открытый для армян
Москва… как много в этом звуке
Для сердца
русского слилось,
— писал Александр Пушкин буквально в те самые дни 1828 года,
когда Восточная Армения стала частью Российской империи. Однако еще задолго
до того, как армяне стали россиянами, многое слилось в этом звуке и для сердца
армянского. Ибо на протяжении многих предшествовавших веков армяне в составе
московского воинства храбро сражались на Куликовом поле, под Грюнвальдом и
Казанью, вкладывали в возвышение Москвы свой труд, талант, мастерство,
предприимчивость – все, чем так щедро одарены Богом.
Вероятно, только
Господу Богу и известно, к каким временам восходят армяно-московские отношения
и когда появились первые армяне-москвичи. Были ли ими, к примеру,
возглавлявшие армянские дружины в Ку- ликовской битве Андрей Саркизович и
Симеон Меликович? Достоверно мы знаем лишь то, что первым поименно известным
истории армянином- москвичом стал «некий армянин Аврам», вошедший в летописи
московские благодаря тому печальному обстоятельству (судьба армянская!), что
у него в 1390 году сгорел дом.
Так же достоверно и то, что по крайней мере с
начала XIV века в Москву шли и ехали армяне. И, добравшись до Москвы, писали
царям такие вот челобитные: «Слышече твою государственную милость к нам, покиня свое житье и род и племя свое, пришел служить тебе, государю, верою и
правдою». И зачислялись на государственную службу, и служили верою и правдою. И
принимали православную веру, чтобы могли в храмах христианских молиться,
исповедоваться и причащаться. И женились несмотря на то, что Русская Церковь
еще в XV веке строго наказывала своим служителям: «Не оставляти в всем своем
пределе ни единого же от нашей православной веры ко арменам свадьба творити, и
кумовства, и братства». Все напрасно. «Рядовые русские люди, —
свидетельствует академик М. Тихомиров, — не чувствовали больших различий между
православием и армянским вероисповеданием, охотно общались и пировали с армянами, допускали их в свои церкви, дружили, вступали с ними в браки».
Не будем
забывать, что Москва и в средние века была «закрытым городом», а прибывавшие
в Москву армяне были не только иноверцами, но и иноземцами, подданными других
государств, прежде всего Персии и Турции.
Но московские цари неизменно
покровительствовали армянам, часто выделяя их из числа прочих иноземцев,
способствовали поселению в Москве купцов и мастеровых. И, конечно, обеими
сторонами уже тогда двигал не только торговый и экономический интерес. Цари
Московской Руси умели смотреть вперед и, закладывая основы великой империи,
понимали те выгоды, которые могла принести близость с дружествен- ным
христианским восточным народом, а за тягой армян, изнемогавших под
мусульманским игом, к Москве стояло формирующееся уже в XV веке, особенно после
падения Константинополя, восприятие Москвы как «Третьего Рима», нового
общемирового центра христианства, вера в его 60 спасительную миссию. Случайно
ли безымянный армянский автор в конце того же XV века слагает «Песню
величальную московскому царю», в которой, прославляя силу и могущество царя
Москвы, вкладывает в его уста обещание освободить святыню армянского народа –
Эчмиадзин?
Но до освобождения Св. Эчмиадзина оставалось еще больше 200 лет, и
все эти долгие столетия армяне и Москва приближали этот день как могли. И
приближался этот день не только политическими, дипломати- ческими переговорами,
заверениями и обещаниями, но и множеством из вестных нам эпизодов взаимного
сотрудничества и сближения.
До ассимиляции – всего 3 поколения
Вспомним, к
примеру, известный эпизод из взятия Казани Иваном Грозным. Летописец
рассказывает, что в осажденной Казани оказалось более 5000 иноземных купцов,
среди которых было и немало армян. Та- тары, зная, что армяне «огненному бою
горазды, принуждаху их биться с Русью». Армяне же «не хотящим и отрицающимся
аки неумеющим дела того». Тогда татары приковали их к пушкам, стали за ними с
обнажен- ными мечами и заставили стрелять по русским. Но армяне, как образно
пишет летописец, «худо бияху и не улучаху, аки неумеющи, и ядра через воя
пропущаху или не допущаху, или едва кого убиваху». После взятия Казани Иван
Грозный всех иностранных купцов милостиво отпустил по домам, а армяне по его
повелению были переселены в Москву, где им отвели местожительство в Белом
городе, предоставив особые льготы. А через 2 года, в 1554 году, когда в память
этого выдающегося события на Красной площади был заложен Покровский и Св.
