СЕГОДНЯ НИКОЛАЙ НИКОГОСЯН ВОЗВРАЩАЕТСЯ В РОДНУЮ ЗЕМЛЮ не только как личность и легенда, через которую виден весь XX век, но и как архетип, как символ. В такой день можно немного пафосных, экзальтированных слов, но только потому, что каждый его будний день составлял невероятный по сегодняшним меркам труд. Никогосян рубил камень почти всю свою жизнь, по многу часов в день, некоторые памятники он создавал на протяжении 9-11 лет. Он очень сильно любил людей, хотя часто и не показывал этого, спорил с ними, отрицал их мнение или творение, он был личностью самодостаточной. Его прямая спина у зеркала была видна тем, кто заходил к нему в мастерскую на Тишинке и в последние годы. Если не приходила модель, он рисовал себя. И так каждый день.
Сегодня, когда Армения снова проходит тяжелейшие испытания, дух Никогосяна должен быть примером для тех, кто впервые услышит это имя, хотя много раз проходил мимо памятника любимого ереванцами Микаелу Налбандяну его работы.
Примечательно, что выезжать за границу, чтобы увидеть творения Бурделя и Родена, он смог уже будучи зрелым мастером. У которого были учителями и единомышленниками Матвеев, Мухина, Коненков, Сарьян, Аветик Исаакян. Он восхищался в Лондоне, Риме и Париже, но признавал равновеличие этого и своего опыта и таланта.
РЯДОМ С НАМИ ЖИЛ ЧЕЛОВЕК, ПОКА НЕ УМЕР, НО ДОКАЗАЛ СВОИМ СТОЛЕТИЕМ почти в наше время недостижимое: то, что можно стариться, но не умирать, а до последнего дня сохранять жажду жизни, остроту мировосприятия, хоть немного уже затянутую надвигающимся туманом. Связь этого армянина с универсальными материями армянского мира, которую он культивировал в Москве, в Варшаве, в Ереване, везде, где ему приходилось бывать, была первородной, почти архаичной. Поэтому и замыкает его фигура тот ряд личностей, которые зовутся ваятелями, кем был и Пракситель, и его почитаемый учитель Александр Матвеев.
Сегодня армянский мир живет на невероятных скоростях, каждый день обесценивает то, что узнает и было прочувствовано вчера. Терпят бумага, информационное поле, социальные сети, но гранит или базальт, к которому прикасались его руки, не терпели — они преображались, чтобы свою плотность, тяжелую сущность обратить в еще одну грань непостижимой души и трудоспособности армянина, которому было некуда торопиться, потому что до него была вечность и после него тоже будет армянская вечность.
Валерия ОЛЮНИНА
