Артем Алабулянц сегодня, пожалуй, самый модный художник тбилисского бомонда. Он профессиональный музыкант – альтист, играет в Национальном симфоническом оркестре Грузии. А его живопись – это работы талантливого мастера, самобытного и оригинального.
РИСОВАЛ АРТЕМ С ДЕТСТВА, НО К УВЛЕЧЕНИЮ ЭТОМУ ОТНОСИЛСЯ НЕСЕРЬЕЗНО, рисовал только когда хотелось. С музыкой дело обстояло иначе – этим он занимался всерьез и постоянно. Окончил музыкальную школу по классу скрипки, инструмент этот выбрал сам, почему-то считая фортепиано не мужским делом. Родители не были в восторге от избранной сыном профессии, но Артем всегда умел настоять на своем. Отслужив в армии, продолжил учебу в консерватории, теперь уже по классу альта (в армии тех лет не очень-то считались с профессией призывника, пальцы Артема, по его словам, стали не те, и по совету педагогов он "перешел" на альт). После окончания консерватории Артема приняли в симфонический оркестр Джано Кахидзе. Прославленный дирижер был требовательным руководителем, с ним было сложно, но интересно и престижно, попасть к нему в коллектив мечтали все тбилисские музыканты. Работа с Джано Кахидзе, входящего в когорту выдающихся дирижеров этой страны вместе с Евгением Микеладзе и Одиссеем Димитриади, стала настоящей школой, выработавшей из Артема классного профессионала. С оркестром Джано Кахидзе Алабулянц выступал во многих странах, объездил, можно сказать, весь мир.
В 90-х, для одних лихих, для других смутных, а для большинства невыразимо тяжелых, Артем решился пойти на "Сухой мост", куда тбилисцы в тщетной попытке выжить выносили в те годы самое ценное, что было в доме. Предки Артема были люди обеспеченные, и Артему было, что предложить стихийному рынку. Но именно это и послужило причиной трагедии: бандиты, пытаясь отнять предметы антиквариата, нанесли ему несколько ножевых ударов. По словам врачей, Артем родился в рубашке — с такими ранениями мало кто выживает. Но он выжил, а после операции, едва выйдя из наркоза, неожиданно попросил бумагу, карандаш и стал рисовать. Портил, исправлял, рвал и снова рисовал.
Выйдя из больницы, начал писать уже красками, однако в живописи тех лет доминирующим по-прежнему оставался черный цвет. Его первые 40 картин – это воплощенные на холсте сны, странные, причудливые, завораживающие. Профессиональным художником Артем так и не стал в том смысле, что академию художеств не кончал, но кистью и палитрой владеет великолепно. Сюжеты его картин и сегодня продолжают рождаться из снов, музыки, фантазий…
Портретов с натуры делать не любит, рисует, как видит, а видит очень по-своему, что по душе далеко не каждому. Тем не менее изображений людей на его полотнах много. Красивыми, если исходить из принятых канонов, назвать их нельзя, но в них много жизни, экспрессии и личностного начала. Реальны разве что кошки, гибкие, грациозные, ленивые и вместе с тем такие коварные. Магия пронизывает букеты цветов, которые тоже воспринимаются как пришельцы из иных миров. Алабулянц склонен к мистицизму как в творчестве, так и в жизни.
ПОСЛЕ РАНЕНИЯ В ОРКЕСТР К ДЖАНО КАХИДЗЕ ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ, О ЧЕМ ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЕТ. Перешел в Национальный симфонический оркестр Грузии, где продолжает работать и сегодня. В жизни его было много интересных встреч и одна из них — с Сергеем Параджановым. Фильм "Тени забытых предков" потряс Артема красотой кадров, однако самого режиссера в лицо он не знал. Среди тех, кто постоянно бывал на концертах симфонического оркестра, нельзя было не заметить странно одетого человека, неизменно окруженного свитой. Его появление в зале сопровождалось перешептыванием, и не поинтересоваться, кто это, было просто невозможно. Однажды Артем, неожиданно для себя, получил от Параджанова письмо с приглашением нанести ему визит. "Именно там, у него дома, — рассказывает Алабулянц, — я осознал, что Параджанов гениален во всем, к чему прикасается. Его коллажи, куклы, рисунки были бесподобны, они не просто производили глубочайшее впечатление, а ошеломляли. Я долго находился под влиянием его неординарной личности, но, несмотря на это, а может и в силу этого, общества его избегал. Возможно, еще и потому, что за ним следили, и, каюсь, не хотел для себя неприятностей. Я был тогда еще очень молод. В тот первый день, когда я пришел к нему, он подарил мне открытку с графическим рисунком, сказал, что нарисовал ее еще в тюрьме. Я храню ее до сих пор. Это моя реликвия. Как-то после окончания концерта (оркестр наш выступал в Большом зале консерватории) я вышел с альтом на улицу, а там Параджанов. Он подошел, отнял инструмент, решил сам что-то исполнить, не получилось. Страшно разозлился и сказал: "Не играет твой инструмент". Это было незадолго до его кончины".
Музыканты, коллеги по оркестру, говорят, что у Артема абсолютный слух, я бы добавила, безупречный вкус, хотя эпатажа и иронии в его картинах тоже много. Работы Артема нравятся, раскупаются, выставляются. И не только в Грузии, но и в Канаде, Франции, России, США… Ему самому такой успех кажется странным. Часто думает, что не должен рисовать, что портит краски, а тем, кто покупает его работы, нередко предлагает хорошенько подумать. Музыка для него – это профессия, жизнь, а живопись – так, экспромт души. Наверное, поэтому для музыкального сообщества он Артем Алабулянц, а для мира живописцев просто Арт-янц. Именно так он подписывает свои картины.
