Сразу две премьеры в постановке художественного руководителя Маленького театра при Детском эстетическом центре Ваана БАДАЛЯНА пройдут в будущем театральном сезоне: "Чайка по имени Ливингстон" Ричарда Баха в своем театре и "Макбет" Шекспира в театре им.Сундукяна. А в начале октября в "Покр татроне" была представлена новая версия совместного с итальянской труппой Versila danza проекта "Седьмое чувство" по "Книге скорбных песнопений" Нарекаци – симфоничная по глубине идеи и динамизму поэма об армянском, христианском изнурительном пути самоочищения…
Меня часто в молодых, совсем молодых людях поражает усталость – от жизни, страны, окружающих людей. Этакий тотальный нигилизм, уже почти особенность национального характера. Ваан проживает жизнь иначе – он влюблен. В день, который предстоит прожить в профессии, в своих артистов – маленьких и взрослых, в свой театр на Абовяна, 11. В суровый силуэт армянских храмов и гор, в людей, за которыми "охотится" с фотоаппаратом и делает вдохновенные портреты – каждого из 80 маленьких артистов труппы Эстетического центра, цветка, выбившегося из скалы, дерева, которое тут же из пейзажной картинки перерождается в его воображении в главный символ шекспировского "Макбета". Ваан влюблен в стихию чувств, в пластику человеческого тела. Он и во власти красоты цвета и красок: пастель или масло, уголь или акварель он ощущает почти физиологически, рисуя с упоением. "Когда попадаю за границу, первое, куда направляюсь, — это книжный магазин. В Австрии купил потрясающую книгу по технике рисования, – обязательно этим займусь".
Ваану снятся цветные сны: во сне и наяву ему приходят видения как сценические решения поэзии, прозы, драматургии. Видеоряд возникает как случайная ассоциация. Эту подспудную работу Ваан называет "бзики", то есть буквально – одержимость идеей, стремление показать людям то, что родилось в его воображении. "Когда знакомлюсь с сочинением, стараюсь запомнить первое впечатление. От одного слова вдруг может возникнуть визуальный ряд. Если сразу возникло видение – значит, буду делать спектакль. И совсем не обязательно, чтобы в основе спектакля была пьеса. В последнее время даже предпочитаю просто хорошую прозу". Она, как податливое тесто, в руках режиссера выстраивается в новую авторскую композицию.
Театр Бадаляна пронзительно музыкален. Как музыкальны фильмы Пелешяна, где драматургия киноленты – это в первую очередь музыкальная драматургия. По большому счету его спектакли – это музыкальные композиции средствами разных искусств. "Для меня музыка – царица искусств, она обладает свойством мгновенно пробиться к человеку. Не верю людям, которые говорят, что с детства понимают классическую музыку. Этому надо учиться. Для меня это было совсем не просто, и я сам себя научил слушать музыку".
Между прочим, я специально выясняла: Ваан – армянин. Почему приставала с вопросами? Потому что все пристают. Не может быть, говорят. Не может быть, чтобы армянин так мыслил. Как – так? Ваан скорее график сценического пространства, построенного на контрастах света и тьмы. Высокая культура слова, без уже привычного армянского ора и сентенций, естественная, почти скандинавская, абсолютно мужская сдержанность – европейская аура искусства Бадаляна. Он эстет сценического "кадра", самодостаточного художественного ряда в спектакле, как в эстетике Параджанова. Но параджановское восточное роскошество – не его атмосфера. Ваан скорее наследник традиций Комитаса в его безупречном ощущении меры и избирательности средств. А что его действительно роднит с Параджановым и Пелешяном – это покрытие всего пространства авторского спектакля, когда рядом с мастером нет места приглашенному сценографу или музыкальному оформителю – образы существуют лишь в синкретическом единстве авторской идеи.
Ваан родился в семье программистов, потомственных математиков и физиков. В суровые 90-е (в 11лет!) создал театр в подвале своего дома, где вопреки всему царила атмосфера праздника и где через пару лет силами дворовой детворы он поставил "Урок" Ионеско. Поступил в Театрально-художественный, в мастерскую Николая Цатуряна, от которого на всю жизнь перенял привычку к фанатичному труду без сна и отдыха и принципиальность в профессиональных предпочтениях. Именно Цатуряну он обязан важнейшим событием в жизни: режиссер привел в подвальный театр Генриха Игитяна, который со своим интуитивным умением распознавать таланты предложил 15-летнему студенту возглавить Маленький театр. "Я всегда ощущал себя под его крылом. Игитян воодушевлял меня, заряжал энергией, верой, духом. А в последние 3-4 года он так восторженно принимал наши премьеры! Говорил: "Я построю театр для Ваана!". Мечтал о новом здании Эстетического центра с музеем, филармонией, большой сценической площадкой… Очень, очень тяжело теперь без него. Самое сложное в Армении – переломить инерцию восприятия, поверить в новое – благодаря Игитяну со мной это произошло уже в начале творческой жизни".
В годы учебы французы, специально прибывшие в Армению для отбора артистов, взяли на стажировку и режиссера Бадаляна. "В Париже я понял, что "арвестагет" – самая вольная птица на свете, которой подвластно все! Если только ему удастся покорить зрителя силой убеждения". Ваан скучает по Лувру и профессионализму французских коллег, по той атмосфере, когда служители Мельпомены ходят на работу в театр, как рабочие – на завод, когда каждый знает свое дело и отвечает за качественную работу. Добротную и скрупулезную.
