Прошло ровно двадцать пять лет с того ноябрьского дня, когда перестало биться сердце писателя Леонида Гурунца. Время летит стремительно и неумолимо. . .
Леонида Гурунца можно сравнить с антенной, настроенной на волну Карабаха. С высоты сегодняшнего дня он видится и воспринимается мудрецом и пророком, предвосхитившим, предсказавшим и в определенном смысле предначертавшим события последующего десятилетия. Он был предтечей, "буревестником" арцахского национально-освободительного движения.
Перечитывая его последние книги, изданные уже после смерти писателя, убеждаешься, что он был диссидентом в самом классическом, самом хорошем смысле слова, что он прекрасно понимал всю политическую и нравственную несостоятельность высшего эшелона власти советской страны, глубоко осознавал всю порочность партаппарата, административной и государственной системы, для которой главными критериями были верноподданничество, идеологическая выдержанность. Эта система отсеивала талантливых и инициативных людей, вынося наверх серых, бездарных и невежественных.
В книгах "Наедине с собой" и "Репортаж с больничной койки" Леонид Гурунц раскрывается по-новому. Вроде бы все знакомо — вдоль и поперек исхоженная территория художественной публицистики, эссе, чисто гурунцевская доверительно-исповедальная тональность. Но при всем при этом здесь налицо более высокое качество прозы. Никакой оглядки на бдительных цензоров и главлитовских вурдалаков, никакой ретуши. Работая над обеими книгами, он отлично понимал, что не увидит их изданными. Писатель не конфликтует со своей совестью и не ищет компромисса с ней. Он ощущает всю бренность земного существования и перед лицом вечности делится признанием: "Знаю, что не увижу плоды своих трудов, но ведь совесть тоже чего-то стоит, она долговечнее жизни".
Не хочу говорить за всех, но убежден, что очень многие из его ближайшего окружения воспринимали Гурунца как этакого "чудика", который вечно кем-то или чем-то недоволен и непременно должен с этим кем-то или чем-то бороться. На самом же деле он боролся против лжи и неправды, против фальши в человеческих отношениях, а в последние годы жизни стал правозащитником всех своих земляков — карабахцев.
Он всегда шел против течения, его голос звучал диссонансом в самодовольном гуле благодушного и апатичного большинства. В нем удивительным образом сосуществовали умудренный жизненным опытом старец, осознающий всю бесполезность и суетность борьбы против тоталитарной системы, против вооруженных арсеналом демагогических фраз партаппаратчиков, и наделенный юношеским задором безумец, прущий против рожна, против всесокрушающей идеологической рутины. "Я редко отличался благоразумием, когда дело касалось Карабаха. Не могу и сейчас судить о нем беспристрастно". К этой мысли он возвращается неоднократно, излагает ее в самых разных вариациях. Вот одна из них: "Когда речь идет о Карабахе, о его судьбе, надеждах, боли, меня уже никакие голгофы не остановят. Я буду негодовать, взывать о помощи, хотя заранее знаю: помощи не будет, никто не отзовется на мой крик. Мы глухи к чужой беде. Равнодушие, стадность вполне могли бы стать эмблемой нашего времени". В этом всеобщем "разгуле идиотизма" Гурунц был островком, оазисом, белой вороной.
И он писал. Писал письма "дорогому Леониду Ильичу", долго и терпеливо разъяснял, что номенклатурные оборотни вроде Б. Кеворкова, окопавшись в обкомовских цитаделях, подвергают дискриминации и притеснениям аборигенное армянское население Нагорно-Карабахской автономной области и тем самым дискредитируют советскую власть и мудрую ленинскую национальную политику. Писал, понимая, что это — артель напрасный труд, что все началось еще с Ленина, который поверил "в скоморошество Ататюрка, перекрасившего себя в революционера, в красного", и что бровастому генсеку нет дела до Карабаха.
Гурунц с горечью пишет: "Равнодушие Москвы к несправедливости не имеет предела. Какой бы конфликт в Карабахе ни возник, он кончается поркой армян. Я не помню случая, чтобы армянин, обращаясь в Москву со своей правдой, добивался чего-нибудь, хоть самой мизерной справедливости".
Можно до хрипоты спорить о степени важности и нужности этих писем, но не будем забывать, что капля камень точит. Сошлемся на Зория Балаяна: "Каждое письмо и особенно каждая опубликованная в союзной печати статья о проблемах Карабаха делали свое спасительное дело. Какими бы наивными сегодня, с высоты времени, ни казались эпистолярные методы борьбы, значение их трудно переоценить". Добавим к сказанному, что в общем потоке посланий письма Леонида Карахановича выгодно отличались от других тем, что были написаны талантливо, вдохновенно, опирались на статистические данные и конкретную фактуру. Мало без конца твердить, что Нахиджеван, Арцах и Гардманский край были переданы Азербайджану под давлением Сталина, мало говорить о его роковой роли в судьбе армянского народа, необходимо было показать, что эта грубейшая акция волюнтаризма, которую мы называем "ошибкой", привела к противостоянию двух соседних народов. Гурунц был первым, кто расставил правильные акценты, назвал вещи своими именами, заговорил о методичном и целенаправленном притеснении аборигенного армянского населения Арцаха пришлыми тюрками.
