С тех пор как стараниями моего земляка, учителя истории Жоры Мануцяна, я в 2007 году в весьма солидном возрасте оказался в нашем родовом селе Шинуайр (Сюник), желание еще раз увидеть умопомрачительные склоны ущелья Воротана прочно засело внутри и взбрыкивает при каждом удобном поводе. Грех было не махнуть туда в короткий летний отпуск. Тем более что и Татев расположился не так уж далеко.
"Вот пойду я в Сурб Саркис
И зажгу тем две свечи"
Слова этой незатейливо-искренней, но на фоне нынешней музыкальной белиберды рвущейся из рабиса в народные песни припомнились в нынешнюю поездку. И я пойду в церковь Сурб Саркиса и поставлю там две свечи в связи с нашим удачным вместе с другом Мишей возвращением после очередной рыбалки на Воротане. Вот только отбитое колено пусть начнет сгибаться.
Чтобы добраться до реки, мы свернули с трассы Ереван-Горис на шинуайрском повороте, и началось. На всем пути до Шинуайра живого места нет. Все разбито, и хотя здесь ни поворотов, ни спусков — машина еле ползет. Это все цветочки. Кошмар начинается на спуске из Нового Шинуайра в Старый. За рулем Варшам, дорога узкая, из-за дождей и селей мокрая и засыпанная грудой камней. Асфальт здесь не укладывали со времен Давид-Бека. А Воротан на самом дне. При перепаде высот метров в 500 мы добираемся до дна за час на "виллисе", водитель которого при таком экстриме запросто может сесть за штурвал самолета или танка. А на одном повороте Варшам форсировал реку гусарским марш-броском и удостоился от вымотанного болтанкой экипажа звания капитана корабля. Наконец экзекуция кончилась, можно было разматывать удочки и злорадно прикидывать, сколько пижонов из ралли Париж-Дакар сумели бы домчаться на колесах до дна ущелья. Ну да бог с ними. У нас были свои заботы: кому браться за удочку, кому зажигать костер. Рыба активно клевала, наш аппетит был не хуже, гостеприимные хозяева Багатур и Каринэ норовили, как в прошлый раз, оставить нас с ночевкой. Но нынче планы были иными, нужно было заехать в Алидзор и Татев.
Мы пустились в обратный путь засветло. Варшам довез нас наверх с комфортом. Каринэ лишь раз взвизгнула, когда "виллис" ювелирно проскочил по участку дороги, сузившемуся из-за оползня до ширины размаха колес. Фраза про свечи в Сурб Саркисе еще раз выплыла из памяти. Вместе со смешанными чувствами в адрес очень добрых заокеанских дядюшек, прекративших финансирование программы строительства сельских дорог в Армении. Пусть они, записные демократы, оставят эти деньги себе…
Всякое случается на таких "дорогах". Ремонт — удовольствие дорогое, а спускаться в ущелье нужно, потому что у многих основные сады там. Тягловая сила — на уровне эпохи царя Аргишти: лошади да ослы, и то у крестьян среднего класса, остальные — пешеходы. Надолго ли хватит им сил и терпения? Где же государство? Почему бы не вдохнуть жизнь (во взаимодействии с собственником) в корпуса Шинуайрского завода резиновой обуви? Конечно, я не про обувь, а про то, что огромное помещение можно перепрофилировать под молочное или плодо-овощное производство. Сырье для этого в Шинуайре и окрестных селах есть. Почему бы не решить окончательно многострадальный вопрос канализации, тянущийся с советских времен? Да, шинуайрцы любят свою землю. Но сколько можно выбегать с голой задницей на мороз для отправления естественных надобностей? Остались бы коммунисты, эти вопросы, конечно, государство решило бы. Вот в Алидзоре успели разобраться с канализацией. Но довольно о печальном, и отправимся в школу Шинуайра, где учатся 415 детей. Село-то самое большое в Сюнике.
555 — это возраст
В "Энциклопедии Гориса" (авторы — недавно безвременно ушедший из жизни Эдуард Зограбян и "московский" горисец Гамлет Мирзоян) упомянуто, что школа в Шинуайре была открыта в 1454 году по инициативе Тер-Гукаса. Теперь поднатужьтесь и отнимите 1454 от 2009.
— Отмечать будете? — спрашиваю я у директора Шираза Григоряна.