Василия Блаженного собор, одна из 9 входящих в него церквей была посвящена Св.
Григорию Армянскому. Так она и называлась на протяжении последующих веков.
Когда в 1660 году к царю Алексею Михайловичу явился представитель торговой
компании из Новой Джуги Захар Саградов с прекрасными дарами, царь предоставил
компании невиданные для иностранцев льготы для торговли с Москвой и поручил
прислать к нему «мастеровых золотописцев, золотого и серебряного дела
мастеров, а также всяких людей, знающих ремесла». Не прошло и 6 лет, как
Саградов сообщил, что он ис- полнил царево пожелание и посылает в Москву
художника, чья картина царю особенно понравилась. Так в 1666 году в Москве
появился Богдашко Салтанов, который на протяжении почти 40 лет занимался
росписью 61 церквей и иконописанием. Вместе с Богданом Салтановым кремлевские
дворцы и церкви расписывал и его ученик, прибывший из Персии армянин – Лазарь
Иванович Бельский (фамилия и отчество даны при крещении), а затем и 3 его
сына – Алексей, Иван и Ефим.
Царь знал, что просить. Ибо хотя Московский Кремль
был полон ве- ликолепной утварью и драгоценными изделиями армянских мастеров,
московские цари сидели на троне, подаренном армянами Персии, и в их короне
сверкали уникальные бриллианты, подаренные армянами Индии, все равно – самым
неоценимым даром армян Москве были сами армяне – «люди», как говорил Алексей
Михайлович. А таких «людей» — армян в его столице в то время было уже более 2
тысяч.
Но кто может знать, сколько тогда (да и во все времена) было в Москве
жителей армянского происхождения? Ведь прибывшие в Москву армяне очень быстро,
самое позднее в третьем поколении ассимилировались и, как правило, утрачивали
свою национальную память.
Здесь не на кого и не на что обижаться. Дело это было
вполне добровольное, хотя и растворению армян в массе русских людей,
безусловно, способствовали и московские порядки, и нравы. Уже по прибытии московские писцы переиначивали армянские имена и фамилии на свой привычный лад:
Саркиски становились Кирилками, Аствацатуры – Богданами. Вот что пишет
современная исследовательница: «Вопрос национальной принадлежности в Москве
не играл сколько-нибудь принципиальной роли. «Иноземческая принадлежность»
обычно упоминалась в первый период работы мастера, а затем опускалась, и
независимо от того, при- нимал ли художник православие или нет, он начинал
называться русским именем уже с момента его зачисления на службу».
Армяне же
принимали православие из-за отсутствия собственных храмов, женились на русских
женщинах, ибо приезжали в основном мужчины. Огромное значение имело и
сознание того, что они никогда уже не вернутся в родные места. Возвращаться
было некуда.
По меньшей мере 700 из 850 лет…
Ситуация начала постепенно
меняться лишь с 30-х годов XVIII века, когда в Москве появилась первая
армянская церковь и кладбище при ней. В 1815 году была построена и ныне
действующая Ваганьковская кладби- щенская церковь. Конечно, этот и другие
атрибуты национальной жизни 62 способствовали сохранению национального сознания
армян, однако они не могли изменить основной тенденции: Москва вбирала в свое
лоно армян, давала им возможность выжить, трудиться, творить, развиваться и
брала от них, «не веря слезам», все, что ей было необходимо. Конечно, менялись
и армяне, но тенденция эта оставалась неизменной по крайней мере 700 из 850 лет
официального существования Москвы.
