталось в результате "постоянно доносящегося из верхней квартиры шума". Такая вынужденная замена родилась в результате абсурдности изначальных претензий.
"Очевидную безосновательность иска (о работе в квартире станков. — С. М.) доказывают заключения, составленные работниками Арабкирского отделения полиции от 22. 08. 2003г. , 21. 05. 2004г. , 19. 11. 2005г. , 24. 03. 2007г. , 17. 04. 2007г. , и протокола, составленного работниками 14-го отделения управления оперативных расследований Государственной налоговой службы РА", — это, между прочим, из протокола суда. Причем протоколы и заключения эти составлялись, разумеется, не на ровном месте, а в ответ на нервические жалобы с немедленным вызовом полиции.
Как видите, в смысле "писательства" г-жа Арутюнян на редкость плодовита и времени зря не теряла. Так или иначе, вопрос об "арестаноце" перестал стоять и на смену ему пришла жгучая проблема "арвестаноца". То есть студии, ателье, мастерской, в которой художник вправе осуществлять свое конституционное право на свободное творчество. А того, что именно для этой цели ей служит квартира 40 в здании 19 по пр. Комитаса, А. Токмаджян не скрывала, очевидно, "не видя состава преступления". "Эта квартира служит мне студией для создания живописных и графических работ", сообщила она и на судебном заседании.
И еще под одной многотрудной фазой судебного расследования была подведена черта — "таким образом, суд счел подтвержденным фактом, что Арпине Токмаджян квартиру 40 в здании по проспекту Комитаса, 19, использует в качестве студии".
Здесь на авансцену выходит представитель Арабкирской администрации, изложивший позицию, вошедшую в судебный протокол глубоко поэтической фразой: "По закону квартиру, назначение которой в свидетельстве отмечено "квартира", нельзя использовать по иному назначению, будь то мастерская или мастерская". Для этого должен быть изменен статус жилплощади, а в соответствии с этим изменяется и оплата за обслуживание этой жилплощади.
Казалось бы, вопрос понятен и пьяному ежику. Художнице рекомендуется перерегистрировать квартиру, переведя ее в статус ателье, и платить в казну несколько иные госналоги, а писательнице в жанре жалоб — поправлять здоровье за свой собственный счет. А. Токмаджян даже может сразу, во избежание дальнейших судебных и всяческих разборок, справить себе документы о том, что квартира ее "переквалифицирована" в музыкальную студию, и приступить к изучению краткого курса игры на барабанах. И все по закону! И уж совсем вопиюще дико и абсурдно выглядит на первый взгляд запрет рисовать — если без "зеленых насаждений".
На взгляд же второй все понятно и знакомо до зубной боли. Джульетта Арутюнян — юрист с чуть ли не пятидесятилетним стажем, адвокатом в суде у нее выступал родной внук, и вообще семья у нее сплошь "юридическая". Ну как господам судейским не поддержать коллегу, предать корпоративное дело! А "адвокатские" 272500 драмов, которые суд обязал уплатить А. Токмаджян, пойдут не на поправление ущерба здоровью и квартире Дж. Арутюнян, который, как было доказано, не был нанесен, а в качестве поощрения гражданке за радение о нуждах госказны и моральном облике налогоплательщиков. "Бди!" — как призывал когда-то Козьма Прутков.
Жаль только, что корпоративную солидарность в полной мере, не в пример судейским, не могут проявить художники и остальные артисты. И не из-за нежелания, а из-за невозможности. Нет у нас пока законов, ограждающих творческого человека от писателей нелитературных жанров. И тем, кому не мешало бы составить их еще лет пятнадцать назад и кому, не дай бог, может понадобиться еще столько же для их окончательного формирования, не мешало бы знать, сколько седых волос прибавляется, а нервных клеток убавляется у творческих людей на самых разных уровнях в результате их безосновательно основательного труда.
Арпине Токмаджян будет отстаивать свое право рисовать уже в Апелляционном суде. Как-то там сложится? Ведь коллеги, коллеги. . .