Он неопределенно разводит руками (мол, 555? Ну и что?) и ведет нас по коридорам и кабинетам. Отрадно видеть следы деятельности строителей и вдыхать запах краски. Часть здания к новому учебному году будет полностью обновлена. Решится вопрос отопления, о дровах зимой можно будет забыть. Продолжается компьютеризация. Усилиями Всемирного банка, областного руководства, директора Каджаранского медно-молибденового комбината Максима Акопяна и других организаций школа получила 18 компьютеров. Дети с 6-го класса обучаются навыкам обращения с компьютером, есть договор о подключении к интернету. Мальчишки с 8-го класса проходят военное дело и в 11-м упражняются на стрельбище, Девчонки учатся на медсестер и проходят практику в сельской больнице. Примерно треть выпускников (человек 10-12) поступают в вузы, главным образом — Гориса. Единицы попадают в столицу. Уровень преподавания достаточно высок. Историк Рафик Акопян, биолог Артур Карапетян, русист Элеонора Кадомцева, преподавательница армянского Венера Асрян, Аревик Арзуманян, Жанна Еремян (начальные классы) и другие — знают свое дело. Недаром шинуайрская школа является одной из 4 базовых в области (вместе с Сисианом, Капаном, Мегри), где учителя проходят переподготовку.
Школа носит имя первого секретаря ЦК Компартии Армении Сурена Товмасяна, одного из выпускников, поднявшего село из узкого ущелья на просторное плато. 20 декабря 2009г. Сурену Акоповичу исполняется 100 лет. Прожил он всего 70. Хочется надеться, что отечественные власти помнят об этой дате и отметят ее должным образом. А юбилей школы не мешало бы справить областным властям и Министерству образования и науки. Не каждому модному городу на свете столько лет, сколько шинуайрской школе. А мы все скромничаем…
К Татеву — шагом марш!
В Алидзоре нас ждет полковник Рубен Бахшян, постоянный автор "ГА" на военную тематику. Мы успеваем до этого заскочить в Горис, увидеть, как усилиями Гамлета Мирзояна реставрируется колоритное здание "Пассажа" — главного торгового центра города. Сейчас, правда, кризис притормозил дело. Полковник по мобильному выясняет, когда мы прибудем, и обещает конную прогулку к церквам вокруг Алидзора. Но потом, пожалев нас, не жокеев, дает отбой, и мы на машине движемся к Татеву.
Сердце Р.Бахшяна болит за родной Алидзор. Когда-то здесь был передовой совхоз с умелым руководителем Сашиком Арутюняном. Бычков откармливали по европейским стандартам животноводства, сдавали на Капанский мясокомбинат, получали высокие прибыли. Люди покупали машины, строили новые дома. Арутюнян начал строительство пансионата в ущелье. Но пришли "демократические" власти, разогнали совхоз, раздали по клочку земли; фермы были раскулачены и разобраны, как и недостроенное здание пансионата, жизнь остановилась, и люди, которые в свое время продавали дом в Ереване, чтобы купить в Алидзоре, потянулись в обратную сторону.
Полковник с болью говорит о проблемах односельчан, не переставая контролировать водителя и родственника Сурика. Дорога и тут ужасна. А ведь очень скоро по планам властей поток туристов здесь должен резко возрасти. Есть проект канатной дороги, которая с плато Шинуайра, без утомительных поворотов, напрямик, тормознув по пути внизу в одном месте, взметнется вверх и доставит на противоположный край ущелья, где красуется Татевский монастырь. Пока на месте ничего не сделано, кроме некоторых изыскательских работ. Рядом с монастырем наконец появился туалет, с чем можно поздравить паломников. Но террасы монастыря, обрывающиеся отвесным жутким ущельем, по-прежнему не имеют ограждения. Почему? Если у церкви руки не доходят, давайте скинемся. Не понимаю этой беспечности.
Сурик крепко держит за руку своего непоседливого 6-летнего внука Давида, не подпуская к террасам, откуда в гражданскую войну сбросили живьем вниз более сотни коммунистов. В церкви Погоса-Петроса не по-современному, лицом навзничь, лежа, как при намазе, молится группа молодых женщин в одинаковых накидках. Может быть, армянки из Ирана. В церкви не спросишь. Выходим и упираемся взглядом в торчащий все в той же, советских времен, позе подъемный кран. Реконструкция Татева давно остановлена, хотя надо ускоряться, раз уж собираемся завлекать туристов.