"Я совсем не склонен идеализировать Запад, но когда бываешь там, сравнения напрашиваются сами собой. Я обнаружил, что в массе своей армяне очень амбициозны – не в состоянии адекватно воспринимать реальность: мы "самые-самые". Это верный признак закомплексованности, неуверенности в себе, которую пытаемся таким образом перебороть. В Европе я отметил для себя и другое качество – уважение к людям: не просто к старшим, а по большому счету друг к другу. Цинизм, беспардонность, агрессивность, расталкивание локтями, грубость стали нашей жизненной атмосферой, к сожалению, указывающей на спад армянского типа homo sapiens…"
Формировать новое поколение в соответствии с высокими идеалами – не просто пожелание. Как с настоящими профессионалами, выкладываясь до конца, Ваан работает с детьми, не реагируя на ироничные шпильки коллег по поводу "возни с детским садом". Открытые, благодарные, обожающие Ваана юные артисты – как мгновенно впитывающая влагу губка. Между нами говоря, чисто детских спектаклей в театре нет или почти нет. Сказки Чуковского (в переводе на армянский) и Туманяна были поставлены в традициях Серебряного века, с ощущением игры со звуком. "?????????" — звучит как музыка знакомая "Муха-цокотуха" снова и снова, подчиняя ритму стиха пластику тела и вырастая из прерывистого детского шепота в динамику фортиссимо…
Вот философская сказка по Михаилу Энде "Театр теней Офелии", покорившая аудитории в Германии, России ("Золотая маска"), Австрии, Румынии. Фабула совсем не детская – жуткая просто. Суфлер закрывшегося театра, пожилая женщина со знаковым именем Офелия оказывается на улице без средств к существованию. К ней наведываются "лишние" тени – тени без хозяев, которые спасают ее от одиночества. А когда героиня умирает, она встречает на небесах тех людей, чьи души ее не оставляли. Всего этого экзистенциального кошмара в спектакле нет. На сцене все так утонченно, красиво, трепетно, ярко, так пластично, так музыкально!
"Юные артисты из Армении вышли на сцену Рудольфштадского театра и сыграли так, что первый фестивальный день оказался его вершиной" (Ostthuringer Zeitung). "Мне понравились все спектакли. Но я был просто счастлив видеть в день открытия фестиваля тонкую, отмеченную высоким вкусом работу артистов, приехавших из ереванского Эстетического центра. "Театр теней Офелии" произвел на меня огромное впечатление, растрогал до слез. Труппе удалось удивительным образом объясниться в любви к театру" (президент Фестиваля детских и юношеских театров в Германии Франк Грюнерт).
"Если хотя бы пять человек выберут в будущем профессию артиста, я буду считать, что работал не зря. Но даже если нет – все равно знаю, что делаю нужное дело", — говорит Ваан.
Приглашений поработать на разных сценических площадках у него немало. Но Ваан довольно разборчив, хотя и не в привычном понимании слова. "Честно признаюсь: я не могу работать с любым коллективом, просто не могу. Самое важное для меня – нравственная чистоплотность тех, с кем работаю. Я, конечно, вышел из возраста юношеского максимализма, но вопрос в том, что чистоплотность души – важная составляющая нашей профессии. Сказка, мечта не может не освящать человека искусства. Но приходится сталкиваться с тем, что нередко людям абсолютно безразлично, что играть, где играть, во имя чего. Профессионализм артиста не соотносится прямо и с выслугой лет. Часто сталкиваюсь с тем, что артист, посвятивший профессии всю жизнь, так и не приобрел элементарных навыков".
Кстати, коллектив в Маленьком театре фантастический. Там работает такая спаянная и преданная своему делу команда! Летом юным артистам по традиции организовали отдых в Цахкадзоре – атмосфера праздника как нормы жизни перенеслась на пленэр. Ладно – работа в театре. Но чтобы директор Нара Макарян просто по зову души не выходила из кухни, жарила котлеты и пекла торты на всю ораву? Чтобы Ваан возился до одурения с каждым в походах по горам и историческим памятникам да еще убирал в столовой тарелки? Чтобы артист и режиссер Арсен Хачатрян, которому в обличье Поприщина и Нарекаци дивятся на Западе, разжигал костер и заводил массовиком-затейником всю детвору в режиме нон-стоп?!
…Ваан Бадалян работает в духе сегодняшнего дня – он идет по пути вычеркивания использованных возможностей, стараясь не повторять ни других, ни самого себя – разнообразие стилевых решений не дает устать от однообразия, в котором иные театры томятся десятилетиями.
"Мы будто всем армянским миром зациклены на том, чем недовольны, чего не хотим, постоянно твердя только о плохом. А может, надо нацелиться на то, чтобы доминантой стало то, что я, ты, каждый из нас хочет осуществить? Не "тошнит от всего", а "я хочу, чтобы было так…" По внутреннему ощущению театр – это единственное, чем бы я хотел заниматься – я хочу так жить. И если ты заслужил, тебя оценят обязательно – стереотип голодного и нищего театрального деятеля – всего лишь стереотип. Если ты голоден, то в этом наверняка есть и твоя вина".
Ваану снятся сны, которые становятся явью – на сцене и в жизни. Кто знает, может, его бесконечная вера, по-настоящему мужская доброта и волевой характер однажды изменят и облик Маленького театра. И, как когда-то мечтал Игитян, возникнет здание с современным техническим оснащением, со штатными единицами для артистической труппы, а их до сих пор у театра нет.
Маленький театр в вольном переводе звучит как "Театр мечты" Ваана Бадаляна.