НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД ДИПЛОМНОЙ РАБОТОЙ ОЧЕРЕДНОГО КУРСА Шахвердяна стал спектакль «Идиот» по великому роману Федора Михайловича Достоевского. Спектакль вышел за рамки студенческой сцены ГИТиКа и «пошел», даже обзавелся поклонниками. Я к их числу не относилась. Одно было ясно — Армен Кушкян, молодой красавец с внешностью европейского романтического героя в роли князя Мышкина, как принято говорить, «имеет право это играть». Но и в таком раскладе дальнейшее развитие событий трудно было предугадать.
А оно последовало. Здесь пересеклись постоянный творческий поиск Ваге Шахвердяна и его неувядающая любовь к Музе, знаменитой Настасье Филипповне армянской сцены Метаксии Симонян, стремление Армена Кушкяна вырваться из душного контекста проходных ролей в театре и сериалах и искренняя заинтересованность стимула-продюсера, фестиваля ARMMONO.
«В роли Настасьи Филипповны князь Лев Николаевич Мышкин» с полным основанием можно назвать лучшим спектаклем Шахвердяна, мастера большого стиля, последних лет. Так и хочется сказать «зрителей ждет настоящий классический большой спектакль с прекрасным актерским ансамблем, сделанный с большой же любовью к автору». И это абсолютная правда, с одним исключением — в роли не только Настасьи Филипповны, но всего ансамбля, всей галереи многочисленных персонажей романа один-единственный, моно-Армен Кушкян.
Всякий раз удивляешься универсальности Достоевского. Куда только не забрасывала судьба его героев. Князь Мышкин и Настасья Филипповна жили в послевоенной Японии у Куросавы и даже обосновались в церкви в радикальном эстонском фильме Райнера Сарнета. Становились ли герои Достоевского ближе и понятнее современному потребителю, запросы которого иногда берут верх над здравым смыслом и чисто художественными задачами?
ВПРОЧЕМ, О ЗАПРОСАХ СОВРЕМЕННОГО ПОТРЕБИТЕЛЯ СОАВТОРЫ СПЕКТАКЛЯ (а на том, что режиссер и актер выступили соавторами, можно настаивать) явно не думали. Не было даже задачи «пробудить интерес к роману» — такова обычно мотивация сомнительных экспериментов над великими книгами. Были любовь, проникновение и причащение Достоевским. И родилось удивительно цельное театральное полотно, сотканное из огромного количества сценических находок, увидев которое люди посвященные реагируют практически одинаково: «Какое счастье, что у нас еще случаются такие спектакли!»
Князь Мышкин, после убийства Настасьи Филипповны Рогожиным оказался в доме скорби. Здесь он прокручивает историю назад, переживает заново все случившееся. Армен Кушкян появляется на сцене в белом одеянии – это и смирительная рубашка, и платье Настасьи Филипповны. У этого одеяния неожиданно есть плоеное жабо-трансформер, превращения которого еще не раз удивят зрителя. Но при первом появлении именно оно создает большую метафору — Пьеро, Жиль, вечная трагически-печальная маска театра. И уже словно не актер перевоплощается на сцене в мужчин и женщин, а театральный дух вселяется в многочисленных персонажей.
Впрочем, жабо-трансформер, которому предстоит стать чепцом генеральши Епанчиной — картина, сыгранная Арменом Кушкяном блистательно! – не единственная находка такого рода. В последние годы Ваге Шахвердян, являясь автором спектакля, работает не только над режиссурой, он почти всегда сам работает над сценографией. Вместе с Кушкяном они написали инсценировку первой части великого романа «Идиот», уложившись в час сценического времени, не потеряв ни в хрестоматийных текстах, ни в сюжетной канве, ни в страстях, обуревающих героев. Алые женские туфли и алое ведро, в котором Мышкин исступленно полощет тряпку, стремясь смыть не им пролитую кровь, подвешенные и летающие над сценой манишки-галстуки — все эти атрибуты постановки символичны, в сценографии нет ничего лишнего. Есть только ощущение заполненной персонажами сцены — ощущение открытой арены борьбы за человеческие души.
Армен Кушкян нашел десятки способов для перенесения на подмостки хрестоматийных текстов и передачи страстей, обуревающих несчастных страдающих героев, среди которых нет абсолютно отрицательных и совершенно положительных. Он играет великими словами и контрастными интонациями. Кротость и чистота сердца Мышкина, черная страсть Рогожина, экстатически-трагическая Настасья Филипповна, распоясавшиеся завсегдатаи ее салона… Взлетают и опускаются манишки-галстуки, как и чувства действующих лиц, раскачиваются от жаркой любви и жгучей ревности к мышкинской попытке всепрощения. Армен Кушкян играет все и за всех, заставляя звенеть эмоциональное и интеллектуальное звучание постановки. В его пластике был поэтический подтекст, какая-то бесшумность игры, пластика витающего в облаках — все-таки, в первую очередь он Мышкин. А из его интенсивной фразировки, даже зримо звучащих слов рождались призрачные, возникающие словно из ниоткуда силуэты. И — возможно, это самое главное достижение молодого актера — воскрешалось, казалось, навсегда утраченное ощущение ранимости человека.
ПОСЛЕ ПРОСМОТРА СПЕКТАКЛЯ НА ФЕСТИВАЛЕ ARMMONO его почетный гость, кандидат искусствоведения, доцент Санкт-Петербургской государственной Академии театрального искусства, председатель Содружества негосударственных театров Санкт-Петербурга Александр Платунов написал в своей статье, посвященной итогам фестиваля: «Самым ярким впечатлением от армянской программы стал спектакль со странным названием «В роли Настасьи князь Лев Николаевич Мышкин»… Замечательный молодой актер Армен Кушкян играет с чувством высокой подлинности и одновременно — такой меры, которая превращает спектакль в глубоко осознанный современный художественный текст. Мощный темперамент артиста закован в сложный пластический, почти хореографический рисунок роли, что создает напряженную энергетику, только в отдельных моментах бурно прорывающуюся в экстатическом крике. Спектакль невероятно красив: на черном фоне задника сплетаются белые и красные цвета костюмов и отдельных деталей оформления. Партитура «Мышкина» разработана подробно и точно в каждом мгновении, и это, конечно, заслуга одного из лучших армянских режиссеров Ваге Шахвердяна. Редкое единство в жанре моноспектакля, где, как правило, главенствует артист, режиссерского и актерского начала».
… Посланный на землю ангел в лице Мышкина остается один. Вот сверху опускается крюк, рождающий разочаровывающе-отталкивающую мысль о петле… Нет-нет! Он только проденет в эту петлю рукава своей белой хламиды, и она начнет медленно трансформироваться в белые облака, в которых исчезнет Лев Николаевич Мышкин. Князь света уходит, как Христос, в фаворский свет – сквозь завесу, заглянуть за которую смертным не дано.
