"АЙАСТАН"?
В конце июня 1915г., когда Брюсов приступил к работе над составлением сборника армянской литературы в русском переводе, его представление о предмете, которым предстояло заниматься, точнее всего определил он сам: terra incognita – земля неведомая.
В Рукописном отделе Российской государственной библиотеки (РО РГБ) в фонде Брюсова (Ф.386) среди многочисленных рукописей, относящихся к его занятиям по арменистике, хранится запись о Хачатуре Абовяне. Ниже она приводится со вставками, принятыми при публикации рукописей: недостающие буквы в слове или пропущенные слова, подразумевающиеся по смыслу предложения вписываются в угловые скобки: "Ст<арый> яз<ык> = грапаръ. Хачатур Абовян (1806 – 1843). Нов<ый> яз<ык> ашхарапар <распадается> на множ<ество> диалектов: на н<овом> языке писать неприлично; только ашуги; (диал<екты>, <наречия>: тифлисское, константинопол<ьское>, эриванское, нахичеванское; астраханское). "Раны Армении" – <написаны> в 40-х годах, а напеч<атаны> в 1858<г.>".
В 1893г. в Москве вышел на русском языке сборник "Армянские беллетристы". В сборник вошли, среди других материалов армянских прозаиков, и пятистраничный фрагмент из 1-й главы "Ран Армении" в переводе А.Богданьяна, и биографический очерк Ю.Веселовского "Хачатур Абовьян". Брюсов знал этот сборник, он указывает его в библиографии к "Поэзии Армении". Приведенная выше запись Брюсова, включая и странную фразу "На новом языке писать неприлично; только ашуги", представляет собой конспективную выписку из очерка Веселовского (cр. у Веселовского: "Писать на этих наречиях считалось чуть ли не неприличным, и они разрабатывались только народными певцами – ашугами <…>").
В 1914г. большой фрагмент (27 страниц) из той же 1-й главы "Ран Армении" перевел и издал в Москве со своим предисловием С.Тэр-Саргсянц. Есть некоторые основания считать, что Брюсов знал эту публикацию.
В российских энциклопедиях, к которым Брюсов обращался в процессе занятий по арменистике — Брокгауз-Ефрон и Русского библиографического института Гранат, — все сведения об Абовяне укладывались в одно предложение в обзорах об армянской литературе. Только в т. I энциклопедии Гранат А.Дживелегов поместил короткую статью "Абовьян" самого общего характера.
Весной 1916г., собрав переводы из армянской поэзии в отдельный сборник – будущую антологию "Поэзия Армении", Брюсов стал работать над предисловием к нему. В обращении "От редактора к читателям" Брюсов мотивировал отсутствие некоторых авторов тем, что размеры сборника вынудили его оставить в стороне тех из них, что лишь изредка писали стихи и "главное значение которых — в романе, как, напр., Хачатура Абовяна". Во вступительном же очерке к антологии "Поэзия Армении и ее единство на протяжении веков" Брюсов отметил, что Абовян писал стихи, "представляющие несомненные достоинства". Стихи Абовяна тогда переведены не были. Веселовский в указанном очерке назвал стихи Абовяна искренними и прочувствованными, но "слишком уже проникнутыми туманным и расплывчатым романтизмом". Маловероятно, чтобы Брюсов оценивал стихи с чужих слов. Скорее всего в его распоряжении как составителя и редактора антологии имелись подстрочники стихотворений Абовяна.
Из крайне скудных данных об Абовяне, что могли быть известны Брюсову, вырисовывается такая картина: Хачатур Абовян — "автор популярной повести "Раны Армении", написанной на народном языке (Эриванской губ.) и проникнутой горячей любовью к родине и ее языку" (Н.Адонц, Новый энциклопедический словарь, т.III); роман Абовяна "имеет важное значение в истории армянской литературы, т. к. автору приходилось бороться с большими трудностями при выборе языка из большого числа армянских наречий" (А.Дживелегов, словарь Гранат, т.I); Абовян – "бытописатель армянской действительности", "беллетрист-бытописатель" (Веселовский, указ. очерк); "отец армянского бытового романа" (А.Дживелегов, словарь Гранат, т.III, статья "Армянская литература"). Более развернутую характеристику дал С.Тэр-Саргсянц: "Абовян справедливо считается отцом новой армянской литературы, которая до него процветала или, вернее, отцветала на древнеармянском языке, доступном только немногим избранным; "Раны Армении" — величайшее произведение во всей новейшей армянской литературе написано на родном араратском наречии, возведенном впервые Абовяном на язык литературный; Абовян превосходит всех армянских писателей глубиной знания армянского народа и даром вернейшего познавания и передачи его заветных чувств и идеалов" (предисловие к фрагменту перевода из "Ран Армении").
