НАЧНЕМ С ДАЛЬНЕГО КРАЯ. ДАВНО ПРОШЛИ ВРЕМЕНА, когда уничтожение Министерства культуры, создание МОНКС-монстра и отсутствие культурной политики в стране вызывало возмущение. С тем, что где-то там сидят несколько десятков чиновников с КПД, стремящимся к нулю, и на госсодержании, как и со всем на свете, смирились — сидят, ну и враг с ними, лишь бы работать не мешали. Но где там! Монксозавры нет-нет, да и вспомнят, что они — реформаторы, и какую-нибудь очередную гадость непременно придумают!
Год начался с оцепенения наших театров. Договора, а в принципе почти типовой договор, который подписывают ежегодно театры с главным культурным ведомством, претерпел ряд изменений и оказался кабальными условиями, они же — условия, несовместимые с жизнью. Финансовый план, количество зрителей, заполняемость зала — все подобные показатели, требующие от очагов культуры зарабатывания денег и ничего больше, взлетели до таких высот, что не долетишь, будь ты трижды Икар. К тому же, в договоре запахло цензурой — за «смотрящим» закреплено право импровизировано прийти на спектакль, и если вдруг непонятно что и непонятно кому не понравится, просто закрыть его.
Руководители театров возмутились. Собрались и решили всем директорским миром отказаться от подписания «бумаги о крепости». Потом, как положено, нашлись те, кого прессанули или уговорили — единство рухнуло. Тем более, что все просто: не подпишешь договор, коллектив не получит зарплаты… Словом, теперь остались отдельные, особо отчаянные, все еще пытающиеся доказать, что они — не верблюд, что артисты — не диск, который можно включать по кнопке, и что вообще договор входит в противоречие со многими законами.
Но энтузиазм, прости Господи, министерства культуры на генерирование инициатив на этом не закончился. Сюрприз превзошел все ожидания — аукцион!
АУКЦИОН ВМЕСТО «БЕЗНАДЕЖНО УСТАРЕВШЕГО» ТЕНДЕРА. Закупки и все с ними связанное — от закона до процедуры — многие годы являлись головной болью учреждений культуры. Вопросы решает не Минкульт, а Минфин, которому нет никакого дела до специфики сферы. До сих пор все — от аппаратуры до специфического реквизита и туалетной бумаги — покупалось через тендер. Арт-народ фыркал, но привык. Поставщики, способные обеспечить какие-то серьезные вещи, более ли менее известны, и если подробно и точно описать параметры того, что тебе нужно… И с этим научились разруливать.
» — Десять стульев из дворца. Ореховые. Эпохи Александра Второго. В полном порядке. Работы мебельной мастерской Гамбса. Василий, подайте один стул под рефлектор»…
Вряд ли в МОНКС читают романы, скорее кино насмотрелись. Так или иначе, в какую больную голову пришла эпохальная идея с аукционом, неизвестно. Зато происхождение ассоциации с «12 стульями» объяснить легко. Первым под сомнительный эксперимент попал театр «Амазгаин», которому необходимо приобрести стулья, они же кресла зрительного зала, для своего нового помещения.
В антракте какой-то очередной премьеры деятели театра острили на тему «12 стульев» искристо — разобраться в правилах аукциона с первой попытки было затруднительно. Тем не менее, в сухом остатке: учреждение культуры выставляет параметры того, что ему необходимо приобрести. Дальше в онлайн режиме происходит аукцион, в котором, называя вещи своими именами, может принять участие кто ни попадя. Даже если речь идет об оборудовании или технике — о том, что должно послужить много лет. В аукционе на стулья для «Амазгаин» задействовались более десяти участников. Аукцион, как вы понимаете, на понижение — кто сделает за минимальную цену. Увлекательно, как в компьютерной игре!
«- Двести, раз. Двести, в четвертом ряду справа, два. Нет больше желающих торговаться? Двести рублей, гарнитур ореховый дворцовый из десяти предметов. Двести рублей — три, в четвертом ряду справа»…
У «Амазгаина» есть деньги, но нет стульев. И в таком раскладе еще долго не будет. Победитель аукциона исчез в неизвестном направлении. Упился азартной игрой и слился. Теперь надо брать паузу, снова собирать бумажки, готовить новые торги. И так — еще сто раз…
«Наши бриллианты, наши, наши, наши!» Об этом кричал весь его организм. «Наши!» — кричала печень. «Наши!» — подтверждала слепая кишка. Все это вибрировало, раскачивалось и трещало под напором неслыханного счастья. Стал виден поезд, приближающийся к Сен-Готарду. На открытой площадке последнего вагона стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов в белых брюках и курил сигару. Эдельвейсы тихо падали на его голову… Он катил в Эдем».
Упали ли эдельвейсы на голову МОНКС? Обнаружили ли они бриллианты мадам Петуховой? Достигли ли Эдема, в очередной раз гадя учреждениям культуры и не давая нормально работать? Наверное. Ведь именно этой благородной цели со всей очевидностью призвано служить Министерство… и культуры.
