Закончился первый Ереванский международный Шекспировский фестиваль. Закончился блестящим крещендо с обвальным успехом – спектаклем Московского Художественного театра им. Чехова "Гамлет" в постановке Ю. Бутусова.
В своей постановке Бутусов опирался на первую версию перевода Б. Пастернака. Этот перевод – земной, сегодняшний язык и таинственный язык прорицаний, он сближает слова обихода и пророческие слова. Спектакль Бутусова — это сегодняшний, роскошно театральный, даже фарсовый спектакль с множеством режиссерских открытий, где комическая стихия открыто врывается на сцену, и трагическая притча, пророчество о гибели Эльсинора.
Эльсинор должен погибнуть, потому что отвык снимать шляпу в присутствии смерти, присутствие которой ощущается незримо. И посреди гротескного королевства ненависти и страха – принц Гамлет – Михаил ТРУХИН. Гамлет перед трагическим выбором достойного или жалкого конца. Более широкого выбора – быть или не быть – ему уже не дано. Гамлет Трухина — человек, за которым охотится безобразная смерть. Он побеждает ее последним душевным взрывом. Или срывом. В бездну. Или в бессмертие. Этот Гамлет – не фатальный герой, не злодей и не сверхчеловек. Это человек в мышеловке. Смертельные удары он получает от самых близких людей и сам разит близких без разбора. После слепых вспышек яростной страсти ему не хочется жить, в своей ярости и молчаливой тоске он обезоруживающе, пронзительно человечен.
— Существует расхожее мнение, что нет на свете актера, который бы не мечтал сыграть Гамлета. Вам грезился Принц Датский?
— По правде сказать, лично я не знаю нормальных актеров, в смысле нормальных людей, которые мечтают сыграть Гамлета – это же очень сложная история. Вообще любая роль в этом спектакле сложна. У меня нет таких знакомых артистов, которые лелеют такую мечту. Скорее, это действительно такое журналистско-литературное клише. Я не думаю, что нормальный человек об этом задумывается, и ко мне это прилетело совершенно неожиданно, свалилось как гром среди ясного неба. Гамлет -это было неожиданно и ответственно, тем более что этим спектаклем я дебютировал во МХАТе. Меня пригласили из Питера – вдвойне ответственно. Я бы назвал это неожиданностью, которая меняет что-то в профессии, меняет судьбу. Скорее стресс, а не то, о чем мечтаешь. По крайней мере для меня это было так.
— Существуют десятки знаменитейших кино- и театральных Гамлетов, и у каждого свой. О каких думали вы – хотя бы, чтобы их не повторить?
— Не знаю, их много, и они все очень разные. Если исходить из того, что мы – люди из России, наверное, это фильм со Смоктуновским. Если говорить о театре – спектакль с Высоцким. Но все равно, когда оглядываешься туда – это другое время. Смоктуновский — это одна эпоха, Высоцкий — совсем другая. Мы – это уже совершенно другое поколение. И если мы хотим, чтобы спектакль был понятен сегодня, то, наверное, надо свою, сегодняшнюю душу раскрыть, не оглядываясь назад. Дело же не в костюмах. Есть режиссеры, которые любят красивые костюмы, какую-то историческую правду. Наш спектакль рассчитан на то, чтобы сегодняшние зрители смеялись и плакали. Мне кажется, мы близки к этому.
— Несмотря на весь блеск, ваш "Гамлет" какой-то совсем уж беспросветный. Неужели все так плохо?
— Сложно об этом рассуждать, потому что … Ну а как вы считаете, у нас все в порядке, все хорошо?
— Ну, принято считать, что искусство в конечном итоге должно нести свет…
— Если говорить о нашем варианте, то это, безусловно, режиссерское, авторское высказывание, которое позволил себе режиссер Юрий Николаевич Бутусов, и мы с радостью за ним пошли. Мы с ним давно очень работаем — около 15 лет, и выпустили очень много спектаклей: "В ожидании Годо", "Войцек" — это еще в театре Ленсовета. Он как бы наш человек, человек одной группы крови с нами. И в этом смысле, повторяю, это его режиссерское высказывание. А как оно прочитывается зрителями –уже другой вопрос. Как мы к этому относимся – это третий вопрос.
