Первое, что бросилось в глаза при входе в квартиру, — "Литературная газета", лежащая на журнальном столе в ворохе других газет. Кто в наши дни читает "Литературку" в Ереване? "Покупаем и читаем регулярно — привычка". На стенах — множество картин, как и положено жилищу художника, но одна приковывает взгляд сразу — то ли картина, то ли фреска, но краски весьма своеобразного оттенка: голова мужчины с властным взглядом выразительных глаз. "Что это?" "Из Ахтамара. . . Самая большая ценность в этом доме".
Дом — из вымирающих в центре города квартир ереванской интеллигенции: уже старый, явно советских времен ремонт, скромная, но со вкусом обстановка, аромат настоящего кофе и — книги и картины в огромном количестве.
— Вы знаете, я родился в этой квартире — меня привезли сюда прямо из роддома как раз в тот день, когда родители получили ордер. И вот уже 70 лет живу здесь. Помню роскошные сады под нашими окнами — сегодня здесь даже деревца нет. На моих глазах Ереван менялся и — увы! — не в лучшую сторону. Все разрушается, все уничтожается, старый Ереван теперь живет только в наших воспоминаниях. . . В других городах тоже ведь строится новое, но там очень бережно относятся к старине. А у нас. . . Сегодня практически не осталось в столице здания даже XIX века, не говоря уже о более древних. Недавно увидел, как рушат дом, в котором была основана первая армянская Академия наук — это же исторический памятник, как можно его сносить или даже видоизменять?
ГЕНРИХ МАМЯН — известный художник-график, профессор, заслуженный художник Армении, мастер довольно редкого в наши дни жанра офорта и художественного оформления книг. Он не просто иллюстрирует книги — он сообщает им новое дыхание, мягко и ненавязчиво привнося в читательское восприятие свое видение произведения. Сильная, думающая кисть истинного мастера дополняет написанное словами, словно продолжая вместе с писателем размышлять о судьбах мира и приглашать в этот мир мыслящих людей. Не случайно он иллюстрировал только действительно выдающиеся произведения: "Старые боги" Левона Шанта — "самая удавшаяся, на мой взгляд, из моих работ", "Неистовые толпы" Егише Чаренца, "Невольница" Даниэла Варужана, "Сказание о любви и мече" Ваагна Давтяна, "Абул ала-Маари" Аветика Исаакяна, "Мцыри" Лермонтова.
В его иллюстрациях всегда много человеческих лиц — мужских, женских, юных, зрелых и старческих. Миниатюрист XII века Саркис Пицак и старуха, в глазах которой, кажется, застыла вся мировая скорбь, уже классический "Торос Рослин" и старшая дочь — все красивы и выразительны, но все — разные, у каждого свой взгляд, своя грация и характер, своя аура и своя тайна. Это удивительно, но в ликах, которые создает Генрих Мамян, есть виртуальное предсказание судьбы — человека, времени, народа, страны. Эти гордые лица живут, дышат, движутся, они — часть бессмертной стихии, вечный порыв человеческой мысли и вечное стремление тела к движению, словно тот самый так и не изобретенный вечный двигатель, который напрасно искать в технике и механизмах — его надо искать в человеческой душе. . .
На стенах — картины: храм, словно спустившийся с неба, розы, агрессивно проступающие из тьмы столь недолговременной свежестью на одной картине, и нежно белеющие — на другой.
— Любите рисовать цветы?
— Цветы писать люблю, но больше всего люблю рисовать людей и через них — время. Вообще я считаю, что искусство должно носить политический характер. Я, конечно, не имею в виду партийность — сам никогда ни в какой партии не состоял — но, думаю, искусство всегда несет в себе веяние времени и тем самым имеет политическую направленность. В качестве самых ярких примеров могу привести творчество Гойи, Делакруа. Дега — в их картинах вы всегда ощутите дыхание их времени.
К сожалению, сегодняшние молодые наши художники слишком увлекаются абстракцией, хотя в мире уже постепенно отходят от этой тенденции. Любое искусство — не только живопись — это выражение внутреннего мира человека, независимо от эпохи. Человек каменного века рисовал то, что его в настоящий момент волновало — еду, животных, охоту, борьбу. . . Хотя, вы знаете, элементы абстракции чувствуются даже в наскальных рисунках. . .
Власть и человек, природа и человек, человек и человек — вот, наверное, те вечные темы, что волнуют художников во все времена — будь то писатель, художник или музыкант. . . Взаимоотношения художника и власти — какими они все-таки должны быть?- Я всегда считал, что искусство и культура должны быть под опекой государства и служить народу и власти как части народа. Пример тому — знаменитая работа Григора Ханджяна "Вардананк". Все наши великие, что запечатлены на этом полотне, — разве не заслуга власти в том, что они собрались в Армении, разве не заслуга власти, что дала им возможность самовыражения? И так было не только в советское время, но и в более ранние периоды армянской истории.
