Ниже
приводятся воспоминания и рассуждения младшего сына А.И. Микояна – Серго
Анастасовича МИКОЯНА, доктора исторических наук (скончался в марте 2010 г.)
Если
кратко суммировать причины «непотопляемости» А. Микояна, можно начать
с его собственного ответа: «Коротко говоря, мне просто повезло». Ему
действительно всю жизнь везло.
ЕГО
МОГЛИ УБИТЬ НА ТУРЕЦКОМ ФРОНТЕ В 1915 г., В БАКУ В 1918 г.,
когда во время
перестрелки с расстояния в 30 м были убиты двое из четверых бойцов его боевой
группы, а он сам был ранен. Смерть обходила его при обороне Баку от турецких
войск осенью 1918 г., его могли прикончить эсеры в Красноводске или Ашхабаде
после падения Бакинской коммуны в конце 1918 г. и его ареста, его могли передать
деникинской контрразведке в результате двух арестов в Баку и одного в Тифлисе в
1919 г. (и деникинцы непременно бы его расстреляли), если бы не побег из
тюрьмы. По счастливому стечению обстоятельств белогвардейцы не перехватили его
лодку, в которой он тайком добирался до Астрахани в конце 1919 г.
Его могли унести кровавые ураганы
1937-1938 гг. Его мог убить психически неуравновешенный солдат, стрелявший в
его машину и попавший в кузов. В его кабинет в Кремле или во Внешторге могла
угодить немецкая бомба, ибо он никогда при воздушных налетах не уходил в
бомбоубежище. В 1943 г. его вагон стоял на станции Дарница под Киевом, которую
регулярно бомбила немецкая авиация. Он мог утонуть во время сильнейшего шторма
возле Курильских островов в 1945 г. и критического крена судна. Он был бы,
безусловно, уничтожен Сталиным в 1953 г., если бы тот прожил еще немного,
расправа уже готовилась.
Его могли бы убить на улицах Будапешта
в 1956 г., когда он велел водителю открытого бронетранспортера провести его по
местам самых ожесточенных боев (пули стучали по бортам машины, беспрерывно
сыпались из окон домов). Он мог утонуть в ледяных водах Атлантики в январе 1959
г., когда 2 из 4 двигателей самолета загорелись над океаном. Лайнер чудом
дотянул до ближайшей военно-морской базы США. После возвращения из Мексики в
ноябре 1959 г. выяснилось, что еще 20 минут полета — и его самолет потерпел бы
аварию из-за некачественной сборки турбины. В 1963 г. в Кремлевской больнице
после небольшой операции ему влили кровь донора, больного гепатитом. Выход из
тяжелейшей болезни в 68 лет был настолько трудным, что он признался брату
Артему, что начал терять надежду на выздоровление.
И
ВСЕ ЖЕ: ПОЧЕМУ ПРИ ВСЕХ ЛИДЕРАХ ЕМУ ВЕЗЛО В ПОЛИТИЧЕСКОЙ
жизни? Он
никогда не стремился вверх, на высшие посты. Ему был абсолютно чужд карьеризм.
Причем от выдвижения на более высокие посты он отказывался, исходя не из ложной
скромности, а из желания принести большую пользу на работе, которую он уже
освоил и с которой справлялся. И новые назначения принимал, лишь подчиняясь
партийной дисциплине. Поэтому ни один «первый» не видел в нем личной
опасности для себя. К другим руководителям – членам Политбюро и правительства —
проявлял лояльность, никогда не интриговал, не старался выставить их в дурном
свете.
Всецело преданный работе, ответственный
и дисциплинированный, он выкладывался полностью, был нацелен на результат, стал
прекрасным организатором, не избегавшим трудных ситуаций и ответственных
решений, демократичным и энергичным руководителем, справлялся без жалоб с любыми
заданиями, которые ему давались сверх и без того громадной нагрузки. И не
старался изобразить успех как некий подвиг, просто работал изо всех сил,
достигал целей и не выпячивал своей роли.
