В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ И БАГДАД ПРИ ВСЕЙ СВОЕЙ ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ РЕАКЦИИ на итоги референдума неизменно исключает возможность силового разрешения конфликта. В целом пока силовой сценарий маловероятен, за исключением возможной конфронтации между Иракским Курдистаном и Багдадом из-за спорных территорий. Наиболее взрывоопасным в этом плане является нефтеносный район Киркука, обладающий смешанным этноконфессиональным составом населения и перешедший под контроль курдов после наступления группировки ИГ в 2014 году.
Подобная, несколько двойственная реакция Багдада отражает как текущую военную ситуацию в Ираке и вокруг него (ни у Багдада, ни у его союзников нет наличных сил для прямого конфликта с курдами), так и во многом тактический характер действий самих курдов. Как до референдума, так и после него Эрбиль подчеркивал необязывающий, по сути консультативный характер референдума, свой отказ от немедленного провозглашения независимости, а также готовность курдской стороны начать переговоры с Багдадом об условиях отделения. Таким образом, проведение референдума на практике не означало немедленного запуска дезинтеграции Ирака.
Данные заявления являются отражением стремления руководства Иракского Курдистана посредством референдума усилить свои позиции в торге с Багдадом, а также попытку главы региона Масуда Барзани укрепить свои позиции в автономии и в рамках курдского движения в целом. Примечательно, что непосредственно после референдума Эрбиль объявил о намерении провести 1 ноября выборы главы автономии и ее парламента, что может позволить правящей Демократической партии Курдистана использовать эффект от проведения референдума для укрепления своих позиций.
В то же время даже с учетом того, что референдум не означает немедленного запуска распада Ирака, его проведение объективно усилило центробежные тенденции в Ираке. Референдум прошел в условиях усиления подобных настроений не только среди курдов, но и суннитов и шиитов. Не случайно на фоне проведения референдума в октябре суннитская община Ирака вновь озвучила давно вынашиваемые требования об автономии: появились сообщения о планах суннитов провести референдум об учреждении региональной автономии.
ЕЩЕ ОДНИМ ПРЯМЫМ ПОСЛЕДСТВИЕМ РЕФЕРЕНДУМА СТАЛО ОЧЕРЕДНОЕ изменение в динамичной картине ближневосточных альянсов. В частности, курдский референдум привел к новому усилению сотрудничества Ирана и Турции, ранее уже сблизившихся на почве поддержки Катара. Нынешнее взаимодействие вышло на новый уровень в виде взаимного сотрудничества военных двух стран в рамках силовых демонстраций на границе Иракского Курдистана и согласованных экономических санкций против автономии. При этом в паре Анкара -Тегеран инициатива давления на курдов исходит во многом от Ирана, рассматривающего кризис вокруг референдума как часть израильской стратегии по дезинтеграции стран региона.
Параллельно изменения наметились и в политике официального Багдада. Если раньше Ирак стремился маневрировать между США и Ираном, то проведение референдума и поддержка Ирана явно толкнули Багдад на большее сближение с Тегераном. Также Багдад предпочел не вспоминать о давних противоречиях с Анкарой из-за турецкого военного присутствия в Ираке и поддержки Турцией иракских суннитов и туркоманов. По сути, по итогам курдского референдума возникло трехстороннее (в том числе и военное) взаимодействие Анкары, Багдада и Тегерана.
В то же время проведение референдума продемонстрировало сдвиги и в позициях крупнейших нерегиональных держав. Прежде всего, вновь проявилась растущая активность России на Ближнем Востоке. Непосредственно до проведения референдума стало известно, что правительство курдской автономии и российская Роснефть провели переговоры о возможности реализовать проект по финансированию строительства газопроводной инфраструктуры Курдистана, речь идет о строительстве газопроводов для внутренних поставок, а впоследствии и для экспорта топлива.
ПО ДАННЫМ ИСТОЧНИКОВ АГЕНТСТВА РЕЙТЕР, ОБЩАЯ СУММА СДЕЛКИ превышает $1 миллиард. Агентство отмечает, что это уже третья крупная сделка с участием Роснефти в Иракском Курдистане с февраля этого года, что, по оценке издания, делает Москву крупнейшим источником финансирования региона. Рейтер отмечает, что сделки говорят о резкой переориентации иракских курдов, у которых были тесные связи с Вашингтоном с 1991 года. На этом фоне Москва заняла относительно мягкую позицию по курдской тематике: агентство подчеркивает, что, в отличие от других мировых держав, Россия избегает однозначных заявлений о законности или целесообразности проведения референдума.
Примечательно, что это в свою очередь вызвало явное беспокойство в Тегеране и Анкаре: курдская тема обсуждалась в ходе телефонных переговоров президентов России, Ирана и Турции, а также в ходе встречи Путина и Эрдогана. Несмотря на новые успокаивающие заявления российской стороны, очевидно, что активность российского бизнеса в курдском регионе будет и в дальнейшем оказывать влияние на позицию Москвы, что в свою очередь добавит новых сложностей в и без того довольно противоречивые отношения Москвы с ее партнерами в лице Анкары и Тегерана.
Между тем западные СМИ также отмечают, что на этом фоне итоги референдума выглядят неблагоприятными для США. Его проведение показало снижение влияния США на Ближнем Востоке при укреплении позиций региональных игроков и Москвы. Руководство Иракского Курдистана, по сути, проигнорировало давление Вашингтона, и миссия министра обороны США Мэттиса, нацеленная на достижение отсрочки референдума, фактически провалилась. При этом реальные рычаги США по давлению на курдов оказались ограниченными с учетом зависимости Вашингтона от партнерства с вооруженными силами Иракского Курдистана.
В широком смысле данная неудача США отражает провал их стратегии по формированию стабильно функционирующей политической системы Ирака, основанной на этноконфессиональной принадлежности. На деле ситуация в Ираке после американского вторжения 2003 года так и не смогла стабилизироваться, и прошедший в Иракском Курдистане референдум стал еще одним подтверждением этого.
