"Современный армянский рассказ" — это проект издательства "Де-Факто", знакомящего читателей с нынешними армянскими писателями в переводе на русский язык. По три автора в каждом сборнике, в первый из которых вошли Гурген Ханджян, Вардан Ферешетян и Рубен Сукиасян.
Честно говоря, после прочтения сборника хотелось ограничиться написанным первым абзацем и предоставить читателю самому разбираться в достоинствах отечественной прозы. Но неудобно как-то стало делить один абзац на троих. Абзац — не бутылка, совсем не хватит. Тем более что среди героев рассказов есть профессиональные выпивохи, выписанные со знанием дела.
КАЖДЫЙ ИЗ ТРЕХ АВТОРОВ ПРЕДСТАВЛЯЕТ В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ ПО 3 РАССКАЗА. Герой Р.Сукиасяна ("На обочине") попадает на войну, еще ту, с фашистами и очень быстро понимает правоту слов о том, что "это молотилка, оттуда не выберешься". К счастью, выбирается. Другой герой того же автора симпатий не вызывает: крутой парень современных дней, чередующий визит к шлюхе с пощечинами жене и избиением, а, может, и убийством знакомого торговца наркотиками. Герой третьего рассказа — гносик, но о нем позже.
Иронический рассказ В.Ферешетяна "Любовь и бессмертие" — лаконичная издевка над сериалами. "Город" — цепь коротких (от 2 до 20 строк) миниатюр о городских пьяницах, деревьях, улицах, праздниках, кошках, собаках и прочих атрибутах ереванской жизни, схваченных с разной долей убедительности.
А открывается сборник двумя рассказами Г.Ханджяна, где фигурируют Христос, Иуда, Фома. Они все выписаны без библейского глянца, если можно так выразиться. Это если очень мягко выразиться. А вообще-то хорошо, что религиозная одержимость не достигает у нас радикальных исламских масштабов. Иначе Ханджяну вполне могла бы улыбнуться судьба небезызвестного Салмана Рушди, которого мусульмане грозились убить за кощунственную повесть (или роман) о пророке Мухаммеде. Впрочем, судите сами, так ли далеко ушел Ханджян от Рушди, если прочитать ряд выражений из первых двух рассказов, где, в частности, про Иисуса сказано так: "Он шлюшку свою в стократ больше любит, видел бы, как он ее голубит: "Мариам, сестрица моя, жизнь моя, как ты на мать мою похожа…" Или еще с других слов Иуды про Христа: "С утра встанет, погладит по головке и мямлит: любите друг друга — это спасет мир. Будь, скажем, мы, полюбили, мастер. А в другой день не с той ноги встанет и понесло: "Босяки, паскуды — и пинать ногой…"
АПОСТОЛ ФОМА В ОЖИДАНИИ ХАША (РАССКАЗ ТАК И НАЗЫВАЕТСЯ) изъясняется лексиконом вора в законе и в своем монологе про Хозяина (то бишь Иисуса) вспоминает, что тот "поначалу стоящие вещи говорил там: гулянка, кайф, бабье". Или хвалит: "Посуди, не успел появиться в городе, полез на барыг, палкой погнал их из города, сказал им, это моя зона, сгиньте".
Уже когда Иуда ночью сбегал и заложил Учителя, тот утром, проснувшись, требует у Иуды денег: "Гони, гони, не жадись, тебя не убудет… достань, кинем монету, узнаем, кто спустится в деревню за хлебом и вином. Вставайте же, лентяи…"
Однако очередная попойка бомжей во главе с Учителем в рассказе сорвалась, потому что по евангелиям римские стражники арестовали Иисуса, и авторская фантазия не пошла дальше канонической хроники, хотя тут вполне можно было, продолжая в том же духе, прибавить, что Учитель хлебнул из горла на посошок, прежде чем сдаться мучителям. Не идти же в кутузку, не опохмелившись…
Впрочем, о похмелье (рассказ так и называется) Ханджян повествует в диалоге двух современных алкашей, которые, утолив утреннюю первую невыносимую жажду портвейном, еще и девок пытаются закадрить, но те отшивают, сказав, что с пьяницами не водятся. Зато в концовке в итоге: "ни тебе ни вечера, ни рассвета, и время вопросов не ставило, растворилось в желто-зелено-лиловом тепле". Сплошная благодать.
Ребятам, конечно, повезло, опохмелились. Но если бы спасительный портвейн не растопил ядовито-сладким бальзамом кислую горечь во рту, они порядком помучались бы. И здесь, мне кажется, можно пофантазировать (раз уж день такой) и вывести образы третьего рассказа Сукиасяна ("Версия, или Конец гносика") из мучений неопохмелившихся ребят из третьего рассказа Ханджяна ("Похмелье"). Я, конечно, догадываюсь, что "гносические" аллегории — есть художественное отображение тщетной человеческой (или иной) жизни на пути из великого хаоса в великую немоту.
А МОЖЕТ БЫТЬ, Я НЕ ВРУБИЛСЯ В ТАЙНЫ ГНОСИКА? Не врубился в разглагольствования пожирающего хаш Фомы: "Да, про речи мастера… у него только гулянки и слепились: в основном нормально закладываем."
…В безбожное советское время никто и на пушечный выстрел не подошел бы к идее изображения апостолов шайкой алкашей. Сегодня это преподносится как образец необыкновенной творческой дерзости. Мы все никак не протрезвеем от опьянения так называемой свободой. Пора все-таки выходить из запоя и не жаловаться попутно, что люди не читают. Просто людям неинтересно читать про "шлюшку" Иисуса и мультипликационно-натуралистические перевоплощения колобков и загадочного гносика. Даже в хорошем подпитии. Сам пробовал.
