В последнюю неделю минувшего года в Ереване на фестивале «Ереванские перспективы» выступил Евгений Кисин. В Национальном театре оперы и балета им.Спендиарова был аншлаг. Зрители сидели в проходах, на лестницах, подпирали стены, а на сцене прямо за роялем и по бокам были поставлены дополнительные стулья в четыре ряда, но и их не хватало. А его концерт, как, впрочем, и всегда, вылился в яркое событие.
Сегодня мы предлагаем вниманию читателей интервью с пианистом, большим другом нашей страны.
— Что интересного в вашей творческой жизни произошло после последнего визита в Армению?
— Самое важное событие в моей жизни связано не с творчеством, а с личной жизнью: я женился. Моя супруга Карина Арзуманова – подруга детства. Кстати, она наполовину армянка. Другая половина у нее еврейская. Если быть точнее, то по матери – армянка с примесью немецкой крови. Когда я в последний раз был в Ереване, мы приехали вместе, тогда она была еще моей невестой. Для меня та поездка в Армению стала третьей, а для нее – первой. Наверное, она не обидится, если скажу, что, несмотря на ее армянские корни, я больше, чем она, озабочен ее приобщением к Армении.
Ну а в творчестве, конечно, я продолжаю работать. Сейчас играю Сонату Бетховена N29 (Hammerklavir), это не только труднейшее и масштабное произведение, но и одно из самых значительных в фортепианной литературе вообще. Думаю, для каждого пианиста, который включает это произведение в свой репертуар, оно знаменует собой целый этап. Я бы даже сказал, что это новая ступень в творческой деятельности любого пианиста, и в моей тоже.
— Вы неоднократно бывали в Армении. Для вас важна страна, в которую вас приглашают? Исполняете ли вы произведения армянских композиторов?
— Безусловно. У каждой страны свое неповторимое лицо, своя культура. Конечно, для меня это очень важно. Считаю, что разные страны, разные народы составляют разнообразие в мировой культуре и являются украшением нашей планеты. Я знаком с творчеством Комитаса, играл некоторые произведения Хачатуряна, Бабаджаняна. Меня интригует прежде всего то, что является частью самой армянской культуры, то, чем отличается ваша страна от других. Для меня это ценно в любой стране. Вообще мне интересно все талантливое, независимо от времени, когда оно было создано.
— И современная музыка в том числе?
— К сожалению, современные композиторы почему-то почти не пишут для фортепиано. По этой причине мне не приходилось играть произведения ныне живущих.
— В юношеские годы вы сочиняли сами, а сейчас?
— После многолетнего перерыва я начал снова писать, возникла такая потребность. В течение многих лет я был уверен, что никогда не буду этим заниматься, потому что никогда не смогу даже приблизиться к уровню великих классиков: Баха, Моцарта, Бетховена, Шопена… Но несколько лет назад у меня возникли какие-то музыкальные идеи. И вот я написал несколько пьес и показал их Арво Августовичу Пярту. При этом попросил сказать честно, стоит ли мне продолжать? Он ответил, что да, безусловно, стоит. Поддержка такого авторитетного композитора меня вдохновила. И тогда я стал продолжать и посылать свои сочинения разным исполнителям, каждый раз обращаясь к ним с просьбой: я совершенно не претендую и не прошу, чтобы это играли. Только честно скажите свое мнение. И если вы скажете, что это плохо, я не обижусь.
В результате, за исключением единственного случая, мне говорили, что это им очень нравится, и даже стали играть в разных странах. Так что мой квартет, Сонату для виолончели и фортепиано исполняли Стивен Исcерлис, Давид Герингас, «Копельман-квартет». А не так давно очень известная пианистка Юджа Ванг мне написала, что хотела бы сыграть мою Токкату, и попросила прислать ей ноты. Так что, когда есть время, к сожалению, редко оно выдается, я сочиняю. Не случайно даже такой гений, как Рахманинов, говорил, что не может одновременно заниматься и игрой на рояле, и сочинительством, и дирижированием, потому что и на том, и на другом, и на третьем нужно концентрироваться. Поэтому, когда все-таки выдаются свободные часы, я продолжаю сочинять, тем более если это кому-то нравится. Будущее покажет, что из этого получится.
— В вашем творчестве музыка иногда гармонично сочетается с поэзией, когда вы на своих концертах читаете стихи, а один раз даже сделали это вместе с Жераром Депардье.
— Поэзия – мое хобби. Таких выступлений у меня было три – в Вашингтоне, Нью-Йорке и Далласе. Музыкально-поэтических планов пока нет. Но если кто-то этим интересуется, можно возобновить такие выступления. Это все-таки такая вещь, которую ни в коем случае нельзя навязывать публике. Поэтому, если людям это нравится, почему бы и нет.
В конце интервью, услышав армянскую речь, Кисин заметил:
— К сожалению, я не понимаю, о чем говорят мои друзья, но слушал и думал, что армянский язык звучит так же, как выглядит ваша архитектура. Это не сладкая красота, а величественная, даже немножко суровая.
