Все мы вышли из гоголевской "Шинели" — и под большим впечатлением. После первого показа с приглашенными деятелями театра не было традиционных казенных улыбок, вежливых улыбок со следующими за ними сразу по выходе из театра разговорами в стиле "а не переквалифицироваться ли ему в слесари?". Была написанная на лицах чуть удивленная радость — а ведь можем, когда захотим! Потому что спектакль "Ак-Ак", поставленный на сцене Государственного театра кукол им. Ов. Туманяна по повести Н. В. Гоголя "Шинель" Заслуженным деятелем искусств РА Рубеном БАБАЯНОМ, оказался наполненным настоящей яркой театральностью и новаторством без ироничного оттенка, который часто в последнее время приходится вкладывать в это слово.
Итак, по знаменитой повести Гоголя, великого художника языка, из которой, по мнению Достоевского, вышла вся последующая великая русская литература, режиссер поставил кукольный спектакль-феерию без слов. Какой-то мычащий, кричащий, заикающийся спектакль, даже мюзикл без песен.
Все это прекрасно, скажете вы, но Гоголь, при чем здесь Гоголь? Самое интересное, что этот естественный вопрос на спектакле Рубена Бабаяна не возникает. Спектакль смотрится абсолютно гоголевским — по своему содержанию и колориту, по своему языку и фантасмагоричности.
"Мне давно хотелось поставить "Шинель", и именно без слов в смысле отсутствия диалогов. Казалось гораздо более важным найти выразительные средства, адекватные экспрессии гоголевских описаний. А потом, как бы в подверстку к своим мыслям, я вычитал у Эйхмана: "У Гоголя слова не главное", — так мотивирует режиссер свой подход.
Главное — не диалоги, а необычная концентрация речевой энергии, высочайшая интенсивность интонаций, с которой актеры произносят какие-то обрывки слов, значение которых угадывается не с первого раза. Этот птичий язык в "Шинели" пронзителен, живописен и очень смешон. Актеры создают карнавал интонаций, адекватный карнавалу гоголевских слов и карнавалу кукол на сцене, они играют и перебрасываются словами, как воздушные акробаты. Возможно, в спектакле разговорном они не были бы так смелы, так находчивы, так азартны. Все это не слишком обычная вещь для нашего современного театра, но результат воздействия на публику ничуть не слабее пафосно произнесенного монолога.
Художница Карине Егиазарян, которая осуществила на сцене Кукольного свою первую работу, — бесспорное приобретение театра. Ее куклы — яркие, остроумные, заставляющие смотреть на них прежде, чем они заиграют. У каждого персонажа свой характер, своя интонация, свой жест, даже свой взгляд, настолько все выразительно и рельефно, настолько все выявлено и воплощено. К тому же "Ак-Ак" — первая попытка нашего Кукольного театра использовать виды кукол, прежде никогда не "игравших" на этой сцене.
"Подготовка к спектаклю шла долго, на него не было отпущено никаких средств — мы тратили то, что экономилось на "официальных спектаклях, и это очень здорово, когда никто не висит над душой, не душит сроками, — рассказывает Рубен Бабаян. — А работа предстояла большая. Мы впервые решили использовать в основном кукол-марионеток, а это сложные технологии. У нас нет специалистов по их изготовлению. Воплощали с ходу в жизнь теорию — многое делалось буквально по книгам и учебникам. Но, кажется, результат вполне достойный. Во всяком случае наши марионетки не "улетают, когда этого не нужно".
Вот в муках рождается пальцевая кукла с утиным носом и ранней проплешиной — Акакий Акакиевич Башмачкин, ранняя пора жизни которого проходит не на фоне даже, а буквально в рваном башмаке. Башмаку этому предначертано оставить свой след несчастной судьбы на жизни маленького человека, для которого только новая шинель и может быть пределом мечтаний. "Мы не старались идеализировать персонаж — маленький человек, он и есть маленький человек, и мысли и стремления у него тоже маленькие, но это совершенно не повод унижать его", — считает создатель спектакля.
Синдром "шинели" работает на любом уровне. И в спектакль включена "макабарская пляска" одежды без людей — зеленый генеральский вицмундир совершает дикие па перед кринолином с париком-блонд, фраки, боливары и манишки денди описывают пируэты вокруг бального платья, а потом улетают в какие-то неизвестные дали. . . Пара бандито-гангстерито исполняет почти цыганскую пляску. Законченный алкаш — портной Петрович демонстрирует эротическую акробатику перед своей немкой женой — дамой, приятной во всех отношениях. И словно пародируя его, в следующей сцене поднимает ногу у будки исправника-мордоворота рыжая дворняга.
Вся эта феерия есть не только ироническая маска и не только виртуозная, красочная игра, карнавал образов — это еще портрет времени, голографический срез имперского Петербурга, который сегодня мало известен поклонникам "Бандитского Петербурга". Есть парадный и призрачный Петербург, Петербург балов и официоза. И есть Петербург телесный, во плоти, Петербург полунищих чиновников, пропойц и продажных женщин, Петербург анекдота и фарса. В одном "присутствуют", важно кивают, испепеляюще смотрят, барственно говорят. В другом — делают долги, донашивают обноски, пьют водку из штофа. И Рубена Бабаяна увлекают нарядное оперное великолепие и небрежное фарсовое дезабилье, надменный ампир и непозволительное веселье. Некоторые эпизоды поставлены в стиле пародии на импозантную манеру императорских театров той поры, когда их посещали цари, а в некоторых сценах оживает непритязательное искусство фарсовых антреприз, популярных в среде бедного чиновничества и мещанства.
А актеры весело включаются в игру — честолюбий, "сильных страстей" при низменных мотивациях, разбитых надеждах, гротескно преображая все обстоятельства и аксессуары. Зара Антонян, Карен Хачатрян, Агаси Мелконян, Анна Петросян, Астхик Григорян, Лусине Хачатрян, Мурад Надирян, Армине Керопян, Сеник Гомцян — всем актерам, занятым в спектакле, еще нет 25, и работать с ними, по утверждению режиссера, легко и увлекательно. Во всяком случае сами они явно увлечены, а потому умеют не просто "водить куклу", но наградить ее судьбой и характером, вдохнуть божью искру в игрушку из папье-маше, ткани и картона. И понимаешь, что кукловод — совершенно особенная профессия актера-ваятеля, мыслящего и чувствующего пластично.
Юмор и сатира, заключенные в спектакль "Ак-Ак", обладают большой силой. Но почти такой же силой обладает заключенный в нем пессимизм. "Шинель" вроде бы нетеатральна по сути своей, ибо безысходная развязка драмы нарушает этический закон — непререкаемый закон театра. И тут на помощь приходит музыка. Музыкальное оформление Эдуарда Айрапетяна отличается высокой культурой и смелостью сочетания материала. В ней не только буйство смурной жизни и карнавальные трюки, но и глубинная человеческая боль, вносящая в действие как бы тайный и непредусмотренный драматизм.
Вот медленно проходит по сцене с полуопущенной головой Акакий Акакиевич, и звучит музыка, в которой столько тоски, чуть-чуть хмельной, но и удивительно нежной, смущенной, с оттенком неясного чувства вины. А потом раздастся скрежет, и из темноты возникнет "лопнувшая струна" — маска Башмачкина, искореженная гримасой озверения, выплевывающая дикое, матерное проклятие. И эта гримаса, пародийная по отношению к трагической маске Театра с разверстым для крика ртом, станет маленьким открытием в большом спектакле, поставленном на малой сцене Кукольного театра.
Menu
