Этот красочный альбом, вышедший в ереванском издательстве "Эдит принт", представляет творчество одного из самых значительных живописцев Армении — Александра Григоряна. Наряду с репродукциями картин — яркими и сочными, в нем опубликованы статьи и отзывы о художнике видных представителей армянской и русской культур — Мартироса Сарьяна, Григора Ханджяна, искусствоведов Шаена Хачатряна, Юрия Хачатряна, Вильяма Мейланда, Валерия Шуйского.
Перелистывая альбом, вспоминая встречи с Григоряном, наши разговоры и посещения выставок, разглядывая его работы, снова вижу перед собой личность самобытного мастера, в котором художник и человек слиты воедино. Александр Григорян — один из самых жизнестойких художников. Несмотря на преклонный возраст, в нем нет утомления: пульс его живописи такой же ровный и крепкий, как и десятки лет назад. Бег времени изменил у Григоряна направление и приемы, но почти не ослабил экспрессивности живописи и полноты выражения — в этом одна из особенностей его искусства.
Кипучая, подвижная натура художника раскрывается так широко и многогранно, что даже близко знающие его люди не всегда могут увидеть, как много и настойчиво он работает, как последовательно и целенаправленно следует своим принципам. В его работоспособности нет ни напряжения, ни болезненности, все его полотна преисполнены ровной энергии. Он пишет несколько десятков картин в год, не считая набросков, эскизов, этюдов и прочих неизбежностей художественной кухни. Альбом с полной очевидностью демонстрирует и это. И, наконец, он рождает ту радость, которая всегда приходит при встрече с настоящим искусством, — подлинно искренним и добрым.
Григорян — художник неповторимо национальный. Его творчество, его личность неотделимы от глубинных свойств характера, духовного темперамента его народа. Все в творчестве художника проникнуто высоким духом поэзии. Яркие, полыхающие полотна, словно зеркала, отображают нашу страну, которой он поклоняется всю жизнь.
Без особого труда прослеживаются учителя и предшественники художника: это прежде всего Сарьян, к которому Григорян навсегда сохранил благодарные и теплые чувства, и французские постимпрессионисты. Однако любой непредвзятый зритель согласится, что при всей очевидности отсылок работы А. Григоряна — это только его работы. Однажды увидев, их уже невозможно спутать ни с какими другими. Сказалась вполне естественная разница темпераментов, восприятий, способов мышления. Он сформировал для себя как бы некую концепцию, наиболее соответствующую ему по характеру и мироощущению. Она была, возможно, и не совсем нова, но ведь каждый художник все главные принципы творчества должен открывать для себя сам. Вот почему для Григоряна живопись не столько фиксация свойств натуры и модели, настроения и даже ощущения автора, сколько прямой разговор со зрителем. Он ведется с помощью энергично "звучащего" цвета, который нигде не становится отвлеченным знаком, а всегда остается органичным свойством объекта. Отсюда уже в ранних работах активное и свободное отношение к цвету при, казалось бы, вполне традиционном рисунке, яркие, порой почти "горячие" краски, частое использование цветовых контрастов. Григорян — оптимист. У него универсальная жизнерадостность кисти. Он любит свои модели, радуется своей палитре.
Особое место в творчестве Григоряна занимает портрет. Его портретному искусству присуще глубокое внимание к психологии человека, к его сложной внутренней жизни. Это размышления о духовных возможностях человека, о самобытной личности творца, утверждающих его значимость и ценность. В портретах писателей Вальтера Арамяна, Вардкеса Петросяна, Уильяма Сарояна, Паруйра Севака, Геворга Эмина, шахматиста Тиграна Петросяна, искусствоведа Вильяма Мейланда, маршала Баграмяна, композитора Александра Арутюняна, певицы Гоар Гаспарян, академика Гр. Капанцяна и многих других художник передает свое понимание человеческой красоты, свое представление о самоотдаче в творчестве. В них отражены судьбы и характеры людей нашего времени. Без малейших усилий добиваясь внешнего сходства, он выхватывает модель из будней существования экспрессивностью формы. В образе каждого из героев он отбрасывает все суетное, обыденное и выбирает момент, сопряженный с внутренним действием, с погружением в себя.
И вот в облике Минаса угадывается трагическая смятенность художника, а его взгляд кажется проникнут печальным предвидением собственной судьбы; нервное напряжение ощущается в бесплотной фигуре и усталом лице жены Арпик; гамлетовская склонность к рефлексии и одновременно решительность, педантичность ученого и душевная щедрость мудреца, ироничный ум — в облике академика Капанцяна. Что-то мефистофельское есть в портрете оперного певца Петрова. Этому ощущению способствует и демоническое выражение глаз, напряженность и удлиненная форма листа. Он видит своих героев в определенном цвете, который является своеобразным знаком модели. В последние годы художник стремится к цвету не утонченному, а сложному, считая, что глубина человеческая должна выражаться и цветовой глубиной. Иной подход к созданию образа ощущается в портрете Есаяна, живописца с большим внутренним потенциалом, для которого творчество "не игра в искусство". Беспокойный ритм, своеобразный, как бы фрагментарный образ холста создают атмосферу напряженности, драматизма.
Сарьяновским духом пронизаны многие пейзажные работы художника — "Старый мост в Аштараке", "В Гегарде", "Звартноц", "Арарат весной", "Новый мост в Париже". В этих работах ощущается трудно формулируемая, но не менее глубокая, органическая связь с традициями сарьяновской школы, единственным представителем которой он на сегодняшний день является. Во многих композиционных и пейзажных работах художник увлекает темпераментным рассказом о природе Армении, наполненным глубоким смыслом. Рассказывает по-своему, по-григоряновски ярко, жизнеутверждающе, самобытно — как художник, влюбленный в свою страну, в ее историю.
Интересной попыткой по-новому осмыслить исторические события представляется картина "Битва Ашота Ерката с Беширом". Ее отличает выразительная композиция, экспрессивная пластика фигур, повышенное декоративное звучание. Здесь есть стремление показать превосходство человеческой красоты и мужества над темной силой слепой ярости. Григорян отходит от эпичности, целиком переходя в область живописных чувств, цвета.
Большие композиционные картины Григоряна захватывают напряженной жизнью фантастически странных форм и красок, рождающих свойства, которые вполне можно назвать "интригой" композиции. Она создается метафорической насыщенностью языка живописи. Любая деталь, линия, цвет, их композиция обладают свойством рождать в сознании зрителя множество аналогий. В них есть изумляющая языческая чистота восприятия. Но поклоняется он не фетишу, а жизни, добру, природе, красоте. . .
Жаль, что в альбоме Григоряна не нашлось места для иллюстраций художника. Он ведь обладает особым "чувством" книги, умеет гармонично сочетать все элементы оформления книги — от суперобложки и переплета и кончая заставками. Его любимые писатели — армянские классики и Шекспир. Высокое живописное мастерство делает даже черно-белые его иллюстрации живыми, полными света и воздуха, усиливая тем самым воздействие на читателя и зрителя.
Menu
