Известный тбилисский художник Джованни Вепхвадзе -представитель рода, в котором армянская и грузинская кровь давно слились в одну. Мужчины семьи Вепхвадзе на протяжении нескольких поколений женились только на армянках. Народный художник Грузии Вано Вепхвадзе, в честь которого, но на итальянский лад назван внук, взял в жены красавицу Асю Жамагорцян из города Кагизман, что близ Карса. Она попала в Тифлис еще девочкой, пройдя вместе с родителями крестный путь армян, бежавших из Османской империи. Сын его, заслуженный художник Грузии Алексей Вепхвадзе, тоже женился на армянке, уроженке Тбилиси Елизавете Баятян. И, наконец, сам Джованни отдал свое сердце и руку армянке Марине Мардиевой. Сын этой четы Бруно, как и его отец, дед, прадед – тоже художник. Влюбится ли он в армянку, покажет время. Пока же он всецело ушел в античность, любит Древний Рим. Его живописные работы сегодня только о том времени.
Джованни Вепхвадзе — замечательный художник, вольготно ощущающий себя во всех жанрах, будь то портрет, натюрморт или городской пейзаж. Его работы хранятся в престижных галереях и частных коллекциях в России, Англии, Франции, Японии, Италии, Греции, Турции, Индии, Китая… Есть они и в Армении, где у общительного, остроумного Джованни, способного поднять настроение даже хмурому собеседнику, много друзей. Бог щедро одарил его талантами. Профессиональный переводчик с итальянского, испанского и португальского языков, Джованни еще и великолепный рассказчик. "Я иду не только слушать других, но и дать им возможность послушать меня", — смеясь признается он. В 2008 году в Тбилиси вышел в свет первый литературный сборник Джованни Вепхвадзе "Записки художника", несколько его рассказов вошли в альманах "Песни о Тбилиси в прозе", изданный в 2010 году, сейчас он готовит к изданию свою новую книжку.
В творческий процесс Джованни, по его словам, включился в трехлетнем возрасте. И вот как это произошло: "Дедушка, а жили мы все вместе, часто писал портреты вождей. Однажды в ожидании комиссии, которая приходила домой смотреть картины, он взял меня на руки, подошел к портрету Сталина и сказал: "Это Сталин, наш вождь". На что, оказывается, я ответил: "У Сталина в носу козявка". Как видно, на ноздрю вождя дедушка наложил слишком большое и густое темное пятно. Замечание ребенка, а всем известно, что устами младенца глаголет истина, произвело неожиданный ажиотаж. Дедушка тут же схватил палитру и кисть и стал исправлять дефект. Скоро пришла комиссия – работа была успешно принята. Я стал героем, ведь это я спас семью. Но мне самому этот день запомнился по другой причине – меня взяли в магазин игрушек и предложили: выбирай, что хочешь и сколько хочешь".
Джованни в детстве не слишком увлекался рисованием, но живя в доме, насквозь пропитанном запахом красок, вдыхая воздух, пронизанный жгучими спорами о живописи, не стать художником не мог. Окончив факультет живописи Тбилисской академии художеств, он еще четыре года учился в творческой мастерской живописи Академии художеств Грузии под руководством народного художника СССР Уча Джапаридзе.
У Джованни за спиной было уже несколько республиканских и всесоюзных выставок, но дома долгие годы висел только один маленький натюрморт. Картины свои он дарил, продавал, зачем держать старые? Поэтому, когда приехавший в Тбилиси Генрих Игитян пожелал ознакомиться с живописью молодого перспективного художника, показать ему было нечего. Искусствовед сначала не понял, что значит нет картин, а потом рассвирепел: "Ты кто, художник или продавец? Таких вешать надо!" Это подействовало. С тех пор Джованни самые дорогие его сердцу работы хранит в семье. Сегодня ему есть что показать и чем гордиться.
Джованни – полиглот, владеющий многими языками, но итальянский (и все, что связано с Италией) наиболее близок ему. Проработав несколько лет синхронным переводчиком, он перевел около 70 итальянских фильмов. В его ложу, специально оборудованную для синхронного перевода, заходили многие звезды, в том числе и Марчелло Мастроянни. Побывал в ней и Сергей Параджанов.
