В самом конце июля ушли из жизни два великих режиссера — Микеланджело Антониони и Ингмар Бергман. Этим одновременным уходом они будто решительно продекларировали конец эпохи великого кино.
Бергман и Антониони, швед и итальянец, творили каждый по-своему, своими средствами и в своей стране. Они показали, каким должно быть кино больших идей — не шоу-бизнес, не средство выкачивания денег, а уж тем более не индустрия, штампующая посредственные фильмы, удовлетворяющие дешевый вкус и разлагающие человеческую сущность.
Бергман, Антониони, Феллини, Висконти — имена, которые потрясли мир. Их фильмы были понятны и необходимы, они облагораживали и заставляли задумываться людей самых разных стран. Они были нужны и советской интеллигенции, зажатой в тисках тоталитарного режима и цензуры. Их кино было интеллектуальным, чувственным, трагичным, говорящим о человеческом одиночестве в этом мире и о силе человеческого духа. Эти фильмы, в основном немногословные, в которых, как у Антониони, говорили сами кадры, просачиваясь в подсознание, меняя облик людей, их отношение к действительности.
По словам Карена Шахназарова, "когда создавал свои кинопроизведения Антониони, кино было частью великой культуры, а не шоу-бизнеса, как это, к сожалению, происходит сегодня. В его исполнении кино было подлинным искусством, а не ремеслом. Символично, что два таких гиганта, как Бергман и Антониони, вместе покинули этот мир. Их пример будет долго одухотворять путь кинематографистов следующих поколений".
Пожалуй, кино Бергмана и Антониони можно сравнить с литературой. Во-первых, само их кино было литературно. Во-вторых, они творили в одно время с такими великими писателями, как Хемингуэй, Ремарк, Сартр, Камю. Идея одиночества человека в огромном жестком мире была не чужда каждому из них. Антониони говорил об одиночестве людей, даже влюбленных друг в друга. Отдельные картины Бергмана — о том же, к примеру, фильм "Молчание".
Затяжные кадры, на которых ничего не происходит, отдельные предметы, общие планы — вроде жизнь идет, но ничего не меняется: человек живет среди этих вещей, кадр всего лишь захватывает его. "Вот оно — то, о чем я глаголю: — о превращении тела в голую вещь!" — говорил Иосиф Бродский. . .
В 1982 году Бергман снимает фильм "Фанни и Александр", Антониони — "Идентификация женщины". У обоих и после того были работы, но можно сказать, что на этом их активная творческая жизнь закончилась. В 1983 году Солженицын публикует в "Нью-Йорк таймс" статью "Беспощадная погоня за новизной и как она разрушила современную западную культуру". Совпало. Действительно, пришедшие на смену классическим жанрам и неореализму постмодернизм и шоу-бизнес ознаменовали победу потребительского вкуса, не обремененного глубоким интеллектуальным и духовным содержанием.
Кино, конечно, не умрет, но, возможно, изменится его направленность — оно станет другим, т. к. обществу будут нужны иные картины. К тому же на Бергмане и Антониони фактически заканчивается история кино ХХ века — первого века кино. . .
Кончина двух режиссеров стала в те дни одной из актуальных тем российского медиа-пространства. Об этом писали печатные и интернет-издания, информацию и аналитические материалы передавали телеканалы. Оба режиссера были частью нашей общей жизни, их уход — наша общая потеря. Классики любого жанра — достояние общечеловеческое: Шекспир, Гете, Достоевский, Антониони, Бергман принадлежат всему миру.
Иной была картина в армянских средствах массовой информации, которые за некоторыми исключениями обошли вниманием "конец кинематографа". Такое пренебрежение со стороны страны, которой вроде бы не чужда духовная культура, по меньшей мере настораживает. Интересно: если пройтись по нашим улицам и опросить прохожих — многим ли окажутся знакомы эти имена? Или нам достаточно от случая к случаю вспоминать Параджанова, о котором, впрочем, армянский обыватель тоже мало что знает. О чем говорить, если даже о нем толком знает лишь небольшая часть нашего общества, а кончина мировых величин нас и вовсе не взволновала? Напрашивается мысль: может, и имя Параджанова — просто попытка включить его в понятие "армянский бренд" в одном ряду с абрикосом, коньяком, дудуком и так далее. Может, будь Антониони армянином, смерть его стала бы для нас трагедией. А так — что нам до него — он не наш, у нас свой Параджанов есть!
Menu