Мы здесь, естественно, не пытаемся изложить
историю армяно-московских отношений, наша цель – лишь обозначить в них нечто
постоянное и неизменное. Поэтому, кажется, нет необходимости останавливаться
на тех 160 годах (за исключением двух с половиной лет существования Первой
Республики Армения), когда Армения входила в состав Российской империи и
Советского Союза. Имена и события этих двух периодов слишком хорошо известны и
памятны. Скажем только, и читатель, вероятно, согласится с нами, что
обозначенная выше тенденция в годы, когда для нас «от Кремля начиналася земля»,
проявлялась еще более очевидно, чем во времена становления этих отношений. Поэтому
обратимся к пос- леднему десятилетию, характерному с рассматриваемой нами точки
зрения тем, что армяне, проживающие в родном краю, опять же не являются
российскими подданными.
Слишком много. Для кого?
В последнее десятилетие
последнего столетия второго тысячелетия в Москву хлынули новые поселенцы.
Конечно, не только армяне, но нас, естественно, интересуют именно они. Вначале
это были главным обра- зом беженцы из Азербайджана, потом – жители самой
Армении. Если первые, как и в средневековье, бежали от мусульманского ига, то
последние – из собственной страны, где, казалось бы, были осуществлены два из
трех заветных чаяний армянского народа – Свободная и Независимая. Но это,
понятно, тема другого разговора. Как и тема беженцев.
Нынешнее пополнение московской
армянской общины не имеет аналогов ни в средние века, ни в новейшие. Если, к
примеру, в последние десятилетия Москва стабильно пополнялась главным образом
молодыми, перспективными армянскими специалистами, которые, пройдя запрограммированные карьерные и бытовые этапы и трудности, постепенно добивались
поставленной цели и в итоге становились вполне благополучными москвичами, то
сегодняшние эмигранты – это не только обычные 63 молодые провинциалы,
преодолевающие «путь наверх», а старики, женщины, дети, целые семьи, внезапно
и вынужденно сорвавшиеся с насиженных мест и оказавшиеся в Москве с одной
целью – выжить. Многие, если не большинство из них, считали, что они вернутся
домой, как только пройдут «смутные времена».
Годы идут, а «смутные времена» не
проходят. Но годы не просто «идут» и люди не просто отсутствуют в Армении и
присутствуют в Мос- кве. Жизнь продолжается в любых условиях. А это означает,
что они, пе- ренося унижения, невероятные материальные трудности, тоскуя по Ро-
дине и оставшимся дома родным и близким, помогая и им выжить, тем не менее
вольно или невольно рвут свои связи с Арменией и вживаются в Москву. И они, как
это ни горько признавать, в огромном большинстве своем уже не вернутся.
Что ж,
мы знаем, так было всегда. Но на этот раз, и это главная отли- чительная черта
новой волны эмиграции, их слишком много, это именно волна. Вероятно, их слишком
много для Москвы, но беда, думается, не в этом, главное – их слишком много для
нас! Армения не имеет права так щедро и так безответственно растрачивать свой
главный капитал, накопленный в последние 70 лет, — почти 4 миллиона своих
детей. Но это, как было сказано, тема другого разговора.
Ну а Москва? Тут все
ясно – Москва есть Москва, она перемелет – всего три поколения – тех, кто не
умер от невзгод и не вернулся в Армению, дав им возможность выжить и взяв у них
то, что ей необходимо и что она всегда получала от армян.
Ласковые слова мэра
Москвы Юрия Лужкова в адрес армянской общины на открытии памятника
армяно-российской дружбы не были лишь данью вежливости, вряд ли они объяснялись
и многомиллионными доходами в городскую казну от поборов с «лиц кавказской
национальности». Мэр Москвы знает историю своего города, вероятно, не хуже нас,
знает он и о сложившейся веками главной тенденции в армяно-московских отношениях, знает и о том, что ломать ее нет резона.
По подсчетам специалистов,
сегодня в Москве и Московской области живут около миллиона армян. Среди этого
миллиона, конечно, немало и коренных москвичей, и приехавших сюда ранее. Они,
собственно говоря, и живут, остальное же большинство – новая волна –
выживает. И они, безусловно, выживут. Таков уж наш армянский 64 менталитет. Но
все равно – через три поколения, а это для истории не срок, в Москве армян
будет гораздо меньше, чем сегодня. Такова уж наша армянская судьба. А может,
пресловутая судьба здесь вовсе и ни при чем? И уж виновников национальной
трагедии искать надо, конечно, не в Москве.
18 сентября
