Перед концертом Саши Белова из "Бригады" — народного артиста России Сергея Безрукова публика чуть не разбила стеклянные двери Национального театра…
НЫНЧЕ К НАМ ЕДЕТ СЕРГЕЙ ЧЕЛИЩЕВ ИЗ "БАНДИТСКОГО ПЕТЕРБУРГА" — ДМИТРИЙ ПЕВЦОВ. Если без "бандитских радостей" — народный артист России, актер легендарного "Ленкома", заменивший Николая Караченцова в не менее легендарном спектакле "Юнона и Авось", певец, лауреат Государственной премии России. Певцов проснулся знаменитым после роли Савелия Говоркова в одном из первых российских экшн-фильмов "По прозвищу Зверь", ну а серьезная известность пришла к актеру после роли Якова Сомова в фильме Глеба Панфилова "Мать", за которую он получил приз "Феликс" как лучший актер второго плана. Хотя широкому зрителю Дмитрий Певцов больше известен по ролям в фильмах "Королева Марго", "Гибель империи", "Турецкий гамбит", "Тонкая штучка", "Остановка по требованию" ну и по многочисленным концертам и телепроектам типа "Две звезды".
Несмотря на изрядную претенциозность названия ("Певцов много — Певцов один"), программа, с которой артист выступит в Ереване, не творческий вечер, а полноценный концерт, в котором Дмитрий Певцов выступает с московской стрит рок-группой "КарТуш". Художественный руководитель — вокалист и сотоварищ Певцова по автогонкам Андрей Вертузаев. Программа концерта самая разноплановая — от классики военных лет и песен из репертуара "Несчастного случая" типа "Герасим и Му-Му" до песен, сочиненных специально для Певцова и вошедших в его первый диск. Из "просто классики" — песни А.Вертинского "Маленькая балерина" и "Пикколо бамбино", вошедшие в исполнении Д.Певцова в золотой фонд "Романтики романса" телеканала "Культура", и знаменитые композиции Микаэла Таривердиева на сонеты В.Шекспира.
НУ А АПОФЕОЗОМ ДЕЙСТВА, которое состоится в Большом зале филармонии в конце ноября, наверняка станут "Романс морских офицеров" А.Рыбникова на стихи А.Вознесенского из спектакля "Юнона и Авось" — "Я тебя никогда не увижу…" — и песни Владимира Высоцкого.
— Вы крайне неохотно соглашаетесь на интервью. Даже подписывали письмо в поддержку специального закона, запрещающего журналистам вторгаться в частную жизнь известных людей.
— Мы живем в век рубля и доллара, и появление желтой прессы вызвано экономическими интересами. Владеют этими газетами медиа-магнаты, получающие огромную прибыль. Мало того, я знаю, что наши ведущие телеканалы, например, Первый, имеют долю в этих холдингах. Собственно, Первый канал уже стал филиалом желтой прессы… Даже с помощью тех законов, которые уже есть, с ними можно бороться. У меня своя система борьбы с этим злом. На каждую публикацию, которая наносит моральный ущерб мне или моей жене, мой адвокат подает судебный иск. Из полутора десятков таких процессов уже выиграно шесть или семь. Но потери от моих исков для этих холдингов настолько ничтожны, что они и дальше будут переступать через все законы, дабы иметь свою сверхприбыль. У людей, которые там работают, понятия "честь", "совесть", "чистоплотность", "профессионализм" не существуют. Владеют этими газетами кем-то уважаемые люди, бизнесмены, для которых это просто делание денег, не более того. Поэтому тратить свое сердце на них бессмысленно и бесполезно… Вот долго длилось дело с якобы избитым мной фотокорреспондентом "Комсомольской правды". Я вынужден был ездить, писать объяснения по поводу того, что я его не бил… А он просто купил за 500 рублей справку у бедного врача, которому эти деньги сильно помогли в хозяйстве и в семье… И можно было трепать мое имя, обвинять в избиении и мусолить эту историю не только в "Комсомольской правде", но и в других газетах, и по различным телеканалам… Вполне возможно, что количество исков, поданных на эти издания, в конце концов, перерастет в некое качество, кто-нибудь в верхних эшелонах власти обратит на это внимание — и появятся законы, более строгие, чем нынешние. Помимо экономических причин существует и серьезная морально-этическая проблема. Ведь желтую прессу порождает и культивирует низменное человеческое любопытство. Газеты эти раскупаются, как горячие пирожки, люди их с удовольствием читают. Чем грязнее история, тем охотнее раскупается номер. Поэтому есть и другой путь борьбы: не покупать это. Не будет спроса — не будет сбыта. Но спрос есть…
— А как насчет платы за популярность? — артисты вашего уровня перестают принадлежать самим себе.
