ЭХО 1937-ГО
Встреча через полвека
Тетя Айкануш нам часто рассказывала о своем брате Геворке АЛИХАНЯНЕ. Друг Анастаса Микояна, революционер, партработник, он очень много сделал для народа, но в 1937 году был арестован и расстрелян как его враг.
"Ну как можно было так поступить с кристально честным, чистым человеком? Порядочным, хорошим…" — возмущалась тетя Айкануш. Возмущались с ней и мы. Мы — это ее дочь Рузанна и я, ее близкая подруга (наши мужья были родственниками, и мы дружили семьями). Мы часто навещали тетю Айкануш, которая жила у Рузанны. Тетя Айкануш не переставала гордиться своим братом, который, как она говорила в свое время провозгласил установление Советской власти в Армении и был первым секретарем ЦК КП Армении. Долгие годы она не знала о судьбе детей брата — Люси и Игоря. Только по прошествии многих лет, уже после ее смерти, дочь Рузанна Казарян-Тантушян узнала подробности о жизни своих двоюродных сестер и брата и познакомилась с Еленой Боннэр. А случилось это так.
В "Литературной газете" от 16,11,1988г. была напечатана статья Юрия Роста "Академик" о Сахарове. В этой и других статьях об академике Андрее Сахарове упоминалось и о его жене Елене Боннэр — дочери секретаря Компартии Армении Геворка Алиханяна. Это заинтересовало Рузанну и ее семью, которые долгие годы пытались узнать хоть что-нибудь о судьбе детей дяди Геворка. За помощью обратились к Сильве Капутикян, узнали номер телефона Сахаровых. Оказалось, что Елена и есть та самая Люся Алиханян, которую Тантушяны искали после гибели дяди Геворка. После телефонного знакомства завязалась переписка, и в очередной приезд Сахаровых в Ереван они договорились о встрече.
Сахаровы приехали сразу после катастрофического Спитакского землетрясения с намерением по возможности помочь армянскому народу, пострадавшему от страшного стихийного бедствия. Картина им представилась ужасная: до основания разрушенные Спитак и Ленинакан, разрушения в Кировакане, десятки тысяч погибших. Среди развалин детские игрушки, книжки, ученические портфели и спасатели, которые все еще извлекали тела погибших из-под руин. Сахаровы, как и все, кто видел последствия землетрясения, были потрясены. Расстроенные, они поздно вечером вернулись в Ереван. Еще до поездки в Спитак они договорились о встрече с семьей Тантушянов — двоюродной сестры Елены.
Рузанна звонит мне, советуемся, чем угостить дорогих гостей. К обеду Тантушяны подготовились основательно. На столе было все, чем славилась национальная армянская кухня. Ждали гостей. Но они почему-то задерживались. Наконец раздался телефонный звонок. Елена Георгиевна сообщила, что они так расстроены, так подавлены увиденным, что приехать к Тантушянам не в силах. «Приезжайте к нам в гостиницу. Поговорим, поужинаем вместе», — закончила она.
Был морозный декабрьский день 1988 года. Дул пронзительный, холодный ветер. Купив большой букет гвоздик и бутылку коньяка, Рузанна, ее муж Сергей и сын Арташес поехали в гостиницу "Армения", где остановились супруги Сахаровы.
Поднявшись на нужный этаж, они обратились к горничной, но горничная не пропустила их в номер Сахаровых. В вестибюле у телевизора два молодых человека в штатском "ремонтировали" телевизор. Когда Рузанна сказала, что она двоюродная сестра Елены Боннэр и что они договорились о встрече, горничная взглядом обратилась к молодым людям у телевизора. Те кивнули, и она провела Тантушянов в номер Сахаровых. Стук в дверь. Открывает Елена. Объятия, поцелуи, слезы… "Андрюша, посмотри, кто к нам пришел!" — воскликнула она. После некоторого замешательства Елена обратила внимание на Арташеса. "Какой красивый, высокий… Как он похож на моего папу", — сказала она. Папа — это Геворк Алиханян.
Вышел из спальни Андрей Дмитриевич. Познакомился с новыми родственниками, поговорил с ними. Арташес вспоминает: "Сахаров, этот великий человек, академик, известный всему миру физик и борец за права человека, говорил со мной, простым инженером, окончившим Политехнический институт, на равных. С Андреем Дмитриевичем, обаятельным человеком, беседовать было легко. У него было редкое качество — умение слушать собеседника. Я не чувствовал скованности. Казалось, мы были знакомы всю жизнь".