Но посмотрите, что произошло с искусством в последнее время. Люди, талантливые, получившие отличное образование, желающие работать, творить, начали прозябать, оказались в нищете, без работы, без возможности зарабатывать на жизнь своим искусством. Помню, один из руководителей нашей страны как-то пригласил к себе представителей культуры и искусства и Левон Ахвердян с горечью спросил его: "Что же вы с нами делаете, как нам жить в таких условиях?" На что получил ответ: "Вы же хотели свободу — вот и получили ее". Но при чем тут свобода, когда художник лишен возможности работать и получать достойное вознаграждение за свой труд? Поэтому я и говорю, что искусство всегда должно быть под государственной опекой.
У меня сердце болит, когда я вижу своих студентов — талантливых молодых художников, пребывающих в нужде и вынужденных малевать ширпотреб, чтобы прожить. Приведу пример, наилучшим образом характеризующий сегодняшнее состояние армянского искусства. Основа живописи — композиция, как основа музыки — опера. Вы можете мне назвать хотя бы одну художественную композицию или оперу, созданную в Армении за последние 15-20 лет? Их нет — и это факт, от которого не уйти.
Мамян закончил отделение живописи Ереванского художественно-театрального института. Вначале занимался живописью, выставлялся в Москве, Чехословакии, Китае, Югославии, Польше, участвовал в порядка 60 выставках. Потом увлекся графикой и начал иллюстрировать книги, создавать офорты, хотя сложнейшая техника этого жанра способна отпугнуть даже самого трудолюбивого мастера. 50 лет Генрих Арамович посвятил преподавательской деятельности — работал в Академии художеств, более 15 лет руководил кафедрой рисунка и живописи в Архитектурно-строительном университете. Именно Генрих Мамян по просьбе родных Григора Ханджяна закончил знаменитый триптих "Вардананк" — по оставленным мастером эскизам завершил третью часть "Возрождение". Работал бескорыстно, отдавая дань памяти своему великому другу. Его кисти принадлежат и фрески церкви Месропа Маштоца в Ошакане — пожалуй, он единственный из ныне здравствующих мастеров, творчеству которого подвластны и церковные фрески. . .
— Когда я говорю о государственной опеке над искусством, я не имею в виду выполнение идеологических заказов. Я сам в основном работал по договору, но никогда не ограничивал собственную творческую свободу. Художник может рисовать как угодно и что угодно, но картину надо писать так, чтобы с тобой потом здоровались.
Вы спрашиваете, кто кроме меня сегодня иллюстрирует книги и развивается ли этот жанр? Раньше существовало объединение художников-иллюстраторов, которые профессионально и очень трепетно относились к своему жанру. Но в наше время этим занимается кто попало, в результате мы имеем, например, учебники 1-2 класса с совершенно недопустимыми иллюстрациями, так просто нельзя иллюстрировать книги для детей. Но в том же состоянии находится все наше искусство — не только живопись или графика.
Голова с царскими очами все-таки притягивает пристальное внимание. Взгляд, обращенный в себя и в то же время в вечность — на каждого, кто смотрит на картину. Картину, фреску — что это? И. . . откуда?- Я никогда не был на Ахтамаре, а фреску получил практически случайно: в 70-е годы мне подарили соскобленные со стены монастыря Ахтамар осколки фрески. И я очень осторожно, трепетно собрал из них эту самую голову царя. Вначале подаривший сказал, что нашли их при раскопках в Арташате. Потом под большим секретом он признался мне, что привезена фреска из Турции. Еще через 20 лет человек, подаривший ее, ныне известный художник, предложил мне за нее все, что я захочу. Но я, естественно, отказался — это самое ценное, что есть в нашем доме, и мы не расстанемся с фреской ни при каких обстоятельствах. . .
И все-таки, и все-таки. . . Время течет, все меняется, уходят люди, унося с собой свою эпоху, меняется город — до неузнаваемости, до боли, до ностальгии. Где он, наш старый Ереван? Сохранился ли хотя бы в таких вот осколках времени, как эта изумительная фреска? В домах старых ереванских интеллигентов, художественной богемы, что просиживали вечера и ночи напролет в "Козырьках" и "Сквознячках" за разговорами обо всем и ни о чем — так, как могут беседовать часами только армяне — о судьбах Вселенной и о собственной горькой, но великой судьбе и истории несломленного духа, что доходит до нас немыслимыми поворотами истории такими вот головами ахтамарских царей с властным взглядом сверкающих сквозь века очей, словно приказывающих — жить, не сдаваться, не уходить в небытие, помнить и любить, верить и молиться. . .
— Я все-таки оптимист. Наш народ выживал в течение веков благодаря именно своей культуре и искусству. И если отношение государства к культуре не изменится — народ может и не выжить. С искусством обошлись варварски — пришло время возвращать долги культуре, художникам, творчеству. . .