Еще в суровые шестидесятые, когда малейшее инакомыслие расценивалось как "подрыв основ и устоев государства", Леонид Гурунц смело утверждает, что не следует приписывать первый геноцид в Нахиджеване, учиненный в 1917 году, туркам-османам, поскольку на самом деле "резня здесь была инициирована и осуществлена азербайджанцами". Он пишет: "Если считать, что геноцид не только физическое уничтожение, но и изгнание из родных мест, то смело можно говорить о геноциде длиною в 60 лет". И с горечью резюмирует: "Армянский вопрос в Нахиджеванском крае был разрешен по-турецки. Здесь армян уже нет, разбежались кто куда". Нахиджеванцы "пережили и царизм, и даже мусаватистскую неволю, а вот Гейдара Алиева пережить не смогли".
К Гурунцу как писателю-публицисту и борцу за права карабахских армян стекалась вся информация о произволе, беспределе и преступлениях азербайджанских держиморд, и он подробно и дотошно приводит статистические данные о методичном вытравливании карабахцев из родного края, рассказывает о многочисленных фактах убийств и других тяжких преступлений, совершенных турками-азербайджанцами против местных армян. Правоохранительные органы при этом даже не скрывали своего предвзятого отношения, и преступники оставались безнаказанными. Убийства эти зачастую сопровождались бессмысленной жестокостью. В глазах писателя "убийца всегда трус. У него повадки волка, нападающего на жертву, когда она слаба, истекает кровью. Когда противник беззащитен". В другом случае, приведенном Гурунцем, убийцу можно было бы скорее сравнить с гиеной: "Азербайджанец Гамид убил свою жертву из охотничьего ружья, затем обезглавил тело, отрубил голову. Это характерно для всех убийств, совершенных азербайджанскими шовинистами: после убийства обязательно надругаться над телом несчастной жертвы".
За десять лет до "сумгаита" и "баку", задолго до позорной операции "Кольцо" Гурунц задавался риторическим вопросом: "Разве это не геноцид, не трагедия, если для 450 тысяч армян Советского Азербайджана искусственно приторможен ход жизненного развития?" Знать бы Леониду Карахановичу, что ненависть турков-азербайджанцев к армянам обретет настолько звериное обличье, что они начнут истязать беспомощных обитателей дома для престарелых, что они будут вымещать свою злобу на немых свидетелях армянской цивилизации и культуры — монастырях, церквах и хачкарах.
Послушаем Леонида Гурунца: "Профессор Зия Буниятов написал откровенно националистическую работу, в которой, между прочим, все армянские памятники старины в восточной части Армении, в Карабахе объявляются албанскими. За эту "шалость" дружески отчитал его Паруйр Севак, научно доказав вздорность всех вымыслов. Устроил ему — этому выдумщику-доктору — этакую научную головомойку. Азербайджан не принял этой справедливой головомойки, прошел мимо. Боя тоже не принял. Просто присвоил лжеученому звание академика". Добавим, что этот лжеученый создал свою школу, и теперь азербайджанскую историческую науку "толкает вперед" новый академик — Фарида Мамедова, которая с пеной у рта убеждает студенческую аудиторию, что "именно армянский народ на планете отличается отсутствием духовных и других человеческих ценностей".
Гурунца можно назвать гроссмейстером лирических миниатюр. Он называл их "новеллами", но это были скорее ситуативные наблюдения, фрагментарные размышления-максимы, выраженные в афористичной и притчевой форме. Они внешне разрозненны, подчас бессюжетны, не связаны друг с другом единым стержнем, но вместе они дополняли друг друга и составляли Книгу его жизни, Книгу о Карабахе. Леонид Гурунц, по моему убеждению, так и остался недооцененным, непонятым до конца. Его заслуг с лихвой хватает, чтобы присвоить ему звание Героя Карабаха. В литературной критике за ним закрепилось ничего не говорящее определение — "поэт прозы". Между тем он был романтиком, возможно, последним романтиком в нашей прозе.
Уроки Леонида Гурунца. . . Их много. Но главным, пожалуй, является его призыв к прозрению, к освобождению от наивного упования на то, что кто-то решит наши проблемы за нас, что эволюция изменит волчий норов. В книге "Наедине с собой" Гурунц приводит архивный документ 21 июля 1920 года за подписью Асада Караева, одного из зачинателей и видных деятелей советского Азербайджана: "Правительство Азербайджана постановило для присоединения Карабаха и Зангезура к Азербайджану отпустить 200 миллионов рублей. . . До сих пор еще не обезоружены 90 процентов зангезурских деревень. Это печально. Но более печально то, что до сих пор не обезглавлено (не оставлено без вождей) зангезурское армянство. Его интеллигенция и военные главари до сих пор остаются в деревнях. Работайте день и ночь. Постарайтесь, чтобы все видные и нужные армяне были арестованы. Оставьте человеколюбие — этим нельзя создать государство, завоевать страны. . . В богатых вояками местах с целью ослабления армян убейте одного русского воина и обвините в этом армян. Знаете, что сделают русские! Не оставляйте в Зангезуре ни порядочных людей, ни богатства, чтобы это проклятое племя не могло подняться на ноги".
Хочется надеяться, что предупреждения и уроки Гурунца пойдут нам впрок.
Menu