Некоторые из приведенных оценок сегодня, спустя сто лет, кажутся, выспренними, другие – сниженными, или стертыми, или даже шаблонными.
В очерк "Хачатур Абовьян" Веселовский ввел фрагмент из предисловия Абовяна к "Ранам Армении" в переводе А.Богданьяна. И по этому неполному тексту предисловия Брюсов вполне мог составить представление о масштабе личности Абовяна и его делах. Оценки Абовяна, приведенные выше, отнюдь не высокопарные или сниженные (бытописатель армянской действительности, отец армянского бытового романа), а высокие и точные. По форме "Раны Армении" — вещь совершенно необычная для армянской литературы того времени, это свободное повествование с развитым и разветвленным сюжетом, взятым из живой действительности. Веселовский справедливо отметил: "Появление этого романа было целым событием и со стороны формы, и со стороны содержания. Следует здесь установить тот факт, что в начале нынешнего столетия (т.е. в начале XIX в. – К.С.) не только не существовало новой армянской литературы, но не было даже литературного языка. Древний, классический армянский язык, так назыв. грапар, отличающийся необыкновенным богатством форм, изяществом и силой, тот язык, на котором написаны были лучшие произведения старой армянской словесности — богословские, исторические и философские, — еще до начала XIX столетия отжил свой век. Он остался языком церкви и богослужения, а также научных трудов, но народ уже не говорил на нем и даже не вполне понимал его". Веселовский же дал такое определение жанра романа: "Это национальная эпопея в прозаической форме, эпопея, которая должна была, по мысли автора, изобразить все бедствия, претерпеваемые армянской землею <…>".
К тому времени, когда Брюсов писал очерк "Поэзия Армении и ее единство на протяжении веков", он уже свободно ориентировался в вопросах армянской истории и литературы. Еще одна запись Брюсова в этом очерке позволяет понять, какое место он отводил Абовяну в истории армянской литературы и за ее пределами: "Только к середине века вполне созрела потребность дать литературное выражение новому народному духу <…> у русских армян возникло первое произведение на араратском наречии, ставшем затем общепринятым: то был роман Хачатура Абовьяна (1803 – 1848) "Раны Армении", написанный в 40-х годах, но напечатанный лишь в 1858г.".
Выражение "русских армян" здесь означает: армян, подданных Российской империи; из какого источника Брюсов заимствовал дату рождения Абовяна, 1803г., установить не удалось, возможна описка или опечатка; нельзя исключить, что термин "араратское наречие" восходит к предисловию С.Тэр-Саргсянца, что и позволило предположить, что Брюсов знал его перевод.
Брюсов, можно видеть, связывает роман Абовяна с "потребностью дать литературное выражение новому народному духу". "Народный дух" определение не очень конкретное, но, безусловно, вмещающее в себя, среди других, и такое понятие, как народное, национальное сознание, народный, национальный взгляд на вещи и явления. "Народный дух" всегда отражается в языке народа, но, если язык не получит "литературного выражения", "дух" этот может исчезнуть бесследно. Переход от грабара к ашхарабару, совершенный Абовяном, – это не только переход от одного литературного языка к другому. Создавая произведение на новом литературном языке, Абовян выполнил и другую важнейшую задачу: зафиксировал изменения в сознании народа, то, что Брюсов называет новым народным духом. "Старый народный дух", который выражал классический армянский язык (грабар и литература на нем) ко времени начала деятельности Абовяна, как это видно из его предисловия, стал препятствием в развитии национального самосознания, явлением даже опасным для будущего нации. Переворот, совершенный Абовяном в литературе, по своему значению равновелик делу просвещения армянского народа.
За неделю до Февральской революции 1917г. Брюсов представил Московскому армянскому комитету, уже издавшему антологию "Поэзия Армении", проект издания сборника армянской прозы, предварительно названный им "Айастан". В раздел новой армянской прозы Брюсов предполагал ввести отрывки из романов, повестей, отдельные рассказы армянских беллетристов. Такой раздел без фрагментов из "Ран Армении" был бы невозможен. Но какого Абовяна предложил бы Брюсов читателю сборника "Айастан"? Только ли автора нового по форме и содержанию романа, бытописателя армянского крестьянства первой половины XIX в.? Нужно думать, что по мере еще большего углубления в историю и литературу Армении Брюсов раскрыл бы Абовяна как писателя, творчество которого стало началом новой армянской цивилизации. Осуществить замечательную идею – создать сборник "Айастан" — Брюсов по обстоятельствам времени не сумел.