— Мое знакомство с Сергеем Параджановым состоялось весной 1983 года, когда в Тбилиси привезли фильм Пазолини "Царь Эдип", — рассказывает художник. — Фильм вызвал большой ажиотаж. Почти весь город приходил посмотреть его, наслышанный о скандальной репутации гениального итальянского режиссера и поэта. Я обратил внимание, что Параджанов каждый раз приобретал целый ряд. И не на один сеанс, а на все. И так в течение двух недель. Он приглашал своих друзей, знакомых, почитателей, с которыми и сам каждый раз внимательно смотрел фильм. Ходили слухи, что Сергей собирается снимать картину о Сурамской крепости. Во время одного из сеансов дверь моей ложи открывается и входит не кто иной, как сам Параджанов с газетным свертком в руке. "Вы Джованни, который переводит фильм? — спросил он. "Да", — отвечаю ему. "Я сегодня был на армянской свадьбе и оттуда принес вам настоящую гату". Параджанов даже не представился, он и подумать не мог, что кто-то может не знать его. Я поблагодарил, предложил сесть рядом в кресло и смотреть кинофильм. Дождавшись паузы, Параджанов сказал: "Я хоронил вашего брата". "Очень приятно", — ответил я, не подумав, что сказанное мною прозвучало абсурдно. Я мог ожидать от Параджанова всего что угодно, чего-нибудь необычного, какого-то сюра, но такого – никогда. Придя домой, я все рассказал маме. Она сказала, что это правда, и Параджанов, хорошо знавший моих родителей, действительно принимал участие в похоронах моего малолетнего брата, умершего за четыре года до моего рождения. Еще она сказала, что когда я был маленьким, Параджанов, живший по соседству с ее мамой, всегда предлагал понести меня (я еще не ходил) или чемоданчик с моими вещами. Но я каждый раз начинал плакать. Может быть, поэтому мы с ним так поздно познакомились.
Историй, о которых может поведать Джованни Вепхвадзе, тьма-тьмущая. Приведу еще одну:
— Когда в Тбилиси проходила персональная выставка Ерванда Кочара, смотритель Картинной галереи подвел меня к пожилому человеку лет 80-ти, сидевшему на скамье в зале. "Уважаемый Ерванд, разрешите представить художника Джованни Вепхвадзе". — "Вано, это ты,- дрожащим, но радостным голосом воскликнул Ерванд,- как я рад тебя видеть, сколько лет мы не виделись. Дай я тебя обниму".
Я не понимал, в чем дело. Ерванда Кочара я видел впервые, хотя много слышал о нем и был знаком с его творчеством. "Как ты молодо выглядишь! — сказал он, с удивлением глядя на меня. — Совсем не изменился, ты опять живешь на Серебряной улице?" И тут я сообразил, что он принял меня за моего дедушку, с которым был знаком и которого, вероятно, не видел много-много лет. Джованни, мое имя, Кочар, видно, расслышал как Вано, что в принципе одно и то же. "Нет, дорогой Ерванд, — ответил я, уже полностью входя в роль дедушки, — с 36-го года живу на Руставели". "Как твоя жена, сын? "Спасибо, хорошо, а как ты себя чувствуешь?" — "Неважно. В последнее время еле хожу, да и сердце беспокоит. Но я не послушался врачей, приехал, у меня здесь родственники. А вот из друзей никто не пришел, не повидал меня, только ты".
Я продолжал играть роль. Было бы жестоко сказать: "Уважаемый Ерванд, вы меня не за того приняли. Вашего друга Вано Вепхвадзе уже несколько лет нет в живых. И все ваши тифлисские друзья давно умерли". Потом он вновь внимательно посмотрел на меня: "Вано-джан, почему у тебя борода. Это что у вас так модно? Как хорошо ты выглядишь! Помнишь, как наши мамы играли в нарды?" — "Конечно", — ответил я и подумал, как бы обрадовался дедушка этой встрече, если бы был жив.
Ерванд засыпал меня вопросами, на одни я легко находил ответ, другие ставили меня в тупик, особенно когда он спрашивал о тех, кого я не знал или о ком никогда не слышал. И я стал искать повод поскорее попрощаться. Больше на выставку Ерванда Кочара я не заходил, мне было как-то неудобно с ним встречаться. Примерно через год он скончался. Наверно, на том свете он рассказал моему дедушке о встрече с его внуком, которого принял за своего друга. Представляю, как отреагировал дед на мою, как показалось мне тогда, безобидную шутку.
Джованни Вепхвадзе, один из тех могикан, ярких, талантливых личностей, некогда составлявших цвет Тифлиса, создавая его неповторимую ауру. Человек, верный старым тифлисским традициям и самому духу того города.
