Герой этой статьи – безвременно ушедший из жизни Маэстро Гегам Григорян. О нем рассказывает дочь Асмик – солистка вильнюсского Оперного театра. Их разделяли 3000 километров, но сей факт никогда не являлся преградой для двух любящих сердец.
«Я всю жизнь гордилась отцом, — рассказывает Асмик. — А когда сама ступила на певческую стезю, мое восхищение папой удвоилось, если не сказать больше. Тогда я по-настоящему осознала весь масштаб его профессионализма. Папа всю жизнь был для меня человеком-праздником. Впрочем, почему только для меня? Вся детвора нашего вильнюсского двора с замиранием сердца ожидала приезда моего папы. Деда Мороза не ждали так, как ждали «дядю Гегама». Багажник его машины вмещал больше сладостей, чем мешок Деда Мороза. Похоже, папа заходил в магазин и скупал там весь кондитерский отдел. С возрастом я разлюбила сладости. Но чувство праздника осталось».
ШАРЛЬ АЗНАВУР ЛЮБИТ ПОВТОРЯТЬ, ЧТО У НЕГО ТИПИЧНО АРМЯНСКАЯ СЕМЬЯ. При том что супруга именитого шансонье — шведка. Армянской, без тени сомнения, можно было назвать и семью Гегама Григоряна, хотя и у него супруга Валерия иных кровей. Друзья и близкие ласково называют ее Лерой. Она профессиональная балерина. «Лера некогда танцевала в балете Мариинского театра Санкт-Петербурга, — рассказывает Асмик. — Сей мощный творческий организм тогда назывался Кировским театром. Познакомившись с папой, Лера встала перед выбором: связать жизнь с певцом, маршруты которого пролегают по всему миру, или продолжать выходить на поклоны в любимом театре. Лера предпочла первое». А «армянскость» семьи Григорян состояла в том, что глава семейства ни на кого не давил, но при этом все прекрасно знали, что именно он – центр мироздания и все должны крутиться вокруг него.
Рассказывают, что, когда Арам Ильич Хачатурян днем иногда ложился спать, если такая счастливая возможность выпадала, он требовал, чтобы кто-нибудь рядом шуршал. Не разговаривал, заметьте, не мешал ему, а именно шуршал. Чтобы композитор ощущал присутствие близких ему людей. Точно так же вел себя и Гегам Григорян. Какое-то время он жил во Франции: работал в престижном оперном театре в Ницце. Лера с мальчиками жила там же, на Лазурном берегу: младший — Тигран — здесь и родился. «Однажды, — вспоминает Асмик, — папа должен был выступать во Флоренции. Он не поленился проехать 600 километров, приехать за семьей и забрать ее в Италию, на премьеру. Зачем? Чтобы во время репетиций, я уже не говорю про сам спектакль, семья была рядом. Ему так было спокойней, когда все были рядом. И при этом никто не должен был попадаться под руку. Особенно в день спектакля». В окружении певца все усвоили это незатейливое правило: быть рядом и не мельтешить. Усвоили и охотно выполняли его.
«На вид папа был очень властный, – вспоминает Асмик. — Пользуясь этим, Лера то и дело журила нашкодивших мальчишек-сыновей: «Вот придет папа…» , и дальше следовала устрашающая пауза. Но приходил папа — и всем становилось понятно, что громом и молнией тут и не пахнет». Это тоже если не из серии «армянскости», то во всяком случае из серии «христианскости» семьи. Фазиль Искандер, помните, давал прекрасное определение: «Истинный христианин крепкий изнутри и именно поэтому мягкий снаружи».
«ПАПА СТРОИЛ ДОМА ПО ВСЕМУ МИРУ, — РАССКАЗЫВАЕТ АСМИК. — Но при этом всегда знал, что жить будет только в Армении». «Много я на своем веку повидал красивых городов, — признавался Маэстро. — Но что мне от этой красоты? Увидел — и хорошо. Для меня город создают люди, а не камни: надо, чтобы они были мне по нраву. Потому я и вернулся в Армению: это моя страна, мои люди, мои нравы. Нигде больше не хочу жить».
В Ереване Гегам Григорян построил для своей семьи дом. Умей разговаривать, тот поведал бы много интересного о своем хозяине. Например, какой он гостеприимный. «Хлебосольство у всех армян в крови, — уверена Асмик. — Но у папы оно было с захлестом. Он мог позвонить Лере и сказать: «Через час у нас будут гости. Сервируй стол на 30 (!) , а лучше на 40 человек». При этом все, что требовалось от Леры, — поставить приборы. Все остальное Маэстро делал сам. Как он готовил! «Когда папа бывал дома, он никого не подпускал к кухне, — уверяет Асмик, -разве что подсмотреть и поучиться. Папа многое в жизни делал по наитию. По своей богатой природе. По интуиции, которой Бог его одарил. Готовка — это тоже была его интуиция. И тут он все делал по наитию, как подсказывало ему нутро. И получалось нечто замечательное».
