Память о Гранте — живая субстанция, и всякий раз, когда я прикасаюсь к этой субстанции, у меня кровоточит сердце, как будто оно принадлежит ему, а не мне. Его сердце билось для других, и теперь мое сжимается, когда я вижу перед собой его живой трепещущий образ.
Смерть его повергла множество людей в невыносимую скорбь, а также вызвала восторг и даже зависть, т. к. в мгновение сделала его бессмертным. Но Грантом быть было нелегко: он жизнью заплатил, чтоб быть Грантом Динком.
У Гранта не было ни высокой должности, ни власти. До 2002 года не было даже паспорта — Грант был невыездной. Но он пытался изменить кое-что в умах людей, он чувствовал, что что-то в нем способно это сделать.
Динк не уставал напоминать, что армяне 4000 лет проживали на земле, называемой турками Восточной Анатолией (Западная Армения) , и, наверное, столько же лет понадобилось, чтобы появился человек, в ком с такой силой выразились бы присущие армянам миролюбие и оптимизм и присущие великим гуманистам мудрость, не отягощенная печалью, а также совесть, отягощенная ответственностью перед прошлым и будущим двух народов, связанных одной трагедией. В ответ на признание факта Геноцида парламентами различных стран Грант заявлял: "Важно то, что происходит внутри страны". Он считал несправедливостью — держать народ Турции под двойным давлением: внешним, утверждавшим, что "было", и внутренним, которое также утверждало, что "было", но "обратное". Даже заставляли школьников начальных классов (в том числе армянских школ) писать сочинение на тему о геноциде турок, осуществленном армянами в начале века. "Каждый защищает то, что знает", — говорил Грант. Таким образом, его больше интересовало не признание, а знание. Что знает рядовой турок третьего, четвертого поколения о событиях Первой мировой войны, об исчезнувшем народе, населявшем некогда "Восточную Анатолию", о религиозном меньшинстве (50000 армян в 70-ти миллионной Турции) , которое сосредоточено в основном в Стамбуле и боится себя обнаруживать, боится имен своих и традиций. Армянские церкви сохранились вдали от видных мест и находятся под постоянной защитой полиции, а христианские кладбища окружены высокими стенами.
Динк считал себя борцом за права человека, а основным правом человека он признавал высказывание Правды, правом же жителя Турции — знать правду. Он был свободен от Лжи, лжи на государственном и любом другом уровне. И он отлично сознавал, какова цена этой свободы. Знал, что его ждет. Поэтому и спешил. У него было только сегодня.
Завтра будет жить его дело.
Травля Гранта длилась годы. Устраивали пикеты возле здания, где располагалась редакция еженедельника "Агос", и в коридорах суда. В последний месяц его жизни Смерть вплотную приблизилась к нему. Он словно бежал наперегонки со смертью. Какое-то время ему удавалось опередить ее. Однажды я вышла из редакции вслед за ним. Он, пружинисто спускаясь по лестнице, на секунду обернулся, повернул голову, точь-в-точь как голубь вертит головой. Взгляд его зафиксировал лишь "безопасность", и в следующий миг он исчез.
19 января 2007 года вышел в свет 524-й номер еженедельника. Была пятница. Мы собирались в его кабинете для обсуждения следующего номера. Около 3-х часов сотрудники разошлись по своим комнатам. Редакция армянского отдела окнами выходила на проспект Галазкаргази. Оттуда мы и услышали через несколько минут 5 выстрелов. Такие я слышала только в театре. Кто-то произнес имя Гранта, и редакция вмиг опустела. Вскоре один из сотрудников поднялся в редакцию и произнес по-турецки "не верю", а снизу раздались вопли, каковые издают женщины при родах. Поток неудержимых слез хлынул из моих глаз, стены задвигались, а пол поплыл под ногами. Кто-то попытался меня успокоить: "Не умер он, его возьмут в больницу". Но он лежал бездыханный на самой оживленной и протяженной улице Стамбула. Вместе с ним словно убили и улицу, и дом, и город.
Стамбул охвачен был необратимостью происшедшего. Смерть Динка очертила масштабы его личности. Огромная пустота образовалась в результате его небытия. Невозможность продолжать жизнь в мире, где уже нет Гранта, заставила тысячи людей выйти на проспект и собраться у дверей здания Sebat, где на втором этаже находилась редакция "Агоса". "Все мы Гранты", "Все мы Динки", — скандировали собравшиеся.
А на похоронах Гранта можно было увидеть и такой транспарант: "70 миллионов — армяне". По всему свету армяне, увидев по телевизору небывалое траурное шествие, глазам своим не верили. Это было выше всяких представлений о Турции: "Играют. Турки. Убили, а теперь играют. " А если не играют? Значит — действительно армяне. Но армянин не смеет в Турции свое армянство обнаруживать. Это право использовал только Грант. Никому и в голову не приходило, что это человек оплакивал человека, брат брата. То были его единомышленники. Современники. Он был лучшим среди них. Смерть была не для него. Все, кому Грант был близок, почувствовали себя убитыми, но лишь он один вознесся над временем, над миром: славный, светлый. Презревший Страх и Смерть. Грант далеко опережал свое время и будет вечно звать вперед, став символом живой свободной мысли.
Menu