Поговорив немного, Сахаров пригласил их на ужин. В ресторане гостиницы "Армения" были и другие посетители. К чете Сахаровых все отнеслись очень тепло, с большим уважением. Поднимали тосты за знакомство, за здравие и, конечно, вели задушевные разговоры о жизни и детях.
…Елена не была родной дочерью Алиханяна. Ей было всего полтора года, когда ее мать Руфь Григорьевна Боннэр вышла замуж за Геворка Алиханяна. Своего родного отца, Левона Саркисовича Кочаряна (Кочарова), она знала плохо и, говорят, не любила. Зато Алиханяна считала своим настоящим отцом и носила его фамилию и имя, переиначенное на русский лад, — Георгиевна. Она очень любила отчима, считалась с его мнением. Он в свою очередь, несмотря на большую занятость, уделял много внимания дочери, называл ее "Люся джан". Частыми гостями в доме Алиханянов в Ленинграде, а потом в Москве были Агаси Ханджян, Цолак Аматуни, Иван Каспаров — секретарь Ленинградского горкома партии, Сергей Калантаров и др.
Отец Люси работал с Кировым. В последние годы заведовал отделом кадров в Коминтерне. Был близок с Тольятти, Тито, Ибаррури и другими видными деятелями мирового коммунистического движения. В 1937г. его арестовали в Москве в рабочем кабинете. Через полгода арестовали и его жену Руфь Григорьевну — мать Люси. Она была реабилитирована только в 1955 году и вернулась в Москву, где получила 2-комнатную квартиру на ул.Чкалова, в которой и проживали супруги Сахаровы.
Брату Люси, Игорю, было всего 10 лет, когда арестовали родителей. Из блокадного Ленинграда его с другими детьми вывезли в Омск, где он работал на заводе. От голодной смерти спасла его сестра, которая работала медсестрой во фронтовом госпитале. Она-то и смогла устроить Игоря санитаром в госпитальном поезде. После войны исполнилась заветная мечта Игоря: он стал штурманом дальнего плавания. Позже женился, у него родилась дочь. Умер он в расцвете сил от сердечного приступа, не достигнув 49-летия.
Рассказала Елена и о том, какой путь прошла, как в войну потеряла здоровье, как их сослали в Нижний Новгород, поведала о тех унижениях, которые они пережили в этом городе. Жили они в квартире на 1-м этаже дома в Щербинке. За ними было установлено постоянное наблюдение. Они не могли общаться с друзьями, не имели права выезжать из города, у них "пропадали" дневниковые записи, письма. Только после голодовок и многократных обращений к начальству было получено разрешение на выезд Елены Боннэр для лечения и операции глаза.
Телефона в их квартире не было, и, чтобы поговорить с детьми, нужно было идти на почту. И вот неожиданно (15 декабря) поздно вечером раздался звонок в дверь. Сахаровы забеспокоились: опять обыск? К их удивлению, вошли два монтера в сопровождении милиционера, сказали, что им приказано установить телефон. Вскоре позвонил Михаил Горбачев: "Я получил ваше письмо, рассмотрели, обсудили. Вы получите возможность вернуться в Москву вместе с женой. Указ Президиума Верховного Совета будет отменен", — сказал М.С.Горбачев. Указа как такового не было. Сахаровы вернулись в Москву.
Тантушяны снова встретились с ними позже, уже в Москве. Встречи были теплые. Чувствовалась забота Елены о семье двоюродной сестры. В 90-е годы жизнь в Армении была тяжелая, и Елена Боннэр помогала Рузанне. Связь с семьей тети поддерживали дети. Дочь Елены Боннэр Таня Янкелевич, когда бывала в Ереване, заходила к ним. Сейчас она живет в Бостоне (США), руководит Фондом Сахарова. Сын Алексей в Америке работает программистом. Сама Елена Боннэр живет в Москве, часто гостит у своих детей.
Тантушяны тяжело перенесли смерть А.Д.Сахарова. Они оплакивали человека, верного избранному им пути, ученого. И в то же время преданного своей соратнице и другу, спутнице жизни Люсе Боннэр. Такое единство душ не часто можно встретить в жизни.