— Я психически здоровый человек, но, к сожалению, не имею возможности полностью оградить себя от внешнего мира, и периодически приходится с ним сталкиваться и терпеть это. Не более того. Никакого раздвоения личности у меня нет. Я живу своей жизнью, она мне интересна, мне совсем не интересно, что говорят обо мне, что пишут обо мне и как меня обсуждают.
— Что для вас важнее — театр или кино?
— Театр. Артист только в нем может работать профессионально. В кино, я считаю, сниматься может любой.
— Но почему так редко у вас бывают по-настоящему интересные роли?!
— Я снялся в трех фильмах у Глеба Панфилова — "Мать", "В круге первом" и экранизации Островского "Без вины виноватые", я там сыграл Миловзорова. Это уже очень много! Вообще к кино отношусь скептически, и меня мало волнует, по каким фильмам я известен зрителям. Меня кино не прикалывает, мне там просто скучно, за редкими исключениями, как у Панфилова, как у Джаника Файзиева в "Турецком гамбите"… Есть роли, за которые мне не стыдно и приятно, что они есть. Мне очень нравится моя работа в "Гибели империи" Владимира Хотиненко — мы нашли портретный грим и голос, позволившие мне полностью уйти от себя. Без ложной скромности считаю, что это сделано на высоком актерском уровне. А вообще в кино я изредка что-то делаю, меня сейчас забавляет больше пение. В кино очень много времени и сил тратится впустую, и к тому же оно для меня не является основным источником дохода. Мне гораздо интереснее общение с залом на моих концертах, пение в различных форматах — полуакустический концерт, под минусовую фонограмму, с симфоническим оркестром, с рок-группами… Мне сейчас это интересно.
— Вы исполняете песни Высоцкого — вы его не только любите, но и хорошо понимаете. А молодежь, как вам кажется, Высоцкого понимает?
— Как большой автор, Высоцкий писал о человеческих страстях, о человеческих характерах, а это всегда будет живо, и понимать их можно в любом возрасте, в любую эпоху. Более того, я думаю, что чем дальше, тем интереснее будет обращаться к его творчеству. Как мы обращаемся к тому, что сделали другие великие, — Шекспир, Чехов, Пушкин, Есенин… Конечно, лет тридцать назад популярность Высоцкого была тотальной, а сейчас большинство молодежи слушает какую-нибудь Глюкозу, но молодежь бывает разная…
— Про театр иногда говорят с пафосом, дескать, он — и святое место, и семья, и так далее. Что для вас театр?
— Прежде всего театр для меня профессия, что же касается "Ленкома", то он — дом родной. Но это не значит, что в родном доме всегда царят любовь и счастье, в нем есть и проблемы, и работа, много чего в нем есть. Вообще театр — вещь очень жестокая. Кто может, тот выживает, а кто нет, тот прозябает или сидит в пивной.
— Прямо-таки джунгли какие-то.
— В общем-то, да. Еще театр можно сравнить с лотереей. Бывает, что Случай приходит к человеку, а тот бывает не готов к этому. Очень важно всегда оставаться в форме и уметь ждать и терпеть.
— Вас не смущает, что в последнее время жизнь стала жестче?
— Как жестче? Это просто рыночная экономика. В такое время надо верить только в себя, в свои силы, надо найти себя.
— А когда приходится играть после культовых исполнений, как в "Юноне и Авось", "Женитьбе Фигаро", "Иствикских ведьмах", не комплексуете?
— Все помнят, что в фильме "Иствикские ведьмы" роль дьявола исполнил Джек Николсон. Но в какой-то момент своей жизни я понял, что какой бы я ни был — талантливый, бездарный, обаятельный, безобразный или никакой — я все равно один такой. И в искусстве и вообще в жизни надо это ощущение культивировать. Смешно и некрасиво мне что-то брать у Николсона. Играя в "Ленкоме" роль Фигаро, я не испытываю комплекса из-за того, что это же играл Андрей Миронов, — пусть я это делаю намного хуже, но все равно делаю по-своему.
— Откуда у вас появилась страсть к автогонкам?
— Меня пригласили стать "лицом" кубка "Поло", когда он организовывался в Москве. В качестве компенсации мне разрешили ездить бесплатно. Тогда все это было для меня темным лесом, но, потренировавшись, я понял, что хочу этому научиться, я вообще люблю учиться чему-то новому. Сейчас, научившись, могу заниматься гонками профессионально, даже каких-то успехов для себя лично добился — стал кандидатом в мастера спорта.
— Где для вас больше экстремального — на гонках или на сцене?
— У меня были и перевороты через крышу, и врезания в бетон, но со мной ничего не случилось. Если и есть волнения на гонках, то они на старте, поскольку гонка очная и на ней мы все находимся вместе, потом — борьба на трассе. В театре перед выходом на сцену я уже давно перестал волноваться, поскольку играю много и довольно часто. Я знаю, что Алла Демидова до сих пор волнуется перед выходом, как и многие другие. Но есть и такие, кто относится к этому спокойно, как я.