Логотип

«АЗНАВУР — ДОКАЗАТЕЛЬСТВО, ЧТО ПРЕГРАД В ЖИЗНИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ»

— Давай начнем с самого начала — как ты вообще оказалась в этом проекте?

— Несколько лет назад я сыграла небольшую роль во французском фильме нашей соотечественницы Норы Мартиросян «Когда утихнет ветер». Картина имела резонанс, вошла в программу Каннского фестиваля, но в тот год из-за пандемии он был не конкурсным… С этой ролью я была выдвинута на соискание нашей кинопремии «Анаит» в номинации «лучшая актриса», хотя совершенно не считала ее значительной. И оказалась права, «Анаит» тогда досталась другой актрисе. Но по факту мне выпал гран-при — позвонила Нора Мартиросян и сказала, что со мной хочет поговорить французский кастинг-директор Давид Бертран. Потом в Ереване состоялась встреча с представителями проекта… Словом, я была на постановке спектакля «Муму» в Москве, когда мне позвонили и сказали, что я утверждена на роль Кнар, матери Шарля Азнавура.

— Совершенно очевидно, что такой проект — предложение, от которого невозможно отказаться, но поскольку ты умудрилась сказать «нет» картине, которую делала NETFLIX, все-таки спрошу — что в чисто творческом плане тебя наиболее привлекло?

— Действительно, я отказывалась от многих посыпавшихся на меня предложений сыграть «армянскую маму», в том числе и в «Манюне» и, да, в проекте, который реализовывал NETFLIX — там была не просто «армянская мама», а еще и «несчастная армянская мама», и я отказалась.

Но эта картина совершенно о другом! В телефонном разговоре Аида, сестра Азнавура, говорит Шарлю: «Кем мы были и кем стали». Вот это главный лейтмотив — об этом фильм. И сразу понятно, для чего он снимается. Этот мессидж привлек меня бесконечно — как эмигрант может не просто сделать себя, но стать символом страны, тем более, такой страны, как Франция! Мне кажется, весь путь, пройденный Азнавуром, его невероятная личность — это мотивация для любого человека. И уж точно, его образ — символ для тех, кто реализует этот проект. Тахар Рахим, Меди Идира, многие другие — они тоже выходцы из эмигрантской среды. А вообще, то, что Азнавур для Франции, как говорится, «наше все» — это видно во всем и каждую секунду.

 И еще один, такой более узкий культурологический момент. Азнавур ведь не был великим вокалистом, сила его была совсем в другом, и он как бы проговаривал свои песни. Так вот, режиссеры фильма Гранд Корпа Малада и Меди помимо кино читают рэп, увлекаются слэмом. И вот оказывается, что для них Азнавур — это предтеча, праотец, первоисточник, певец не только на все времена, но и бесконечно современный.

— Что для тебя главное в роли — показать национальный характер или мать «чемпиона», того, кто смог достичь вершины?

— Естественно, я осознаю, что это не просто армянская мама, а мама Азнавура, и обе составляющие для меня важны. К тому же, я никогда не играла в кино разный возраст, и тут есть над чем работать.

 Но очень важный для меня момент — это возможность показать даже не армянскую культуру, а армянское существо и естество — кто есть армянин. Создатели фильма подходят к проекту очень трепетно, так что можно выйти за рамки клише, освободиться от представлений, которые есть у неармянина об армянине — представлений с советским налетом. Довелось даже объяснять, что если отец Азнавура, выходец из Тифлиса, знал русские песни, то его мать — это совершенно иное. На кастинге мне предложили сцену -«мать читает детям Саят-Нову», но мой коуч, совершенно прекрасная Нуне Гарибян, сказала, что это невозможно, ведь Кнар из Измира. Так что я читала Кучака — «Ес ачк, у ду луйс оги»… — и они буквально на слух влюблялись в эти строки. Или, скажем, я говорю, вот здесь первое, что спросит армянская мама у сына — это «Ты не голоден?», просто не может не спросить. И мне тут же говорят — так спрашивай!

В языковом плане сначала, «в семье», мы говорим на западноармянском, потом на французском с акцентом, и наконец, на чистом французском. Под руководством коуча мы старались достичь в западноармянском совершенной чистоты. Еще один коуч отрабатывает со мной «французские» сцены. Слава Богу, в школе я изучала французский, который очень люблю, так что текст учу не на звук.

