В год выхода «Рецидивиста» ироничного Курта Воннегута, автобиографии скандального Генри Миллера «Письма к Анаис Нин», пафосного романа «Выбор Софи» Уильяма Стайрона, сборника рассказов мастера короткой прозы Джона Чивера, «Пташки» затворника Уильяма Уортона появился еще один шедевр, к сожалению, не вызвавший широкого резонанса.
В 1979 ГОДУ ИЗДАТЕЛЬСТВО CREATIVE ARTS BOOK COMPANY (Беркли, Калифорния) опубликовало «Некрологи» (Obituaries) Уильяма Сарояна. Новую книгу со столь экстравагантным названием великий американский армянин завершил в Париже 21 августа, в понедельник, за десять дней до своего семидесятилетия. Книга эта, как сам автор признавался в предисловии, «дань уважения мертвым». А ведь «мертвых намного больше, чем живых». Но сарояновские некрологи «не о Смерти, а о той большой тайне, которая вырвалась на свет и, конечно, называется Жизнью. И черт с ней тоже!».
Перечитывая некрологи в журнале Variety («Варьете»), Сароян переосмыслил ряд некрологов о самых разных деятелях кино, литературы и искусства. Такая уникальная книга (свыше 100 некрологов, а я бы назвал их новеллами) стала своеобычным мемориалом. Мемориалом всех тех, кто завершил «время своей жизни» в 1976 году. «Настоящий писатель – бунтарь, которого невозможно остановить», – с такой верой Сароян творил всегда. Не исключение и его «Некрологи».
Глубоко сочувствую смельчаку, кто примется за перевод сарояновских «Некрологов». Стилистическую филигранность оригинала, аромат и предельную лапидарность этих текстов, как мне кажется, почти немыслимо передать на другом языке. Впрочем, как и некоторые его другие вещи. Ведь Сароян не из тех писателей, «которые стучатся в дверь, а когда дверь открывается, не входят в неё». Уильям Сароян, даже в свои семьдесят лет, уверенно врывался в «ворота мировой литературы», пристально всматриваясь в пространство мира своими вечно мудрыми и вечно печальными глазами.
Я не собираюсь пересказывать все сарояновские «некрологи». Остановлюсь только на одном. В романе «Отверженные» Виктора Гюго есть рекордная фраза, длинной в 823 слова. «Некролог 47-й», некролог Агаты Кристи начинается с фразы, раз в восемь меньше (115 слов). В этой фразе Сароян органично вмещает и восторг перед «королевой детективного жанра», которая до самого последнего дня не переставала писать, вспоминает и автора «Африканской фермы» баронессу, датскую писательницу Карен Бликсен, с её «самоубийственным» пристрастием к шампанскому и свежим устрицам. Думается, подобная экспериментальная фраза может стать предметом особого стилистического изучения. Сароян Агату Кристи именует не иначе, как великая Кавалердама Агата Кристи. (Кавалердама – дворянский титул, полученный писательницей в 1971 г.). И тут не лишне вспомнить диалог из одного её романа.
«- Почему политики считают, что все люди идиоты?
— Потому что, они выбирают нас».
КОНЕЧНО ЖЕ, КАВАЛЕРДАМА, КОНЕЧНО, ВЕЛИКАЯ, с изысканным английским чувством юмора. Однако этому некрологу предшествовал некролог другой, скорее забавный, чем печальный. Когда Агата Кристи, подустав от своего персонажа Эркюля Пуаро, в романе «Занавес» решила «отправить» бельгийца на то свет, реакция на его «кончину» была настолько бурной, что несколько изданий, в том числе и «Нью-Йорк Таймс», вынужденно опубликовали «некролог» на «смерть» знаменитого частного детектива. Подобную газетную услужливость Агата Кристи посчитала скверной приметой. Предчувствие писательницу не подвело: в следующем году она скончалась. Ей было 85 лет. Господа писатели, не убивайте полюбившихся героев при своей жизни!..
«Некролог 47-й», кажется, написан хаотично. В нём «неистовый калифорниец» вспоминает, как в конце 1930-х неожиданно для себя узнал, что любимые книги Франклина Рузвельта — детективные романы. А что может быть лучше на ночь глядя в Белом доме зачитываться криминальным чтивом?.. Хотя, уверен, слова 32-го президента США, растиражированные бойкими репортёрами, утрированы и не полностью передавали президентские литературные привязанности. Нередко мистер Рузвельт любил сам над собой подтрунивать: «Я не самый умный человек в мире, но я способен набрать умную команду». Собственно, что и требуется от первых лиц государств, плюс самоирония.
