Через несколько лет Алмаст стала доктором филологических наук, но она всегда оставалась скромной и доброй, хотя казалась печальной. Ее перу принадлежат два тома «Армянской литературы XX века», три тома о Чаренце и множество других трудов. Все это она писала на даче, работала до поздней осени.
— Алмаст, не скучно вам вдали, далеко от города, людей? — спрашивала я.
— Нет, я люблю одиночество, — отвечала она.
После смерти Гургена Алмаст Захарян нередко приходила в наш дом и жаловалась мне: «Почему мать родила меня некрасивой? Я очень несчастна». И плакала, плакала.
— Дорогая Алмаст, вы самая красивая из всех красавиц, ваша душа прекрасна. Вы добрая, гуманная и очень талантливая, умная, с большим интеллектом и высокой эрудицией. Вы — явление и гордость Армении, — говорила я, а она продолжала рыдать…
— Антонина, ты умеешь красиво говорить, но увы! Никакие слова не могут залечить мою рану, боль, обиду. Я несчастна с рождения.
Алмаст Захарян — уникальная, необычная личность, которая мало что получила от жизни, но так много сделала для армянской литературы. Очень обидно, что такой крупный деятель литературы не увидел своей славы, не получил достойных почестей и благодарности. Какая несправедливость.
Дорогое, доброе, славное, необыкновенное дитя жестокой судьбы! Желаю, чтобы Мать-Армения помнила о тебе, своей несчастной дочери, и хотя бы после смерти вознаградила за литературоведческие труды, за мучительную жизнь. Ведь в этом мире все приходит поздно: слава — мертвым, деньги — старым, а любовь часто бывает запоздалой.
Я горжусь, что имела честь общаться с выдающимся деятелем армянской литературы — Алмаст Захарян.