— А что в производстве большого кино произвело на тебя наибольшее впечатление?

— Если честно, то, что суперпрофессионализм, оказывается, можно сочетать на площадке с невероятной доброжелательностью. Это ведь реально очень большой во всех смыслах проект, и процесс работы соответствующий. И это такой высочайший класс всего, что каждая моя поездка на съемки как попадание в рай. Даже начинаешь думать — как хорошо быть актрисой! На каждую сцену нам подбирают три варианта костюма, а потом уже режиссер говорит свое последнее слово. Одежда, обувь, каждая деталь, каждая мелочь — все делается с невероятно подробной тщательностью и отнимает в разы больше времени, чем собственно съемка. Фильм охватывает четыре периода из жизни Азнавура, и у каждого — свой цвет, а у меня, соответственно, еще и возраст. Кстати, возрастной грим мне накладывали почти пять часов, и хотя я уже была просто не в состоянии сидеть, все равно думала о том, что эти гримеры — абсолютные, настоящие волшебники.

 Вообще, над «Месье Азнавуром» работает интернациональная команда по принципу «лучшие из лучших». В смысле, если, допустим, оператор, чей почерк наиболее ложиться на видение картины, работает в Бельгии, значит зовем его — и так по всем пунктам. Кстати, я не единственная актриса-армянка в фильме. В сюжет вплетена отдельная линия героя французского Сопротивления, кавалера ордена Почетного легиона Мисака Манушяна и его жены. Я как раз была на съемках, когда президент Макрон заявил, что прах Мисака Манушяна будет перезахоронен и войдет в Пантеон исторических деятелей Франции. Так вот, Манушянов тоже играют армяне — Тигран Мхитарян, который родился в Армении, в Ванадзоре, но в три года с семьей переехал во Францию, и актриса с армянскими корнями из Бельгии. А исполнительница на роль Улы, третьей жены Азнавура — непременно швейцарка, непременно модель и совершенно потрясающая красавица! Это я все к тому, что создатели фильма проводили кастинг по всему миру — чтобы все было идеально. Именно такую планку диктует Азнавур.

— Тахар Рахим, имя которого стоит в титрах фильмов наряду с Джоди Фостер и Бенедиктом Камбербетчем, а в «Экстраполяции» и с Мерил Стрип, да и вообще — актеры европейской школы. Как тебе работается?

— Поскольку здесь, в Ереване мне доводилось работать с нашими «французами» — Серж Аветикян, Серж Мелик-Овсепян, Джеральд Бабазян, — я давно поняла, что никакого диссонанса школ не существует. Мне с ними очень комфортно, тем более, повторюсь, атмосфера на фильме более чем доброжелательная. Да, Тах — настоящая звезда. Но мне иногда кажется, что та невероятная ответственность, которую он испытывает, играя роль Азнавура, для него настоящее испытание. И хотя перед началом съемки он целует меня в щеку, не только недостаточное знание французского не позволяет мне сказать, что такое чувство ответственности актеру только мешает.

— Вне актерства — что чувствует единственный представитель Армении в кинопроекте о великом Шарле Азнавуре, который, бесспорно, «наше все» не только для французов, но и для армян?

— Настоящее счастье! Причем, я убедилась, что само рождение этой картины очень важно именно для всех армян. Когда меня только утвердили на роль, появилось небольшое интервью со мной на одном из информсайтов. Никогда раньше, в каком бы фильме не снималась, я не получала столько сотен тысяч лайков — я же не Арташ Асатрян… Гордость армян по этому поводу — это какое-то всеобщее чувство, и французы это видят и чувствуют.

 Когда погружаешься в биографию Азнавура, просто ком подступает к горлу — от этой силы человеческого характера, цельности личности, победительности, способности идти к избранной цели через все преграды. Вообще, мне уже не 25, и мне казалось, что кинокарьеры больше не будет, что — тем более после моих многочисленных отказов — меня больше не позовут. И тут вдруг!.. Говорю же, Азнавур — символ человека, который всем собой доказывает, что невозможного не существует.