Гегам Григорян готовил не только для семьи и друзей. Был еще один «член семьи». Четвероногий. Дети долго «терроризировали» отца, требуя купить собаку. Глава семейства, разумеется, сдался. Но поставил два условия: пес должен быть гладкошерстым и… не лаять. Чада были согласны на все, лишь бы заполучить вожделенного щенка. В итоге в доме появилась милая таксочка. «Неужто не лает?» — удивлялись друзья. «Объясни животному, что нельзя этого делать, — смеялся Маэстро. — Мало того что лает, мне еще навязали его в «иждивенцы»: приходится еще и готовить для него».
Оказавшись в большой компании, Гегам Григорян как-то естественно становился ее доминантой. Ладно еще у себя дома, где он –хозяин. Но Маэстро доминировал везде, в любой компании. «Потому что у папы была харизма, — считает Асмик. — Это качество, которое нельзя искусственно развить в себе: оно или есть, или его нет».
Помимо харизмы в Гегаме Григоряне была какая-то хорошая важность. Достоинство. Оно проявлялось в его поведении. Он иногда позволял себе в открытую говорить о том, о чем другие умалчивали. Умел высказать свою точку зрения и настоять на ней. Что совсем не просто в творческом коллективе. Особенно при наличии коллег с южной ментальностью. Когда Гегама Григоряна пригласили на работу в ереванский Оперный театр, его попросили написать заявление: «Прошу принять на работу…» Маэстро наотрез отказался. «Прошу? — удивился он, — По-моему, это вы меня просите». Высокомерие? А, по-моему, это достоинство артиста, выступавшего на самых известных сценах и вкусившего славу. Истинно мужское достоинство. Рассказывают, что аналогичный случай произошел и со Святославом Рихтером, когда его брали на работу в московскую консерваторию. «Не знаю, рассказывал ли Святослав Теофилович про этот случай папе, — говорит Асмик. Может, и рассказывал, когда они работали в тандеме. Ведь однажды в Париже, при исполнении шубертовского цикла , в качестве аккомпаниатора папе выступал Святослав Рихтер. Факт, говорящий сам за себя. А может, это просто случайность: в жизни бывают удивительные совпадения.
КАК-ТО ПАПА ВЕРНУЛСЯ ИЗ ФИНЛЯНДИИ И ПРИВЕЗ КУЧУ ГАЗЕТ С ЗАМЕТКАМИ О СВОИХ ГАСТРОЛЯХ. Лера полистала их и пришла в замешательство: на всех папа был изображен с удочкой в руках». Оказалось, что Маэстро не хотел терять времени даром и приглашал интервьюеров не в Оперный театр, не в кафе, а… на рыбалку. Совмещал полезное с приятным. Финнам это было как бальзам на душу: у них же озер больше, чем у нас «пулпулаков», и посему у каждого второго финна сдвиг на почве рыбалки. «Папа был заядлым рыбаком, — считает Асмик. — Ему бы жить где-нибудь в Финляндии. Может, тогда пустил бы в ход огромное количество удочек, свезенных со всего мира, а то до некоторых руки так и не дошли». Маэстро своих гостей зазывал на рыбалку в Гарни, на Севан. Ловил рыбу, разумеется, не ради корысти: кошки не было, такса вряд ли стала бы эту рыбу есть, семью и без того обеспечивал свежими морепродуктами. Оставался интерес. «Им же было обусловлено папино «участие» в строительных работах, — уверена Асмик. — Это не значит, что он сам клал кирпичи в стену или обмазывал ее известью. Но он пристально следил, чтобы ремонтные работы соответствовали уровню.
Папа, говоря обо мне, с радостью признавался, что я переняла у него легкость восприятия материала, творческую хватку, активность. Это действительно так. Я никогда не стала бы певицей, будь у меня перед глазами только пример мамы (прославленной литовской певицы Ирены Милькявичуте. – А.Х.) с ее углубленными, многодневными занятиями над ролью. «Я учу роль три дня. Благо Асмик пошла в меня, — с гордостью констатировал Маэстро. — В Ереване она за пять дней выучила партию Ануш. Я только объяснил ей, что хочу видеть в этом образе».