Умел настойчиво отстаивать свою точку
зрения и находить аргументы, заставлявшие оппонентов отступать. Он основывал
свои выводы на детальном изучении вопроса, учете иных мнений, анализе и здравом
смысле. И, когда жизнь доказывала правоту Микояна, это вызывало невольное
уважение к его обоснованным суждениям, в том числе и со стороны высшего
руководства. Он был знаменитым мастером компромиссов, которые предотвращали
принятие решения, неправильного с его точки зрения. В спорах был тактичен и
старался не доводить разногласия до резкой конфронтации, не ронял престижа оппонента,
с которым спорил.
Обладал редкой силой воли, удивительным
даром убеждения и полемики, основанном на сильном характере, остром живом уме,
логике, знаниях и опыте. Он стал высокообразованным благодаря постоянной учебе,
самообразованию, чтению, любознательности, я бы сказал — дотошности, стремлению
досконально разбираться в тех вопросах, которыми приходилось заниматься, умению
внимательно слушать и анализировать, и редкому по богатству жизненному опыту.
Это был человек с умом и памятью, работавшими, как компьютер, необычайно
трудоспособный и собранный, открытый новым идеям и мнениям.
Мой отец работал в гуще событий,
безусловно, был затронут и нес на себе бремя тяжелой политической обстановки в
стране в период сталинского произвола. Этого отрицать нельзя, я и не пытаюсь.
Но не надо упрощать историю или легковесно применять к ней сегодняшние мерки.
А.И.Микоян всю жизнь, в том числе в периоды репрессий, стремился заниматься
полезной обществу хозяйственной работой и, насколько мог, старался оставаться в
стороне от сталинской «мясорубки» или даже притормозить репрессии, а
также конкретно кого-то спасти. А став по настоянию Сталина наркомом внешней
торговли, он спас сразу тысячи человек, ибо Сталин выполнил условие Микояна не
разрешать НКВД вмешиваться в работу руководимого им Наркомата. На целых 10 лет
Наркомвнешторг стал «островом безопасности» в стране, где царил
произвол репрессивных органов.
ЖИВЯ
И РАБОТАЯ В ОБСТАНОВКЕ СМЕРТЕЛЬНО-ОПАСНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНТРИГ,
умел быть
выдержанным и осторожным, подчас отставляя прямолинейность и даже строгую
принципиальность в сторону, не позволяя сделать себя бессмысленной жертвой или
избегая конфликтов, в которых победитель был известен заранее. Всегда тонко
чувствовал и не переступал ту невидимую грань, за которой спор мог перейти в
непоправимый и бессмысленно-гибельный финал. А в те сталинские годы результат
решительной конфронтации мог быть только один: пуля в затылок и гибель сотен
сослуживцев и близких.
При этом он был бесконечно предан делу,
в которое верил, и всегда был настроен на позитив, добивался сдвигов в лучшую
сторону. В то же время А.И. Микоян не зашоренный кабинетный деятель – это
видящая недостатки, открытая новым идеям, мудрая личность, умевшая воспринимать
чужие мнения и интересы, обладавшая широтой взглядов и чувством юмора. Недаром
его зарубежные поездки, в том числе и в страны, с которыми СССР был в
конфронтации, заканчивались с неизменным успехом.
Один американский биограф пишет:
«Люди, кто знал Микояна, помнят его как теплого, гостеприимного и остроумного
человека. Иностранцы, имевшие с ним официальные отношения, вспоминают его не
только как жесткого переговорщика, но и как обаятельного, культурного и
остроумного собеседника…»
В рабочих делах он был четким, твердым,
требовательным прежде всего к себе самому, но также и к тем, с кем работал.
Вместе с тем был гуманным, испытывал угрызения совести, обладал чувством
сопереживания и всегда был готов помочь людям. Сочетание этих подчас
противоречивых качеств делает Анастаса Ивановича Микояна совершенно неординарной,
масштабной государственной личностью, заслуживающей вместе с тем простого
человеческого уважения и вечной памяти.
Меня
не особенно тревожат периодические нападки малообразованных злопыхателей или
недостаточно добросовестных авторов на биографию и образ отца. Чтобы они ни
говорили, он крупными, яркими мазками вписал себя в историю 20 века. А его
критикам следовало бы для начала взглянуть на самих себя. Англичане говорят:
«Люди, живущие в стеклянном доме, не должны бросаться камнями».