Сароян в некрологе 47 считал, что каждый читатель вправе выбрать свою книгу. И тут же вопрошал: но что сказать о читателях, которые, минуя Уолта Уитмена, Марк Твена, О’Генри, каждый вечер зачитываются «Тарзаном» Эдгара Берроуза? У меня на это и сегодня нет ответа, дорогой Сароян! Хотя Тарзан и копия классического киплингского Маугли, однако копия до безобразия бледная. Один из ярких представителей «эры макулатурных журналов» Эдгар Берроуз оставил после себя не только «многотомную тарзаниану» вкупе с топонимом в Лос-Анджелесе Тарзана (огромный участок земли, приобретенный им на «тарзанские» гонорары), но и сомнительную формулировку: «Никакой другой литературы не стоит читать, кроме развлекательной». Судя по IPad-generation, изрядно поразвлеклись!.. Как-то мой младший внук спросил меня, какая разница между Тарзаном и Маугли. Я ему ответил, что такая же, какая между глумливой обезьяньей стаей и гордыми волками. Кажется, объяснил доступно!
В НЕКРОЛОГ АГАТЫ КРИСТИ САРОЯН ВПЛЕТАЕТ и сан-францисский кислый хлеб, и калифорнийскую воду, и пудинги, и трюфеля, и шоколад… И среди всего этого словесного хаоса, всплывает не панегирик, не восхваление, не восторженная похвала, а слаженная новелла о писательнице, книгами которой зачитывается весь мир. Её пьеса «Мышеловка» долгие годы не сходит с мировых сцен. В некрологе 47 Уильям Сароян признаётся, что тысячу раз имел возможность посмотреть этот спектакль в Лондоне, но в тысячный раз этого не сделал, при этом нисколько не огорчён, более того, гордится этим. Я полностью солидарен с Сарояном. Побывав на «Мышеловке» в лондонском театре «Сент-Мартин», передёрнулся: детектив на сцене подобен анекдоту, рассказанному дважды, а то и трижды.
Стиль Сарояна в «Некрологах» нетипичен для сарояновской прозы. Он, как виртуоз, севший за рояль, не ограничивается обязательными исполнением, а использует всю клавиатуру, лихо импровизируя, да с такой оглушительной мощью, что порой не поспеваешь за его чарующими «звуками». Всего на двух-трех страницах своими длиннющими предложениями парадоксально придаёт лаконичному английскому языку дополнительный лаконизм, в притчевой форме рассказывая о знаменитостях и хорошо знакомых, и совсем незнакомых, чье время безжалостно остановилось в 1976 году.
В «Некрологах» он собрал в «пантеон» всех тех, кто, так или иначе, был причастен к великому процессу облагораживания человеческой комедии. Его «Некрологи», конечно же, «не о Смерти». Он не раз повторял: «Никто не знает, что такое смерть». Сарояновские «Некрологи» о Жизни, время которой зависит не от нас. «Роль искусства – создавать мир, в котором можно жить», – эта сарояновская фраза — квинтэссенция всего его творчества. В мире, созданном Сарояном, жизнь бурлит, излучая добро!
В 1979 ГОДУ ИЗДАТЕЛЬСТВО CREATIVE ARTS BOOK COMPANY (Беркли, Калифорния) опубликовало «Некрологи» (Obituaries) Уильяма Сарояна. Новую книгу со столь экстравагантным названием великий американский армянин завершил в Париже 21 августа, в понедельник, за десять дней до своего семидесятилетия. Книга эта, как сам автор признавался в предисловии, «дань уважения мертвым». А ведь «мертвых намного больше, чем живых». Но сарояновские некрологи «не о Смерти, а о той большой тайне, которая вырвалась на свет и, конечно, называется Жизнью. И черт с ней тоже!».
Перечитывая некрологи в журнале Variety («Варьете»), Сароян переосмыслил ряд некрологов о самых разных деятелях кино, литературы и искусства. Такая уникальная книга (свыше 100 некрологов, а я бы назвал их новеллами) стала своеобычным мемориалом. Мемориалом всех тех, кто завершил «время своей жизни» в 1976 году. «Настоящий писатель – бунтарь, которого невозможно остановить», – с такой верой Сароян творил всегда. Не исключение и его «Некрологи».
Глубоко сочувствую смельчаку, кто примется за перевод сарояновских «Некрологов». Стилистическую филигранность оригинала, аромат и предельную лапидарность этих текстов, как мне кажется, почти немыслимо передать на другом языке. Впрочем, как и некоторые его другие вещи. Ведь Сароян не из тех писателей, «которые стучатся в дверь, а когда дверь открывается, не входят в неё». Уильям Сароян, даже в свои семьдесят лет, уверенно врывался в «ворота мировой литературы», пристально всматриваясь в пространство мира своими вечно мудрыми и вечно печальными глазами.
Я не собираюсь пересказывать все сарояновские «некрологи». Остановлюсь только на одном. В романе «Отверженные» Виктора Гюго есть рекордная фраза, длинной в 823 слова. «Некролог 47-й», некролог Агаты Кристи начинается с фразы, раз в восемь меньше (115 слов). В этой фразе Сароян органично вмещает и восторг перед «королевой детективного жанра», которая до самого последнего дня не переставала писать, вспоминает и автора «Африканской фермы» баронессу, датскую писательницу Карен Бликсен, с её «самоубийственным» пристрастием к шампанскому и свежим устрицам. Думается, подобная экспериментальная фраза может стать предметом особого стилистического изучения. Сароян Агату Кристи именует не иначе, как великая Кавалердама Агата Кристи. (Кавалердама – дворянский титул, полученный писательницей в 1971 г.). И тут не лишне вспомнить диалог из одного её романа.
