"Бари галуст", "Добро пожаловать" — название нового проекта Микаела Погосяна и компании. "Бари галуст", "Добро пожаловать" — едкая ирония по отношению к великой державе за океаном, в которой происходят события спектакля и которая вовсе не торопится раскрыть перед нами свои объятия. . .
А все-таки, может быть, "Бари галуст" — это вовсе и не "Добро пожаловать", а "Бари Галуст" — "Добрый Галуст". Добрый, открытый, трогательный и обаятельный ереванец Галуст — главный персонаж новой постановки. И, несмотря ни на что, такие же добрые, трогательные и к тому же ностальгирующие Азат из Ирана и Саргис из Ливана — "соседи" Галуста по спектаклю, сосидельцы в "обезьяннике" лос-анджелесского аэропорта по фабуле и братья по почве и судьбе. Потому что это ведь только на первый взгляд мы пронырливы, себе на уме и разучились любить друг друга. А на самом деле эмоциональны и даже сентиментальны и трогательны. И вообще — хорошие мы ребята, братья-армяне. Что новый спектакль "Добро пожаловать" демонстрирует как в абстрактном, так и во вполне прикладном плане.
Решив после десятилетнего люфта вернуться на театральную сцену с новым спектаклем, любимец публики Микаел Погосян пресс-конференций не созывал. Пышных фраз о явлении артиста народу в совершенно новом качестве не говорил. А ведь мог бы. Поскольку в "Добро пожаловать" нет прекрасного вокала и блестящих дансантных номеров, отточенных пародий и отработанных масок — всего того, что позволяет артисту, не напрягаясь, вводить публику в состояние экстатического восторга. "Добро пожаловать" — затея исключительно "драматическая", и разговоры о новом качестве были бы вполне уместны, однако вести их Миша Погосян почему-то не стал, а вместо этого предпочел просто собрать хорошую команду и всем вместе поговорить о себе с ними или о нас с вами — суть одна. Потому что у всех нас, добрых и не очень, циничных и сентиментальных, шустрых и беззащитных, одна-единственная родина, а значит — и одна суть.
Взявшись за новый проект, придуманный им вместе с главой компании Levon-travel и своим большим другом Карписом Титизяном, Микаел Погосян нарушил еще одно правило, свойственное артистам, тяготеющим к эстрадному жанру, — сменил "политику кнута" на "политику пряника". Ну сколько можно бичевать пороки общества, в котором мы живем? C другой стороны, в сатирическом спектакле совсем без "бичевания" не обойтись. На сей раз для разнообразия решили выпороть общество, в котором мы вроде бы не живем, но в которое многие из нас стремятся совершенно неудержимо. В общество, осиянное светом маяка, что держит над головой беломраморная статуя американской Свободы — дама издалека весьма соблазнительная. Только вот нам этот маяк светит, да не греет. . . Хотя плакат со статуей Свободы и торжественным Welcome to America едва ли не единственное украшение сцены. Так задумывался этот спектакль, который его создатели во главе с режиссером Вааном Бадаляном планируют играть во всех уголках земного шара, где живут армяне. Повесил пару плакатов, поставил три стула — и можно начинать.
. . . Под интригующе-веселую музыку, специально написанную к спектаклю Ара Геворкяном, на сцене появился Миша Погосян — и тут же погряз в аплодисментах. А потом оказалось — это и есть "бари Галуст". В нелепом костюме и немыслимо-кремовых туфлях, постоянно подтягивающий штаны: грозный ниггер-таможенник отобрал у маленького армянина ремень — мало ли что? А потом с небольшими люфтами в тот же обезьянник попадут иранский армянин Азат и ливанский — Саргис. А дальше на протяжении полутора часов они будут выяснять свои нелегкие межармянские отношения, чтобы в конце концов прийти к единственно возможному мнению: а все-таки хорошие мы ребята!