P.S. Мало кто знает, что 20 лет Кисин выходит на сцену с талисманом в кармане. Как-то после концерта в Карнеги-холл к нему подошла старшая дочь Артура Рубинштейна Ева и вручила платок с инициалами «А.Р.», сказав: «Вы единственный пианист, чье исполнение напоминает мне отца».
— Что интересного в вашей творческой жизни произошло после последнего визита в Армению?
— Самое важное событие в моей жизни связано не с творчеством, а с личной жизнью: я женился. Моя супруга Карина Арзуманова – подруга детства. Кстати, она наполовину армянка. Другая половина у нее еврейская. Если быть точнее, то по матери – армянка с примесью немецкой крови. Когда я в последний раз был в Ереване, мы приехали вместе, тогда она была еще моей невестой. Для меня та поездка в Армению стала третьей, а для нее – первой. Наверное, она не обидится, если скажу, что, несмотря на ее армянские корни, я больше, чем она, озабочен ее приобщением к Армении.
Ну а в творчестве, конечно, я продолжаю работать. Сейчас играю Сонату Бетховена N29 (Hammerklavir), это не только труднейшее и масштабное произведение, но и одно из самых значительных в фортепианной литературе вообще. Думаю, для каждого пианиста, который включает это произведение в свой репертуар, оно знаменует собой целый этап. Я бы даже сказал, что это новая ступень в творческой деятельности любого пианиста, и в моей тоже.
— Вы неоднократно бывали в Армении. Для вас важна страна, в которую вас приглашают? Исполняете ли вы произведения армянских композиторов?
— Безусловно. У каждой страны свое неповторимое лицо, своя культура. Конечно, для меня это очень важно. Считаю, что разные страны, разные народы составляют разнообразие в мировой культуре и являются украшением нашей планеты. Я знаком с творчеством Комитаса, играл некоторые произведения Хачатуряна, Бабаджаняна. Меня интригует прежде всего то, что является частью самой армянской культуры, то, чем отличается ваша страна от других. Для меня это ценно в любой стране. Вообще мне интересно все талантливое, независимо от времени, когда оно было создано.
— И современная музыка в том числе?
— К сожалению, современные композиторы почему-то почти не пишут для фортепиано. По этой причине мне не приходилось играть произведения ныне живущих.
— В юношеские годы вы сочиняли сами, а сейчас?
— После многолетнего перерыва я начал снова писать, возникла такая потребность. В течение многих лет я был уверен, что никогда не буду этим заниматься, потому что никогда не смогу даже приблизиться к уровню великих классиков: Баха, Моцарта, Бетховена, Шопена… Но несколько лет назад у меня возникли какие-то музыкальные идеи. И вот я написал несколько пьес и показал их Арво Августовичу Пярту. При этом попросил сказать честно, стоит ли мне продолжать? Он ответил, что да, безусловно, стоит. Поддержка такого авторитетного композитора меня вдохновила. И тогда я стал продолжать и посылать свои сочинения разным исполнителям, каждый раз обращаясь к ним с просьбой: я совершенно не претендую и не прошу, чтобы это играли. Только честно скажите свое мнение. И если вы скажете, что это плохо, я не обижусь.
В результате, за исключением единственного случая, мне говорили, что это им очень нравится, и даже стали играть в разных странах. Так что мой квартет, Сонату для виолончели и фортепиано исполняли Стивен Исcерлис, Давид Герингас, «Копельман-квартет». А не так давно очень известная пианистка Юджа Ванг мне написала, что хотела бы сыграть мою Токкату, и попросила прислать ей ноты. Так что, когда есть время, к сожалению, редко оно выдается, я сочиняю. Не случайно даже такой гений, как Рахманинов, говорил, что не может одновременно заниматься и игрой на рояле, и сочинительством, и дирижированием, потому что и на том, и на другом, и на третьем нужно концентрироваться. Поэтому, когда все-таки выдаются свободные часы, я продолжаю сочинять, тем более если это кому-то нравится. Будущее покажет, что из этого получится.
— В вашем творчестве музыка иногда гармонично сочетается с поэзией, когда вы на своих концертах читаете стихи, а один раз даже сделали это вместе с Жераром Депардье.
— Поэзия – мое хобби. Таких выступлений у меня было три – в Вашингтоне, Нью-Йорке и Далласе. Музыкально-поэтических планов пока нет. Но если кто-то этим интересуется, можно возобновить такие выступления. Это все-таки такая вещь, которую ни в коем случае нельзя навязывать публике. Поэтому, если людям это нравится, почему бы и нет.
В конце интервью, услышав армянскую речь, Кисин заметил:
— К сожалению, я не понимаю, о чем говорят мои друзья, но слушал и думал, что армянский язык звучит так же, как выглядит ваша архитектура. Это не сладкая красота, а величественная, даже немножко суровая.
P.S. Мало кто знает, что 20 лет Кисин выходит на сцену с талисманом в кармане. Как-то после концерта в Карнеги-холл к нему подошла старшая дочь Артура Рубинштейна Ева и вручила платок с инициалами «А.Р.», сказав: «Вы единственный пианист, чье исполнение напоминает мне отца».