«- Почему политики считают, что все люди идиоты?
— Потому что, они выбирают нас».
КОНЕЧНО ЖЕ, КАВАЛЕРДАМА, КОНЕЧНО, ВЕЛИКАЯ, с изысканным английским чувством юмора. Однако этому некрологу предшествовал некролог другой, скорее забавный, чем печальный. Когда Агата Кристи, подустав от своего персонажа Эркюля Пуаро, в романе «Занавес» решила «отправить» бельгийца на то свет, реакция на его «кончину» была настолько бурной, что несколько изданий, в том числе и «Нью-Йорк Таймс», вынужденно опубликовали «некролог» на «смерть» знаменитого частного детектива. Подобную газетную услужливость Агата Кристи посчитала скверной приметой. Предчувствие писательницу не подвело: в следующем году она скончалась. Ей было 85 лет. Господа писатели, не убивайте полюбившихся героев при своей жизни!..
«Некролог 47-й», кажется, написан хаотично. В нём «неистовый калифорниец» вспоминает, как в конце 1930-х неожиданно для себя узнал, что любимые книги Франклина Рузвельта — детективные романы. А что может быть лучше на ночь глядя в Белом доме зачитываться криминальным чтивом?.. Хотя, уверен, слова 32-го президента США, растиражированные бойкими репортёрами, утрированы и не полностью передавали президентские литературные привязанности. Нередко мистер Рузвельт любил сам над собой подтрунивать: «Я не самый умный человек в мире, но я способен набрать умную команду». Собственно, что и требуется от первых лиц государств, плюс самоирония.
Сароян в некрологе 47 считал, что каждый читатель вправе выбрать свою книгу. И тут же вопрошал: но что сказать о читателях, которые, минуя Уолта Уитмена, Марк Твена, О’Генри, каждый вечер зачитываются «Тарзаном» Эдгара Берроуза? У меня на это и сегодня нет ответа, дорогой Сароян! Хотя Тарзан и копия классического киплингского Маугли, однако копия до безобразия бледная. Один из ярких представителей «эры макулатурных журналов» Эдгар Берроуз оставил после себя не только «многотомную тарзаниану» вкупе с топонимом в Лос-Анджелесе Тарзана (огромный участок земли, приобретенный им на «тарзанские» гонорары), но и сомнительную формулировку: «Никакой другой литературы не стоит читать, кроме развлекательной». Судя по IPad-generation, изрядно поразвлеклись!.. Как-то мой младший внук спросил меня, какая разница между Тарзаном и Маугли. Я ему ответил, что такая же, какая между глумливой обезьяньей стаей и гордыми волками. Кажется, объяснил доступно!
В НЕКРОЛОГ АГАТЫ КРИСТИ САРОЯН ВПЛЕТАЕТ и сан-францисский кислый хлеб, и калифорнийскую воду, и пудинги, и трюфеля, и шоколад… И среди всего этого словесного хаоса, всплывает не панегирик, не восхваление, не восторженная похвала, а слаженная новелла о писательнице, книгами которой зачитывается весь мир. Её пьеса «Мышеловка» долгие годы не сходит с мировых сцен. В некрологе 47 Уильям Сароян признаётся, что тысячу раз имел возможность посмотреть этот спектакль в Лондоне, но в тысячный раз этого не сделал, при этом нисколько не огорчён, более того, гордится этим. Я полностью солидарен с Сарояном. Побывав на «Мышеловке» в лондонском театре «Сент-Мартин», передёрнулся: детектив на сцене подобен анекдоту, рассказанному дважды, а то и трижды.
Стиль Сарояна в «Некрологах» нетипичен для сарояновской прозы. Он, как виртуоз, севший за рояль, не ограничивается обязательными исполнением, а использует всю клавиатуру, лихо импровизируя, да с такой оглушительной мощью, что порой не поспеваешь за его чарующими «звуками». Всего на двух-трех страницах своими длиннющими предложениями парадоксально придаёт лаконичному английскому языку дополнительный лаконизм, в притчевой форме рассказывая о знаменитостях и хорошо знакомых, и совсем незнакомых, чье время безжалостно остановилось в 1976 году.
В «Некрологах» он собрал в «пантеон» всех тех, кто, так или иначе, был причастен к великому процессу облагораживания человеческой комедии. Его «Некрологи», конечно же, «не о Смерти». Он не раз повторял: «Никто не знает, что такое смерть». Сарояновские «Некрологи» о Жизни, время которой зависит не от нас. «Роль искусства – создавать мир, в котором можно жить», – эта сарояновская фраза — квинтэссенция всего его творчества. В мире, созданном Сарояном, жизнь бурлит, излучая добро!