Придумав этот сюжет, Микаел Погосян обратился за его литературным воплощением к известному писателю и драматургу Гургену Ханджяну. И остается только удивляться, насколько точно его драматургическая матрица накрыла все проблемы, о которых мы столько говорим, которыми болеем, возмущаемся или умиляемся. Сколько фраз-фишек родилось в этом спектакле на темы, о которых, казалось бы, говорено-переговорено. Любая палка в жизни имеет два конца. А мы стоим перед дилеммой выбрать один из них. На одном конце — законопослушный Запад, к которому или в который мы стремимся. Там — обетованный закон, который не только упорядочивает жизнь, но и. . . упраздняет в человеческом поступке всякий индивидуальный смысл. Здесь — наша безалаберность, зачуханность, неустроенность. А еще — родной город, омытый рассветом. И запах овечьего сыра, который возмутил пассажиров комфортабельного американского авиалайнера — как запах ладана, которым причащаешься к своей родной до боли жизни, когда в жизнь возвращается, казалось, навсегда утраченная человечность. . .
Галуст Микаела Погосяна — простак, попавший в американский законопослушный рай и не понимающий, почему нельзя выкурить сигарету в пустой комнате, если ты никому не мешаешь. Цель простака — смешить любым способом. Но, сохраняя это условие, актеру удается стать лириком, местами — поэтом. Поэтом любви — к родному городу, к земле, на которой возводил дома его дед-каменщик и на которой армянин только и может сохранить душу.
В шутках и трюках Миши Погосяна, в его заразительном юморе, легкой общительности и актерском озорстве, с которыми он говорил о наших вечных проблемах, сохранился неутраченный вкус к игре и неомраченный вкус к жизни. Комический темперамент бил через край в этом крепко сбитом, подвижном артисте, перешагнувшем пятидесятилетний рубеж. Азарт игры владеет им всецело. Рискованные шутки становились его коньком — он упивался ими почти по-ребячески. Его влекли запретные удовольствия вроде отсебятин, реплик а-парт и шуток с нажимом. Но когда все это соединялось — гримасы, трюки и острые наблюдения над людьми, — рождалась роль, тот самый добрый Галуст. Из вольного фейерверка условных приемов и строго отобранных подробностей возникал персонаж абсолютно театральный, но и абсолютно бытовой, неузнаваемо преображенный и вместе с тем пришедший на сцену прямо с ереванских улиц, чтобы прогнать зрителя сквозь строй самых разных эмоций.
Ара Дехтрикяна в роли Азата на первый взгляд трудно узнать. Грим преобразил этого молодого актера, но не сумел скрыть ни его бесконечного обаяния, ни профессионального мастерства. Он не пародирует "парскаайя" — он изображает его с удивительной точностью. Но пародийна трактовка окружающего этого человека из "малодемократичной страны" атмосферы страха. Он успел заработать "медвежью болезнь" в свободной стране, а статуей Свободы для него остается не мраморный истукан с факелом, а русская теща из Ростова со стопочкой водки. И мотив его радости от встречи с открытым, бесшабашным Галустом — тонко и эмоционально претворенный актером мотив настоящей свободы.
Саргис — Роберт Арутюнян — бейрутец, подернутый флером бывшей французской колонии, приобщенности к ценностям большой цивилизации. Он носит усы а-ля Пуаро, важно кивает, испепеляюще смотрит, барственно ходит, царственно говорит. Зычный голос и внушительная фактура. Но вот взгляд его теплеет, в улыбке мелькает лукавство. А потом звучит незабываемый баритон и песня, услышанная от дедов, — как бы голос вернувшейся и необманувшей надежды, мужская интонация, в которой столько неожиданных обертонов, столько музыки и тоски, чуть смущенной, даже грубоватой, но и удивительно нежной, с оттенком неясного чувства вины. Голос этот становится камертоном к этому комическому спектаклю, а песня Саргиса, подхваченная его новообретенными друзьями, вызывает слезы у только что хохотавшей публики.
Вот и развязка — кажется, всех благополучно отпустили. Галусту вернули мешочек с родной землей, которую он вез на свадьбу сына и которую ушлые таможенники приняли за химическое оружие. И тогда нелепый человек в дурацком костюме высыпет эту землю на американский пол и начнет придавать ей форму карты Армении, да не нынешней, а той, что от моря до моря. А потом встанет в ее центре и вытащит из кармана заветную сигарету, приглашая друзей повторить его крамольный поступок. Так и будут стоять они, счастливо улыбаясь в сигаретном дыму. И затяжка эта станет не ядом, грамм которого убивает лошадь, а тем самым глотком свободы под сенью истукана распиаренной Свободы. И зритель начнет восторженно аплодировать, а они еще будут стоять — трое армян с разных уголков Земли на родной земле в полквадратных метра. Моя земля — я хозяин!
Menu