Много еще сходных с отцом качеств Асмик может перечислить. «Но самое главное, — уверена певица, — это то, что папа умел радоваться жизни. Он прекрасно усвоил мудрость предков, которые считали что жизнь — это не те дни, что прошли, а те, что запомнились…
«Я всю жизнь гордилась отцом, — рассказывает Асмик. — А когда сама ступила на певческую стезю, мое восхищение папой удвоилось, если не сказать больше. Тогда я по-настоящему осознала весь масштаб его профессионализма. Папа всю жизнь был для меня человеком-праздником. Впрочем, почему только для меня? Вся детвора нашего вильнюсского двора с замиранием сердца ожидала приезда моего папы. Деда Мороза не ждали так, как ждали «дядю Гегама». Багажник его машины вмещал больше сладостей, чем мешок Деда Мороза. Похоже, папа заходил в магазин и скупал там весь кондитерский отдел. С возрастом я разлюбила сладости. Но чувство праздника осталось».
ШАРЛЬ АЗНАВУР ЛЮБИТ ПОВТОРЯТЬ, ЧТО У НЕГО ТИПИЧНО АРМЯНСКАЯ СЕМЬЯ. При том что супруга именитого шансонье — шведка. Армянской, без тени сомнения, можно было назвать и семью Гегама Григоряна, хотя и у него супруга Валерия иных кровей. Друзья и близкие ласково называют ее Лерой. Она профессиональная балерина. «Лера некогда танцевала в балете Мариинского театра Санкт-Петербурга, — рассказывает Асмик. — Сей мощный творческий организм тогда назывался Кировским театром. Познакомившись с папой, Лера встала перед выбором: связать жизнь с певцом, маршруты которого пролегают по всему миру, или продолжать выходить на поклоны в любимом театре. Лера предпочла первое». А «армянскость» семьи Григорян состояла в том, что глава семейства ни на кого не давил, но при этом все прекрасно знали, что именно он – центр мироздания и все должны крутиться вокруг него.
Рассказывают, что, когда Арам Ильич Хачатурян днем иногда ложился спать, если такая счастливая возможность выпадала, он требовал, чтобы кто-нибудь рядом шуршал. Не разговаривал, заметьте, не мешал ему, а именно шуршал. Чтобы композитор ощущал присутствие близких ему людей. Точно так же вел себя и Гегам Григорян. Какое-то время он жил во Франции: работал в престижном оперном театре в Ницце. Лера с мальчиками жила там же, на Лазурном берегу: младший — Тигран — здесь и родился. «Однажды, — вспоминает Асмик, — папа должен был выступать во Флоренции. Он не поленился проехать 600 километров, приехать за семьей и забрать ее в Италию, на премьеру. Зачем? Чтобы во время репетиций, я уже не говорю про сам спектакль, семья была рядом. Ему так было спокойней, когда все были рядом. И при этом никто не должен был попадаться под руку. Особенно в день спектакля». В окружении певца все усвоили это незатейливое правило: быть рядом и не мельтешить. Усвоили и охотно выполняли его.
«На вид папа был очень властный, – вспоминает Асмик. — Пользуясь этим, Лера то и дело журила нашкодивших мальчишек-сыновей: «Вот придет папа…» , и дальше следовала устрашающая пауза. Но приходил папа — и всем становилось понятно, что громом и молнией тут и не пахнет». Это тоже если не из серии «армянскости», то во всяком случае из серии «христианскости» семьи. Фазиль Искандер, помните, давал прекрасное определение: «Истинный христианин крепкий изнутри и именно поэтому мягкий снаружи».
«ПАПА СТРОИЛ ДОМА ПО ВСЕМУ МИРУ, — РАССКАЗЫВАЕТ АСМИК. — Но при этом всегда знал, что жить будет только в Армении». «Много я на своем веку повидал красивых городов, — признавался Маэстро. — Но что мне от этой красоты? Увидел — и хорошо. Для меня город создают люди, а не камни: надо, чтобы они были мне по нраву. Потому я и вернулся в Армению: это моя страна, мои люди, мои нравы. Нигде больше не хочу жить».
В Ереване Гегам Григорян построил для своей семьи дом. Умей разговаривать, тот поведал бы много интересного о своем хозяине. Например, какой он гостеприимный. «Хлебосольство у всех армян в крови, — уверена Асмик. — Но у папы оно было с захлестом. Он мог позвонить Лере и сказать: «Через час у нас будут гости. Сервируй стол на 30 (!) , а лучше на 40 человек». При этом все, что требовалось от Леры, — поставить приборы. Все остальное Маэстро делал сам. Как он готовил! «Когда папа бывал дома, он никого не подпускал к кухне, — уверяет Асмик, -разве что подсмотреть и поучиться. Папа многое в жизни делал по наитию. По своей богатой природе. По интуиции, которой Бог его одарил. Готовка — это тоже была его интуиция. И тут он все делал по наитию, как подсказывало ему нутро. И получалось нечто замечательное».