ЕГО
МОГЛИ УБИТЬ НА ТУРЕЦКОМ ФРОНТЕ В 1915 г., В БАКУ В 1918 г.,
когда во время
перестрелки с расстояния в 30 м были убиты двое из четверых бойцов его боевой
группы, а он сам был ранен. Смерть обходила его при обороне Баку от турецких
войск осенью 1918 г., его могли прикончить эсеры в Красноводске или Ашхабаде
после падения Бакинской коммуны в конце 1918 г. и его ареста, его могли передать
деникинской контрразведке в результате двух арестов в Баку и одного в Тифлисе в
1919 г. (и деникинцы непременно бы его расстреляли), если бы не побег из
тюрьмы. По счастливому стечению обстоятельств белогвардейцы не перехватили его
лодку, в которой он тайком добирался до Астрахани в конце 1919 г.
Его могли унести кровавые ураганы
1937-1938 гг. Его мог убить психически неуравновешенный солдат, стрелявший в
его машину и попавший в кузов. В его кабинет в Кремле или во Внешторге могла
угодить немецкая бомба, ибо он никогда при воздушных налетах не уходил в
бомбоубежище. В 1943 г. его вагон стоял на станции Дарница под Киевом, которую
регулярно бомбила немецкая авиация. Он мог утонуть во время сильнейшего шторма
возле Курильских островов в 1945 г. и критического крена судна. Он был бы,
безусловно, уничтожен Сталиным в 1953 г., если бы тот прожил еще немного,
расправа уже готовилась.
Его могли бы убить на улицах Будапешта
в 1956 г., когда он велел водителю открытого бронетранспортера провести его по
местам самых ожесточенных боев (пули стучали по бортам машины, беспрерывно
сыпались из окон домов). Он мог утонуть в ледяных водах Атлантики в январе 1959
г., когда 2 из 4 двигателей самолета загорелись над океаном. Лайнер чудом
дотянул до ближайшей военно-морской базы США. После возвращения из Мексики в
ноябре 1959 г. выяснилось, что еще 20 минут полета — и его самолет потерпел бы
аварию из-за некачественной сборки турбины. В 1963 г. в Кремлевской больнице
после небольшой операции ему влили кровь донора, больного гепатитом. Выход из
тяжелейшей болезни в 68 лет был настолько трудным, что он признался брату
Артему, что начал терять надежду на выздоровление.
И
ВСЕ ЖЕ: ПОЧЕМУ ПРИ ВСЕХ ЛИДЕРАХ ЕМУ ВЕЗЛО В ПОЛИТИЧЕСКОЙ
жизни? Он
никогда не стремился вверх, на высшие посты. Ему был абсолютно чужд карьеризм.
Причем от выдвижения на более высокие посты он отказывался, исходя не из ложной
скромности, а из желания принести большую пользу на работе, которую он уже
освоил и с которой справлялся. И новые назначения принимал, лишь подчиняясь
партийной дисциплине. Поэтому ни один «первый» не видел в нем личной
опасности для себя. К другим руководителям – членам Политбюро и правительства —
проявлял лояльность, никогда не интриговал, не старался выставить их в дурном
свете.
Всецело преданный работе, ответственный
и дисциплинированный, он выкладывался полностью, был нацелен на результат, стал
прекрасным организатором, не избегавшим трудных ситуаций и ответственных
решений, демократичным и энергичным руководителем, справлялся без жалоб с любыми
заданиями, которые ему давались сверх и без того громадной нагрузки. И не
старался изобразить успех как некий подвиг, просто работал изо всех сил,
достигал целей и не выпячивал своей роли.