— И как к этому относится лично Михаил Трухин?
— Мне кажется, в первой части вопроса вы сами на него ответили. Наверное, все не очень хорошо в этом мире, и поэтому существует этот спектакль — чтобы было лучше.
— Словом, вы приняли версию Бутусова и не спорили…
— Мы репетировали этот спектакль 9 месяцев, и было разное. Если говорить о Юрии Николаевиче Бутусове, то он очень сложный человек сам по себе, в хорошем смысле слова сумасшедший…
— Почти Гамлет?
— Почти Офелия… Способ Бутусова как режиссера в том, что после выпуска спектакля еще около года идут репетиции и как бы выстраивание спектакля дальше. Проверка на зрителей. Спектакль меняется. И еще будет меняться. Двух одинаковых спектаклей не бывает.
— Армянский зритель относится к Шекспиру несколько ортодоксально, так что фарсовость вашего спектакля некоторых шокировала…
— В жизни ведь так не бывает — все плохо, плохо. Обязательно смешное соседствует с трагическим. Даже на войне, в самое тяжелое время обязательно есть смешное – иначе невозможно, потому что это неправда. Как бы человеку плохо ни было, в какой-то момент он обязательно засмеется – такая уж у человека природа. Так что, говорить — это такая трагедия и давайте ее пережевывать?! Ну как бывает, даже если несчастье — посидим дома, погорюем, выпьем рюмочку, позвоним другу и, глядишь, засмеялись.. Все рядом.
— А как же высокие мысли, призванные будоражить душу?
— Если я хочу подумать, я прочту Гамлета и подумаю. А если я иду в театр, я хочу получить что-то иное. Получить зрелище – во всяком случае в современном театре. А думать – мне кажется, можно в библиотеку пойти.
— Получается, думать на "Гамлете" не обязательно?
— Безусловно, обязательно — мы же не говорим о программе "Аншлаг" на российском телевидении. Просто мне кажется, что пойти по пути интеллектуального театра и "Гамлета" как костюмного зрелища в нашем случае, в 2008 году, было бы по меньшей мере глупо. Мы же другое поколение, поколение 35-летних, и это было бы немножко странным.
— Вы долго настраиваетесь на эту роль? Бывает, что душа не лежит, а играть-то надо?
— Бывает. Вчера, например, очень не хотелось выходить на сцену, потому что было очень жарко. Мы прилетели — в Москве уже почти зима, в Ереване — лето, страшная жара. Во время спектакля я принимал душ три раза – ну чтобы не дымиться хотя бы.
— Реакция нашего зрителя сильно отличалась от той, к которой вы привыкли в Москве?
— На удивление сильно. Она была совершенно не в тех местах, где мы привыкли в России. Сначала я подумал, что аплодисменты по ходу спектакля — это такой акт вежливости. Но потом мы поняли, что это не так, что люди заряжены чем-то и думают вместе с нами, и это было удивительно, потому что реакции в России – они в других местах, а вчерашние – они звучали впервые за всю историю существования спектакля. Я над этим пока думаю и еще не понял, что это такое. Тем более интересно. Во всяком случае, реагировали достаточно тонко, чтобы не мешать спектаклю. Может, и хотели где-то похлопать, но спектакль-то идет дальше… В общем, все так интеллигентно.
— Какие первые впечатления от Еревана?
— Я хочу сказать спасибо за такой теплый прием – мы в Армении в первый раз. Были опасения, что нас здесь не совсем поймут и все прочее – в общем, честно скажу, волновались. Так что начало первого акта прошло, конечно, на таком принюхивании к зрителю. Но финал спектакля показал, что мы совпали. Как нам показалось, принимали очень тепло. Спасибо за это огромное.