Гегам Григорян готовил не только для семьи и друзей. Был еще один «член семьи». Четвероногий. Дети долго «терроризировали» отца, требуя купить собаку. Глава семейства, разумеется, сдался. Но поставил два условия: пес должен быть гладкошерстым и… не лаять. Чада были согласны на все, лишь бы заполучить вожделенного щенка. В итоге в доме появилась милая таксочка. «Неужто не лает?» — удивлялись друзья. «Объясни животному, что нельзя этого делать, — смеялся Маэстро. — Мало того что лает, мне еще навязали его в «иждивенцы»: приходится еще и готовить для него».
Оказавшись в большой компании, Гегам Григорян как-то естественно становился ее доминантой. Ладно еще у себя дома, где он –хозяин. Но Маэстро доминировал везде, в любой компании. «Потому что у папы была харизма, — считает Асмик. — Это качество, которое нельзя искусственно развить в себе: оно или есть, или его нет».
Помимо харизмы в Гегаме Григоряне была какая-то хорошая важность. Достоинство. Оно проявлялось в его поведении. Он иногда позволял себе в открытую говорить о том, о чем другие умалчивали. Умел высказать свою точку зрения и настоять на ней. Что совсем не просто в творческом коллективе. Особенно при наличии коллег с южной ментальностью. Когда Гегама Григоряна пригласили на работу в ереванский Оперный театр, его попросили написать заявление: «Прошу принять на работу…» Маэстро наотрез отказался. «Прошу? — удивился он, — По-моему, это вы меня просите». Высокомерие? А, по-моему, это достоинство артиста, выступавшего на самых известных сценах и вкусившего славу. Истинно мужское достоинство. Рассказывают, что аналогичный случай произошел и со Святославом Рихтером, когда его брали на работу в московскую консерваторию. «Не знаю, рассказывал ли Святослав Теофилович про этот случай папе, — говорит Асмик. Может, и рассказывал, когда они работали в тандеме. Ведь однажды в Париже, при исполнении шубертовского цикла , в качестве аккомпаниатора папе выступал Святослав Рихтер. Факт, говорящий сам за себя. А может, это просто случайность: в жизни бывают удивительные совпадения.
КАК-ТО ПАПА ВЕРНУЛСЯ ИЗ ФИНЛЯНДИИ И ПРИВЕЗ КУЧУ ГАЗЕТ С ЗАМЕТКАМИ О СВОИХ ГАСТРОЛЯХ. Лера полистала их и пришла в замешательство: на всех папа был изображен с удочкой в руках». Оказалось, что Маэстро не хотел терять времени даром и приглашал интервьюеров не в Оперный театр, не в кафе, а… на рыбалку. Совмещал полезное с приятным. Финнам это было как бальзам на душу: у них же озер больше, чем у нас «пулпулаков», и посему у каждого второго финна сдвиг на почве рыбалки. «Папа был заядлым рыбаком, — считает Асмик. — Ему бы жить где-нибудь в Финляндии. Может, тогда пустил бы в ход огромное количество удочек, свезенных со всего мира, а то до некоторых руки так и не дошли». Маэстро своих гостей зазывал на рыбалку в Гарни, на Севан. Ловил рыбу, разумеется, не ради корысти: кошки не было, такса вряд ли стала бы эту рыбу есть, семью и без того обеспечивал свежими морепродуктами. Оставался интерес. «Им же было обусловлено папино «участие» в строительных работах, — уверена Асмик. — Это не значит, что он сам клал кирпичи в стену или обмазывал ее известью. Но он пристально следил, чтобы ремонтные работы соответствовали уровню.
Папа, говоря обо мне, с радостью признавался, что я переняла у него легкость восприятия материала, творческую хватку, активность. Это действительно так. Я никогда не стала бы певицей, будь у меня перед глазами только пример мамы (прославленной литовской певицы Ирены Милькявичуте. – А.Х.) с ее углубленными, многодневными занятиями над ролью. «Я учу роль три дня. Благо Асмик пошла в меня, — с гордостью констатировал Маэстро. — В Ереване она за пять дней выучила партию Ануш. Я только объяснил ей, что хочу видеть в этом образе».
Много еще сходных с отцом качеств Асмик может перечислить. «Но самое главное, — уверена певица, — это то, что папа умел радоваться жизни. Он прекрасно усвоил мудрость предков, которые считали что жизнь — это не те дни, что прошли, а те, что запомнились…
