считает Роберт СТУРУА
С этого года Ереванский Шекспировский фестиваль ARMMONO меняет формат — отныне он станет большим Международным Шекспировским фестивалем, в который моноспектакли войдут отдельной программой. А в программу спектаклей больших — об этом уже достигнута твердая договоренность — вписан золотыми буквами "Гамлет" Тбилисского государственного театра им. Ш. Руставели в постановке великого Роберта СТУРУА. В беседе, которую удалось записать во время поездки в грузинскую столицу для фестивальных переговоров, Роберт Робертович рассуждает о Шекспире и театре сценических и политических действий.
— За свою долгую биографию вы поставили чуть ли не всего Шекспира во многих театрах по всему миру, многие пьесы по нескольку раз. Это помогает вам в восприятии тех событий, которые сегодня происходят на вашей родине?
— Сколько бы ты ни размышлял об этом, сидя над пьесой, когда это происходит в реальности. . . Все-таки это твоя страна, твой народ. Прямо скажем, не очень приятно. Когда ставишь спектакли — это где-то там, в некой абстракции. Политические интриги, борьба за власть — все это прекрасно описано великим драматургом. Но когда видишь это реально, все внове. Я сейчас не смотрю телевизор и стараюсь ничего не знать, так как на меня это очень сильно действует, мешает работать. Стремлюсь все время что-то говорить, объяснять людям, но сомневаюсь, чтобы правители меня поняли. Вернее, они-то прекрасно поймут, но все равно будут вести себя так, как должны вести, то есть как ведут себя.
— Как вы объясняете, что за последние годы в Грузии троих президентов выбирали чуть ли не 90 процентами голосов, а спустя очень короткое время начинали против них бороться?
— Люди оптимистичны, тем более что у нас пока нет опыта понимания того, что такое предвыборная кампания: человек тебе что-то обещает, расписывает, какая будет жизнь. Поэтому мне ясно, почему народ почти единогласно избирает трех президентов, а через несколько месяцев начинает с ними бороться. А вот правители в этих играх приобретают опыт обмана народа. . .
— Какая, на ваш взгляд, из шекспировских пьес самая злободневная?
— Так сразу и не ответишь — они все злободневные. Даже если взять Ромео и Джульетту, можно убедиться: то, что они погибли, тоже связано с политической обстановкой в городе. Война Монтекки и Капулетти — гражданская война, и это ведь не просто Верона, это какой-то универсальный мир. Ромео и Джульетта не могут быть счастливы, потому что живут в мире, который находится в руках не очень честных людей. Куда бы ты ни посмотрел, у Шекспира всегда натыкаешься на такую "злободневную" идею. Хотя — менее актуально или более. . . наверное, это не совсем то слово. Он пишет о каких-то общих закономерностях развития человечества. Так что, как бы ты ни поставил, это бьет прямо в твою жизнь.
— В Армении в последние годы очень остро встал вопрос репертуарных театров. Как и в России, начались обсуждения, нужны ли они, и их противники находят поддержку даже в самых верхах. У вас такая постановка вопроса существует?
— Я только что вернулся из Москвы, там эта дискуссия идет давно, причем очень острая. В Грузии с этим полегче. Ну, может, какие-то отдельные высказывания бывают, но чтобы бороться с театральной традицией — я не замечал. Думаю, надо как-то здраво подойти к этому делу. Театр — дом, где есть свои традиции, направленность — эстетическая, идейная. И это замечательно, я думаю. Бывают периоды, когда театром руководят не очень крупные фигуры. Но и в этом случае, мне кажется, это лучше, чем, допустим, собрать труппу для отдельной постановки. За рубежом от репертуарного театра никто не отказывается. Есть и то и другое. Так что и у нас, и в Армении мы должны оберегать эту традицию. И Россия об этом думает: почему должен исчезнуть МХАТ, Малый, Ленком? Не следует ставить так вопрос — или-или. Пусть будут и эти и те.
— А как во времена вашего любимого Шекспира?
— Я думаю, Шекспир создал первый репертуарный театр. Они играли пьесы определенной эстетики и определенного направления, и все знали, что идут в театр "Глобус" смотреть пьесы Шекспира. Там произошло зарождение репертуарного театра. Думаю, то, что происходит сегодня, — буря в стакане воды. Что бы ни произошло, репертуарный театр — одно из важнейших достижений цивилизации вообще. Нынешние труппы-группы возникают как созвездия — я не иронизирую, а имею в виду чисто астрономическое явление. Возникает скопление звезд, и, если оно выдержит испытание временем, его как-то назовут. Так и с театром — если там достойный режиссер, театр может продлить свое существование. Я так высчитал: 15 лет хватает, это период, когда можно питаться изначальными идеями. Потом приходит время, когда надо что-то менять. И если театр может это сделать, не изменяя какому-то своему основному качеству, значит, он настоящий. Вот МХАТ сейчас видоизменяется и никак не может "вылупиться". Но обязательно получится, потому что там ставят много режиссеров. Табаков старается, чтобы народ ходил — театр должен быть посещаем. Даже в античные времена в театре были лидеры — драматурги, актеры. Так что напрасны все эти споры и дискуссии. . .