Уезжать из Татева не хочется. За крепостными стенами монастыря совсем другая аура. Схожую в Армении можно почувствовать, пожалуй, еще в Гарни. Недаром и здесь когда-то был языческий храм. Земля, как говорят русские, здесь "намолена", слишком много веков и людей послужили этому и уступили место нам. Но и нам пора в путь. Полковник ведет личный состав по строгому армейскому графику, в котором обозначен привал, а нарушителям дисциплины грозит суровое наказание — наряд вне очереди в виде пропущенного стакана тутовки. Так что с Бахшяном шутки плохи, да и сын его Эдуард — тоже полковник, и мы, конечно, поднимаем бокалы за детей, за прекрасный миг на поляне высоко над Чертовым мостом, где Воротан втекает под землю и вытекает с другой стороны, неся воды к Старому Шинуайру.
Чтобы Бог тебя хранил…"
Сергей Михайлович — единственный постоянный житель Старого Шинуайра, сосредоточен, как алхимик.
— Хочет… Еще хочет, — приговаривает он, подмешивая родниковую воду к тутовому спирту.
Мы скромно молчим, смотрим, как он встряхивает бутылку, потом налитый стакан, закрыв его ладонью. Надо смешать две жидкости так, чтобы достичь ожерелья водяных пузырьков на поверхности зелья. Это означает 57-58 градусов. Если меньше или больше — цепочка не получается. Наконец последователь Менделеева успешно завершает опыт, а нам остается продолжить эксперимент в качестве смельчаков-добровольцев.
Мы уже успели осмотреть церковь Сурб Степаноса, в которой шинуайрец Давид-Бек поднял знамя восстания в начале XVIII века. Зашли и в полуразрушенную Девичью пустынь, где корпели переписчицы Мариам, Маргарит, Эгинэ и другие. Кстати, и школа когда-то располагалась здесь. Дома и церкви разрушаются. Только дом алхимика, трудяги Михалыча в полном порядке: электричество, вода, телефон, душ (на дровах). Пузырьки из граненых стаканов лопаются у нас внутри. Мы говорим о жизни, о Карабахе, о "мадридской" несусветной цене мира.
Не только на веранде Михалыча, но во многих других разговорах с зангезурцами отчетливо видна трезвая мысль. Если завтра азербайджанцы поселятся на армянской земле между РА и НКАО, как минимум половина Зангезура опустеет: люди не захотят возвращаться к прифронтовой жизни. А без Зангезура на НКР можно будет поставить жирный крест. Гибель остальной Армении будет следующим неизбежным этапом.
Так что все эти доброхоты, протирающие штаны в Минской группе и прочих богоугодных заведениях, очень даже знают, куда нас ведут. Надо предельно доходчиво объяснить эту простую истину нашему стратегическому партнеру — России. А если одурманенные углеводородной парфюмерией русские продолжат давить, то слово "союзники" впору брать в кавычки во всех смыслах.
Ладно, об этом как-нибудь подробнее в другой раз, и пусть все они пока со своими "маниловскими" принципами не ерзают и не портят настроение на веранде у Михалыча, Еще не вечер, и выпили-то всего-ничего, как от калитки раздались женские голоса. Вышли, и кто бы мог представить такое совпадение — наткнулись на четырех коллег из отечественных масс-медиа. Я поначалу не узнал (да и она подумала, что померещилось…) Маргариту из "Нового времени", с которой когда-то нас учили демократии на семинаре в Швеции. Выходит, нам везет с ней на встречи в местностях, начинающихся на букву "ш". Еще три журналистки из "Аравота" попали в поле зрения галантного Михалыча, застолье вспыхнуло по-новой с припасенным изумительным вином, и потом мы все пешком преодолели крутой путь вверх. По той дороге, которой через день в сезон люди идут в сады. Нам и один раз показался тяжким. А они тут живут.
Над Воротаном и близ Татева, куда иногда едут поставить свечку и помолиться о жизни, полегче. Было бы замечательно, если б им полегчало еще в этой жизни. Чтобы дороги быстрее и легче доставили их в ущелье и к Татеву. И если уж возвращаться все к той же песне про Сурб Саркиса, то следующие две строки (для чего две свечи) там тоже в общем-то по теме:
"Чтобы не расстались мы.
Чтобы Бог тебя хранил".
В данном контексте я говорю об армянской земле, Армянском Доме, вопросы в котором обязаны решать прежде всего мы сами. И хранить ее, землю, не надеясь только на Бога.