Театр уж полон, ложи блещут. . . Точнее, да простит Александр Сергеевич, рукоплещут, впрочем, как и все остальные зрители. Долго не смолкают крики "Браво!", снова и снова вызывая артистов на поклон. Успех спектакля "Из-за чести" Национального театра им. Г. Сундукяна в постановке народного артиста РА В. Шахвердяна на сцене прославленного на весь мир Тбилисского государственного театра им. Ш. Руставели — большой, громкий и, главное, очень настоящий.
Показ спектакля "Из-за чести" в грузинской столице был приурочен к 150-летию классика национальной драматургии Ширванзаде, и юбилейные акции возведены в ранг "фишки" текущего культурного года. Основную часть расходов взяла на себя принимающая сторона, немало усилий для успешного прохождения гастрольного выступления приложило наше посольство в Грузии во главе с г-ном Силваняном, транспортные расходы взяло на себя наше Министерство культуры. По признанию В. Шахвердяна, это уже двадцать второй спектакль, который он показывает в Тбилиси, правда, предыдущее "очко" представлялось на суд зрителя на сцене Тбилисского армянского театра.
На знаменитейшей же руставелиевской сцене в обозримом прошлом наш Национальный театр показывался в последний раз двадцать с лишним лет назад — когда блистательный Хорен Абрамян — Кориолан покорил публику. И ответственность перед теми, кто еще помнил этот великолепный спектакль, была не меньшая, чем ответственность перед выходом на сцену, где увидели свет рампы десятки спектаклей, покоривших весь мир. И экзамен этот наш театр выдержал "на отлично".
"Потрясающий спектакль! Выстроенный, продуманный в каждой детали. Я имел честь общаться с Вартаном Аджемяном, я дружил с великими армянскими актерами и, честно говоря, шел на спектакль с легким страхом — каковы их преемники? Они великолепны! Сегодня редко где встретишь такую крепкую труппу, руководимую настоящим большим и зрелым мастером. Я ухожу со спектакля просто счастливым!" — таково было мнение знаменитого режиссера, председателя СТД Грузии, народного артиста СССР Григория Лордкипанидзе.
. . . В зеркалах фойе в золоченых рамах последний раз оглядывал себя не зритель — публика, напоминающая о том, что Тифлис заслуженно пользовался славой культурного центра Закавказья. Дочь Евгения Софронова и Мэри Саркисян — художников спектакля, — приехавшая помогать матери разбираться с костюмами, шепнула: "Мне первый раз в жизни стыдно, что я в театре в кроссовках. Но я же работаю. . . " Народ в фойе потянулся за наушниками, которые быстро разобрали. Великий Роберт Стуруа в собственном театре подошел к столику и купил программку. . . Раздался третий звонок. Журналисты выключили свои диктофоны и камеры и пошли в зал.
Наверное, стены помогают не только дома. Наверное, наши молодые актеры видели такой театр только в кино. "Грустно — мы тоже актеры, мы тоже Национальный театр, мы тоже первый театр страны", — заметил заслуженный артист РА Тигран Нерсисян. Возможно, такие чувства испытывали многие, глядя на архитектурную роскошь, созданную когда-то по инициативе знаменитого мецената-армянина Манташева, на техническую супероснащенность сцены и административной части, созданную и тщательно оберегаемую теми, кто понимает, что такое театр в культурном контексте Грузии в частности и любого государства вообще. Тем не менее верх взяли эмоции не упаднические, а осознание того, что в таком театре грех не показать класс и, простите за пафос, не держать высоко марку своей страны, знамя ее чести.
Публика и высокие гости заняли места, на свое постоянное место в ложе бенуара уселся Стуруа, и спектакль начался.
Кажется, ни разу — ни на премьере "Из-за чести", ни на каких-то спецпоказах — сундукяновцы не брали такой высокой ноты, не демонстрировали такого ансамблевого блеска и блеска ансамбля, где тем не менее солировал Армен Марутян-Элизбаров, которого позже самые авторитетные люди называли большим актером.
"Что происходит с Арменом" — прошлось по приехавшим из Еревана. Элизбаров умирал. Умирал задолго до выстрела, убившего Маргарит и разорвавшего его сердце. Умирал в нечеловеческой агонии, на последнем взлете душевных сил, не в состоянии справиться с разрывавшими его противоречиями, вовлекая в эту пляску смерти коллег, которые откликались с таким же предельным наполнением. А когда после монолога Элизбарова в первом акте, после трагически прозвучавшего: "Меня никто не любит", — зал зашелся аплодисментами, стало ясно, что зрителю необходима была разрядка от напряжения, с каким он смотрит спектакль. Обернулась сжимавшая подлокотники кресла известный грузинский критик Нелли Узнадзе: "Фантастический режиссер! Какое метафоричное театральное мышление!"
Что произошло с нашей молодежью! Словно адский огонь, в котором сгорели документы Отаряна, сжигал молодых актеров из массовки изнутри. И, кажется, никто бы не удивился, если бы в сценах, которые критики потом назовут "восхитительно эстетичными и откровенно красивыми", но все же мрачноватых, они вдруг запели знаменитое "Частица черта в нас!"
Еще до начала финальной сцены объяснения Маргарит и Элизбарова, с блеском сыгранной Арменом Марутяном и Нелли Херанян, зал вновь взорвался аплодисментами — когда вверх, к колосникам, мигая зловещим желтым глазом, поползла нефтяная башня конструкции Евгения Софронова. Вообще работа художников в этом спектакле, так раздражавшая наших пуристов и традиционалистов от театра, вызвала бурю восторга у грузинской театральной общественности.
Особо оценил ее и Роберт Стуруа. Мэтр не просто вдохновенно говорил о том, что искренне рад убедиться, что армянский Национальный театр идет вперед, руководимый крепкой рукой большого мастера: "К сожалению, из сегодняшнего театра часто уходит театральность, а то, что мы увидели сегодня, — результат огромного полета воображения и абсолютно безупречного вкуса". Интерес мэтра оказался вполне прикладного характера, и на предложение о постановке в театре им. Сундукяна он не просто вежливо кивнул головой, но стал всерьез обсуждать выбор пьесы и скрупулезно интересоваться творческой биографией Софронова, с которым, по собственному признанию, с удовольствием поработает.
Когда после, уж не знаю какого поклона, наши артисты наконец оказались за кулисами со "своими", расходиться не хотелось — воодушевление не отпускало. Не просто "за державу не было обидно" — за нее можно было гордиться. Со спокойной душой и чистой совестью.
Словом, пока околокультурные теоретики и горе-реформаторы от театра в очередной раз собирались на междусобойчик по теме "Как нам поскорее угробить Национальный театр" во славу себя, любимых, этот самый театр блестяще показался, и не где-нибудь, а в театре с мировой славой, и не как-нибудь, а во славу своего Отечества и его искусства. Впрочем, Отечеству и его искусству каждый служит по мере своего разумения, а еще — творческих возможностей и, простите, таланта. Ну и пускай служат. Мухи — отдельно, котлеты — отдельно.
Menu