Умел настойчиво отстаивать свою точку
зрения и находить аргументы, заставлявшие оппонентов отступать. Он основывал
свои выводы на детальном изучении вопроса, учете иных мнений, анализе и здравом
смысле. И, когда жизнь доказывала правоту Микояна, это вызывало невольное
уважение к его обоснованным суждениям, в том числе и со стороны высшего
руководства. Он был знаменитым мастером компромиссов, которые предотвращали
принятие решения, неправильного с его точки зрения. В спорах был тактичен и
старался не доводить разногласия до резкой конфронтации, не ронял престижа оппонента,
с которым спорил.
Обладал редкой силой воли, удивительным
даром убеждения и полемики, основанном на сильном характере, остром живом уме,
логике, знаниях и опыте. Он стал высокообразованным благодаря постоянной учебе,
самообразованию, чтению, любознательности, я бы сказал — дотошности, стремлению
досконально разбираться в тех вопросах, которыми приходилось заниматься, умению
внимательно слушать и анализировать, и редкому по богатству жизненному опыту.
Это был человек с умом и памятью, работавшими, как компьютер, необычайно
трудоспособный и собранный, открытый новым идеям и мнениям.
Мой отец работал в гуще событий,
безусловно, был затронут и нес на себе бремя тяжелой политической обстановки в
стране в период сталинского произвола. Этого отрицать нельзя, я и не пытаюсь.
Но не надо упрощать историю или легковесно применять к ней сегодняшние мерки.
А.И.Микоян всю жизнь, в том числе в периоды репрессий, стремился заниматься
полезной обществу хозяйственной работой и, насколько мог, старался оставаться в
стороне от сталинской «мясорубки» или даже притормозить репрессии, а
также конкретно кого-то спасти. А став по настоянию Сталина наркомом внешней
торговли, он спас сразу тысячи человек, ибо Сталин выполнил условие Микояна не
разрешать НКВД вмешиваться в работу руководимого им Наркомата. На целых 10 лет
Наркомвнешторг стал «островом безопасности» в стране, где царил
произвол репрессивных органов.
ЖИВЯ
И РАБОТАЯ В ОБСТАНОВКЕ СМЕРТЕЛЬНО-ОПАСНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНТРИГ,
умел быть
выдержанным и осторожным, подчас отставляя прямолинейность и даже строгую
принципиальность в сторону, не позволяя сделать себя бессмысленной жертвой или
избегая конфликтов, в которых победитель был известен заранее. Всегда тонко
чувствовал и не переступал ту невидимую грань, за которой спор мог перейти в
непоправимый и бессмысленно-гибельный финал. А в те сталинские годы результат
решительной конфронтации мог быть только один: пуля в затылок и гибель сотен
сослуживцев и близких.
При этом он был бесконечно предан делу,
в которое верил, и всегда был настроен на позитив, добивался сдвигов в лучшую
сторону. В то же время А.И. Микоян не зашоренный кабинетный деятель – это
видящая недостатки, открытая новым идеям, мудрая личность, умевшая воспринимать
чужие мнения и интересы, обладавшая широтой взглядов и чувством юмора. Недаром
его зарубежные поездки, в том числе и в страны, с которыми СССР был в
конфронтации, заканчивались с неизменным успехом.
Один американский биограф пишет:
«Люди, кто знал Микояна, помнят его как теплого, гостеприимного и остроумного
человека. Иностранцы, имевшие с ним официальные отношения, вспоминают его не
только как жесткого переговорщика, но и как обаятельного, культурного и
остроумного собеседника…»
В рабочих делах он был четким, твердым,
требовательным прежде всего к себе самому, но также и к тем, с кем работал.
Вместе с тем был гуманным, испытывал угрызения совести, обладал чувством
сопереживания и всегда был готов помочь людям. Сочетание этих подчас
противоречивых качеств делает Анастаса Ивановича Микояна совершенно неординарной,
масштабной государственной личностью, заслуживающей вместе с тем простого
человеческого уважения и вечной памяти.
Меня
не особенно тревожат периодические нападки малообразованных злопыхателей или
недостаточно добросовестных авторов на биографию и образ отца. Чтобы они ни
говорили, он крупными, яркими мазками вписал себя в историю 20 века. А его
критикам следовало бы для начала взглянуть на самих себя. Англичане говорят:
«Люди, живущие в стеклянном доме, не должны бросаться камнями».