— Почему вы отказались от заманчивого предложения возглавить легендарный театр имени Вахтангова?
— Начнем с того, что я, мягко говоря, не молод. А для того чтобы стать во главе такого великого театра, как Вахтанговский (Вахтангов для меня не только один из самых любимых режиссеров, но и в какой-то мере учитель) , нужны силы. Когда я отказался, я учел многие обстоятельства. Я знаю эту труппу, она очень сложная — здесь много талантливой молодежи и актеров, которые уже должны уйти. Делать революцию в таком театре очень сложно. Если бы мне было хотя бы шестьдесят, я бы согласился. Десять лет назад мне это было бы легче еще и потому, что моя собственная страна не была в таком сложном состоянии. А сейчас мне хочется до конца быть в Грузии, чтобы то, что здесь происходит и произойдет, прошло через меня. Я мог бы уйти еще в 90-х, меня тогда тоже приглашали, но не ушел тогда, не уйду и сейчас. В театре Руставели я работаю пятьдесят лет. Когда Туманишвили позвал нас, нам было по 18-19. Он привел нас, мы были ассистентами, репетировали какие-то сцены, наивно помогая ему. Как я могу сейчас уйти? Как можно покинуть дом? Как можно человеку в 70 лет развестись с женой? Разводиться надо в молодости — чтобы завести новую семью, а жениться в 70 лет на старой женщине?. . И потом я часто принимаю решения не рационально, а эмоционально. Конечно, испытываю чувство искушения, тем более зная определенные вещи, мне все советовали — уезжай. Но я сказал "нет" — может, в каком-то чисто эмоциональном порыве. Я мог уехать за рубеж еще 20 лет назад, взять семью, детей, когда не было света, было холодно. Конечно, езжу ставить спектакли — иначе не смогу прокормить семью. У меня большая семья, мальчики не работают, вернее, один работает, но семью на это содержать невозможно. Так что часто езжу за рубеж на постановки. Когда уезжаю из Грузии, конечно, слежу за тем, что происходит, но ничего не понимаю. А когда возвращаюсь, убеждаюсь, что что-то пропустил. . .
— Ваши спектакли всегда были проникнуты историзмом и чувством времени, порой вы предвосхищали историю. А что вы ставили после печально известных событий 9 апреля?
— Сейчас скажу чудовищную вещь, но там по крайней мере была какая-то логика — маленькая страна в колоссальной империи решила добиться независимости. То, что с ней так разделались, было очень больно, страшно, но по крайней мере ясно. Тогда я делал спектакли не об этом. Меня больше волновало, что после 88-го Грузия начала превращаться в хаотическую страну, добро и зло смешались, нравственность и мораль полетели к черту. Мои спектакли были очень простые — я как бы напоминал зрителям, своим соотечественникам: что бы ни произошло в жизни, есть ценности, которые никогда не будут меняться. Добро остается добром, зло — злом, и история все расставит по местам. А когда начался другой период, я продолжил гражданственную традицию театра Руставели. Знаете, в 37-м, когда Мейерхольд, Таиров были уже арестованы, Сандро Ахметели, основоположник нашего театра, ставил спектакль по пьесе Шиллера "Разбойники" и назвал его In Tiranus, то есть против тиранов. В это время первым секретарем компартии Грузии был Лаврентий Берия. И я вот подумал, почему мне не поставить это сейчас — пьесу о захвате власти нечестным путем. Вообще-то я всю жизнь ставил об этом.
— Сколько, на ваш взгляд, еще придется терпеть такие потрясения?
— Мне кажется, Грузия должна терпеть долго, лет десять-двадцать. Если бы история развивалась неизбывно вверх, она была бы очень скучной. Но она в этом смысле похожа на театр — преподносит неожиданные сюрпризы, и мы ждем этих сюрпризов, какие бы они ни были. Даже кризисы, обострения иногда нужны — чтобы народ что-то понял, а понимание иногда, к сожалению, дается лишь дорогой ценой. Потому что демократия и "мудрость народа" не всегда работают. Ведь мы имеем пример того, как в такой просвещенной стране, как Германия, народ в эйфории большинством голосов проголосовал за человека, который принес страшные беды не только всему миру, но и самой Германии. Так что нашим народам, может, тоже простительно ошибаться и любить не тех. А история, повторюсь, все расставляет по местам. . .
Menu
